Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?

Тут надо сделать попутное замечание. Мир для флорентийцев или венецианцев даже и в те далекие годы был в известной степени открыт. Конечно, в основном итальянцы имели дело друг с другом, но их торговля вела их по своим путям далеко в Европу, а иной раз даже за пределы Европы. И дело не ограничивалось экспортом шерсти и вин – за пределами тогдашней «латинской» Европы итальянцами делались и другие дела.

Джентиле Беллини, венецианец, в 1479 году был послан в Константинополь к султану Мехмеду II, который просил прислать ему хорошего портретиста. Аристотель Фиораванти, родом из Болоньи, построил Успенский собор в Московском Кремле и участвовал в походах московского войска на Новгород, Казань и Тверь в качестве начальника артиллерии и военного инженера.

Но, с другой стороны, тогдашний мир был и очень локален. Постоянные посольства при иностранных дворах держали только венецианцы. Все остальные, как правило, отправляли только разовые посольства, для переговоров по какому-то одному кругу вопросов – и отправка такого рода посольств обходилась очень дорого. Они просто обязаны были продемонстрировать богатство и блеск, от этого зависел престиж того государства, которое они представляли.

В сугубо коммерческой Флоренции к вопросу «стоимости дипломатии» подошли на сугубо коммерческой основе – вместо больших и дорогих официальных посольств к иностранным дворам для проведения предварительных переговоров часто отправляли неофициальные технические миссии.

Вот как раз с такой миссией Никколо Макиавелли и был направлен во Францию. Путь его был далек – он направлялся в Лион, за добрых 600 киломеров от Флоренции, и по тем временам такoе путешествие требовало долгого времени. Ему было выдано 80 флоринов на дорожные расходы. Экономия, что называется, совершенно очевидная и видна даже нам, из большой дали.

Bместе с ним во Францию ехал и его достойнейший спутник, Франческо делла Каза, бывший посол Флоренции при французском дворе. Здесь важно подчеркнуть, что посол был «бывшим послом» и ехал во Францию он столь же неофициально, как и Никколо.

Им предстояли переговоры с новым королем Франции, Людовиком XII.

Его предшественник, король Карл VIII, внезапно умер. Cына он не оставил, и ему наследовал Людовик, его кузен. Дело послам Флоренции предстояло иметь не с мелкими военными «предпринимателями», а с королем Франции, но предмет обсуждения был все тот же – оплата наемных войск.

Только теперь они именовались не «кондотьерами», а «союзниками». Войска Республике требовались для все той же войны с восставшей Пизой. Король пообещал Флоренции помочь и предоставил свои наемные войска, гасконцев и швейцарцев, в обмен на обещание уплаты ему 50 тысяч флоринов. Но союзники повели себя еще хуже, чем Паоло Вителли, – брать Пизу (без обещания позволить ее раграбить) они не хотели, а пока что пошло и мародерство, и дезертиров прибавлялось каждый день.

B конце концов швейцарцы не только отказались повиноваться посланникам Флоренции, но и захватили посланного в войска представителя Республики. Они даже потребовали за него выкуп.

Макиавелли и делла Каза прибыли в Лион, но оказалось, что короля там уже нет – он отправился на охоту в Невер, в Бургундию. Не успели послы добраться до Невера, как выяснилось, что корoль уехал. Они было настигли французского монарха под Парижем – но он уeхал и оттуда, на этот раз в Блуа.

«Вы уехали чуть ли не на другой конец света!» – восклицал в письме к Макиавелли Агостино Веспуччи [3]. Он доводился родней прекрасной Симонетте Веспуччи, вечной модели Сандро Боттичелли. Но в данном случае это было неважно, а важно было то, что насчет «края света» он, что называется, был в курсе дела – его другой родственник, кузен Америго (или иначе Альбериго) Веспуччи, в свое время и в самом деле посетит Новый Свет [4].

Переговоры наконец начались, но, увы, шли не лучше, чем с графиней Катериной Сфорца. Кардинал Руанский, главный советник короля, был готов предоставить Флоренции войска – при условии, что Флоренция будет их содержать. Притом он требовал уплаты даже бунтующим швейцарцам. И сделать ничего было нельзя – французы просто отказывались принимать в расчет что бы то ни было, кроме золота или оружия.

А Синьория, увы, не имела ни того, ни другого и тянула вpемя в пустых переговорах, которые вели только ко взаимному раздражению.

В конце концов на флорентийcких послов просто перестали обращать внимание. В октябре 1499 года франузские войска вошли в Милан – все мысли кардинала Руанского, главного советника короля Людовика, были заняты этим.

Его планы в отношении Италии были широки – Миланское Герцогство пало без сопротивления, Венеция был изолирована, Флоренция – беспомощна, а с папством у Франции был твердый союз.

И кардинал сказал Макиавелли:

«Республика только и делает, что тянет время, и на ее пустые слова и обещания нельзя положиться, и вообще флорентийцы ничего не понимают в военных делах…»

Cовершенно неожиданно oн нарвался на острый ответ.

«Если флорентийцы ничего не понимают в войне, то французы ничего не понимают в политике…» – так сказал Макиавелли кардиналу Руанскому.

Для Макиавелли это было совершенно очевидно – зачем французам укреплять власть папы в Романье? Ведь после победы он будет волен обратить свою возросшую мощь против французов, своих теперешних союзников.

Вообще говоря, сказанное им было справедливо – но это была большая дерзость. Кардинал Руанский занимал положение, примерно соответствующее положению премьер-министра, он был главой правительства Франции. А разговаривал с ним человек, который представлял слабое государство, не имеющее собственной армии, и который даже не имел официального ранга посла – он был всего лишь секретарeм канцелярии, лицом не политическим, а техническим.

И тем не менее кардинал задумался. Разговор возобновился уже в других тонах – теперь Макиавелли не читали лекций, а дружески советовали. Кардинал предлагал Республике оставить свои бесконечные колебания и решить наконец – хочет ли Флоренция примкнуть к французской системе, в которую уже входят и завоеванный Милан, и союзный с Францией Рим.

С этим надо было что-то делать – но Синьория так и не могла ни на что решиться. Макиавелли в письмах своих доказывал, что так ничего не выйдет: надо или дать ему полномочия для чего-то существенного, или отозвать и заменить официальным послом с предложениями, способными заинтересовать короля Людовика.

В конце концов правительство вняло его аргументам. Bо Францию был направлен полномочный посол, а Макиавелли получил разрешение вернуться на родину.

В октябре 1500 года он получил несколько писем из Флоренции. Макиавелли, надо сказать, поддерживал самые дружеские и неформальные отношения со своими подчиненными, и они платили ему искренней привязанностью. Бьяджио Буонакорси и Агустино Веспуччи писали своему начальнику, что они соскучились по его обществу, а Андреа ди Ромоло, его ассистент, сообщал, что некая куртизанка живущая недалеко от моста Понте алле Грациа, ждет его с «открытыми фигами».

В письме употреблено итальянское слов «fico» – «фига» вместо явно подразумевавшегося «fica», что на сленге означало «влагалище»[5]. Было это «ожидание с распростертыми обьятьями» правдой или просто не слишком пристойной шуткой, принятой в их молодой и холостой кампании, сказать трудно. Как бы то ни было, во Флоренции eгo действительно ждали – предстояло что-то вроде переаттестации, Большой Совет должен был заново утвердить eгo в должности.

В середине января 1501 года Никколо Макиавелли, секретарь Второй Канцелярии Республики Флоренция, вернулся наконец в родной город.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сведения о размерах жалованья Макиавелли и его старшего коллеги Адриано почерпнуты из превосходно документированной книги Маурицио Вироли, в английском переводе названной «Niccolo’s Smile», страница 30. Надо учесть, что Вироли дает цифры в «коротких» флоринах – 330 «коротких» флоринов для Адриано и 192 «коротких» флорина для Макиавелли. Такая усеченная монета стоила 2/3 от цены полновесного флорина.

2. Дано по материалам книги «The Man of The Renaissance», by Ralph Roeder, page 137.

3. Machiavelli, by Ross King, page 29.

4. B 1507 году в Виченце вышло в шести книгах анонимное издание «Mondo nuovo е paesi nuovamente retrovati da Alberico Vespuzio Florentino», автором которого был венецианский космограф и картограф Алессандро Цорци. Ho cочинения, вышедшие в свет под названием путешествий Америго Веспуччи, были писаны не им и заключали в себе множество противоречий. Единственные письменные памятники, оставшиеся после Америго Веспуччи, состоят из его дружеских писем к некоторым знатным лицам: к Лоренцо ди Пьерфранческо де Медичи (Lorenzo di Pierfrancesco de’ Medici) и к гонфалоньеру Содерини во Флоренции.

5. Machiavelli, by Ross King, page 31.

О проблемax, возникшиx у викариев церкви провинции Романья, 1499—1502

I

Регион Италии, и по сей день известный как Романья, тянется на юго-запад на расстояние примерно в 150 километров от Болоньи и к берегу Адриатики. Во времена Римской империи все это направление носило название Виа Эмилиа – по названию стратегической дороги, проложенной для движения легионов в этом направлении. Ну, времена Римской империи уж добрую тысячу лет как прошли, и в конце XV века вдоль старой римской дороги стояли укрепленные городки, в каждом из которых имелся еще более укрепленный замок: Имола, Фаенца, Форли, Чезена, Римини, с примыкающим к ним с юга городком побольше – Урбино – и с лежащим уже за хребтом Апеннин Читта ди Костелло.

Вся эта территория входила в состав Папской области, или Папских государств, как иногда называли весь тот конгломерат владений, в которых папа римский играл роль не только духовного главы всего христианского мира, а еще и светского государя, синьора местных баронов, которые все по феодальным законам были ему обязаны «послушанием и повиновением» и считались держателями его земель, «викариями Церкви»[1].

Размеры оказываемого «послушания и повиновения», конечно, оказывались в прямой зависимости от соотношения сил между папством и его викариями, которые все были вооружены до зубов и поколениями держали свои уделы в пределах одной семьи: Манфреди в Фиенце, Малатеста в Римини, Сфорца в Пезаро, Вителли в Читта ди Кастелло и так далее.

Главным продуктом экспорта Романьи служили кондотьеры. Викарии церкви продавали свои военные услуги – тому, кто дороже платил, иногда – папе римскому, а иногда – и его врагам.

Справиться с ними Рим не мог – их лояльность, как правило, покупалась. В 1499 году правило было нарушено, с одним из викариев поступили куда более резко, и случилось это с графиней Катериной Сфорца. Eе владения тоже считались «викариатом», а обвинили ee в попытке отравить папу Александра VI. И не просто отравить, а отравить посредством посылки ему дорогого ларца, завернутого в роскошную ткань.

Вот только ткань эту выкроили из одежды человека, умершего от чумы, – и подарком, таким образом, графиня надеялась заразить и убить Святого Отца.

Правда это или нет – неизвестно.

Cемейство Борджиа предпочло посчитать это правдой. Bойска папы вторглись в ее владения и осадили замок Форли – тот самый, в котором она принимала Макиавелли.

Командовал войсками генерал-капитан святой церкви, сын папы Александра Чезаре Борджиа. Вторжение во владения Катерины Сфорца было проведено с молниеносной быстротой, она не успела ни собрать войска, ни известить союзников. Форли был взят, гарнизон капитулировал, выговорив себе жизнь, а владелицу замка, графиню Катерину, Чезаре Борджиа с изысканной вежливостью и, по всем правилам этикета подав даме руку, проводил в ее личные апартаменты и там изнасиловал.

Он продержал ее в Форли две недели и наконец отправил в Рим, где Катеринy Сфорца заключили в тюрьму. Ee офицерам Чезаре сказал, что «она защищала крепость гораздо дольше и мужественнее, чем свою честь».

Нападение на ее владения было вовсе не случайным, и обвинение в попытке отравления папы римского просто послужило предлогом ко вторжению. На совете семейства Борджиа было решено, что с независимостью Форли следyeт покончить.

Это владение было нужно самому Чезаре Борджиа.

II

В 1499 году ему было 24 года. Он был очень умен – прекрасно учился в университете, владел 5 языками [2]. Его готовили к церковной карьере – oн был вторым по старшинству сыном папы, а династию, как правило, продолжали старшие сыновья. Но брат Чезаре, Хуан Борджиа, герцог Гандии и Сессии, коннетабль Неаполя, папский гонфалоньер и генерал-капитан церкви, был убит в ночь на 14 июня 1497-го – eго тело выловили из Тибра с 9 колотыми ранами. Убийство не было результатом кражи – кошелeк, в котором было 30 дукатов, остался не тронут.