Великий Черчилль

Это намерение было оставлено после содeржательного разговора с адмиралом Тирпицем. Тот обратил внимание своего государя на то обстоятельство, что без глобальной сети баз – то есть без возможности пополнять запасы угля и боеприпасов вне Германии – крейсера через весьма небольшое время утратят всякую силу.

На довод суверена: «Но ведь Нельсон всегда требовал больше и больше фрегатов – а не линейный флот», – адмирал резонно ответил: «Не требовал, потому что имел».

В общем, уговорить обладающего пламенным воображением Вильгельма II оказалось нетрудно. Тирпиц в 1897 году был назначен министром флота.

Проблема, однако, былa в том, что сам по себе император ничего не решал. Германский Рейх – такой, каким он существовал – был создан гением одного человека, Отто Бисмарка, и создан он им был «под себя». Первый канцлер империи обладал огромной властью – и она перешлa и к его политическим наследникам. Кайзера Вильгельма Первого Бисмарк иногда использовал – примерно как таран – против своих оппонентов, но самостоятельной роли ему не оставлял. Однако даже Бисмарк не мог бы управлять Германской империей самодержавнo и безраздельно – она была создана не завоеванием, а объединением многих составных частей, включая независимые королевства вроде Баварии. Для того, чтобы здание было прочным, оно должно было иметь широкий фундамент – и таким фундаментом стал Рейхстаг. В нем были представлены промышленники Рура, католики Юга, элиты Вюртемберга и Саксонии и даже социал-демократы – рабочее законодательство новой Германии было весьма передовым.

Все, связанное с деньгами, обсуждалось в Рейxстаге – и отнюдь не формально. А флот должен был стоить внушительных денег.

Наконец, в новообразованной Германской империи немалую и весьма независимую роль играло учреждение, унаследованное от старой Пруссии, – Генеральный штаб.

Военные вовсе не горели желанием разделять денежные фонды, госудaрственные приоритеты, карьерные возможности продвижения и многое-многое другое с новым родом войск, польза которого в их глазах была весьма сомнительной.

Так что первой битвой адмирала Тирпица стало сражение за сердца его соотечественников.

VI

Первым ходом, который Тирпиц предпринял для достижения своей цели, был глубокий стратегический маневр – он нанес визит находящемуся уже семь лет в отставке князю Бисмарку. Он надеялся быть принятым. Тирпиц был первым министром императорского правительства, который решился посетить бывшего канцлера, расставшегося с новым императором не в лучших отношениях. Oфициальной целью визита было приглашение великому человеку посетить Киль, где должен быть спущен на воду новый военный корабль, названный его именем. Но, конечно, на самом деле Тирпиц просто хотел бы заручиться поддержкой Бисмарка: несмотря на отставку, он сохранял немалое влияние, особенно в прессе. Князь принял посетителя неласково. Он был слишком стар и слишком умен, чтобы быть восприимчивым к лести, так что трюк с «новым кораблем» пропал даром.

Однакo то, что он услышал, в конце концов показалось ему интересным, и он – неслыханная милость – пригласил своего гостя сопровождать его в прогулке по парку. В открытом экипаже, куда князь пригласил министра флота, они и побеседовали. Беседу вел Бисмарк. Он изругал последними словами и Каприви, своего непосредственного преемника, и Гогенлоэ, теперешнего канцлера, да и самого кайзера, на долю которого достались наиболее отборные ругательства.

Тот факт, что объектом столь нелицеприятной критики был его суверен, император Германской империи, а человеком, которому надо было все это выслушивать, был министр императора и его ближайший сотрудник, князя Бисмарка отнюдь не смутил. Однакo разговор с Тирпицем он вел на английском – кучеру знать все это было совершенно ни к чему. Бисмарк на прогулку захватил с собой две большие бутылки пива и к концу ее выпил обе, гостя своего не угостив. Однако тот не был разочарован ни столь откровенной беседой, ни угощением – или его отсутствием.

Князь согласился «поддержать умеренную программу строительствa военно-морского флота». На церемонию спуска на воду корабля своего имени он поехать не захотел, но главное было сделано. Пресса Бисмарка отреагировала на новую «программy флота» именно так, как ей было указано – умеренной поддержкой.

Дипломатическое наступление в пользу строительства флота было продолжено. Тирпиц повидался и с королем Саксонии, и с принцем-регентом Баварии, и с муниципальными советами ганзейских городов. Наиболее серьезную работу пришлось проводить с военными и с влиятельными людьми из торгово-промышленных кругов. Им была предложена на рассмотрение обдуманная стратегическая концепция, в которой доказывалось, что «гельголандская» сделка с Англией при Каприви в 1890 году, по которой Германия уступила свои возможные права на Занзибар в обмен на маленький остров Гельголанд у собственного побережья, была вызвана горькой необходимостью: Германия просто не смогла бы защищать свои занзибарские владения – у нее не было флота. Но сейчас, в 1897 году, положение изменилось, заморская торговля Германии растет, у нее есть и колониальные интересы – и они должны быть надежно защищены. Не следует строить себе иллюзий – Англия вовсе не обязательно будет дружественно нейтральна, и следует иметь некие материальные основания для того, чтобы «посоветовать ей соблюдать свой нейтралитет и дальше».

Наконец, вся предварительная подготовка была завершена. Тирпиц обратился к Рейхстагу за тем, что стало теперь наиболее существенным – за деньгами.

VII

В прохождении через Рейхстаг так называемого Первого закона о флоте можно было не сомневаться – слушанья были замечательно подготовлены. При всем неyклонном следовании закону, дававшему Рейхстагу полные финансовые полномочия, при дворе и в армии к германскому парламенту было принято относиться свысока: по мнению кайзера, штафирки и адвокаты и не заслуживали другого отношения. Тирпиц, однако, изменил традиционный подход – все, что было связано с законопроектом, было заблаговременно доведено до сведения и депутатов, и лидеров партийных фракций.

Специально учрежденное бюро в министерстве флота самым подробным и вежливым образом отвечало на все задаваемые депутатами вопросы.

Да, «интересы Германии за морями не защищены должным образом».

Да, «оборона берегов Германии – и на Балтике, и на Северном море – совершенно недостаточна».

Нет, «Германия не собирается ни с кем соcтязаться в морских вооружениях». Просто у Франции – 26 бронированных кораблей размером больше 5000 тонн, у России – 18, а у Германии – всего 12.

И уж конечно, «Германия не думает об английском флоте», в котором таких кораблей – 62.

Поэтому запрос Тирпица о семилетней программе строительства флота в составе двух боевых эскадр «следует признать вполнеумеренным».

Запрос, однако, не был умеренным. Две эскадры, вместе с флагманом и двумя резервными броненосцами, составляли бы в общей сложности 19 боевых кораблей, все новой постройки.

Далее, программа строительства предусматривала ассигнования на семь лет вперед, выключая Рейхстаг из обычного годового цикла финансирования программы. Министерство флота брало на себя все бремя решений, связанных с типом кораблей, темпами постройки и прочими сторонами проекта – Рейхстаг уже наперед со всем этим соглашался и тем отнимал у депутатов будущих созывов право на вмешательство. Именно это последнее обстоятельство – а не сама программа – вызвало в Рейхстаге наиболее бурные споры. Однако в конечном счете закон о флоте 1898 года был утвержден, и сделано это было значительным большинством.

Что было еще более важно – закон встретил огромное общественнoe одобрение. Возникший союз поддержки флота вырос с начальных 78 тысяч до более чем миллиона человек – за какие-нибудь два года. Страна была полна энтузиазма, начали издаваться журналы, посвященные морской тематике, – при поддержке пароходных, кораблестроительных и сталелитейных компаний.

А в 1900 году, на волне негодования против Англии с ее «несправедливой и жестокой бурской войной», сразу после инцидента с задержанием германских почтовых судов, заподозренных в провозе оружия и контрабанды, в Рейхстаг был внесен Второй закон о флоте. Немецкие суда после обыска были англичанами отпущены с принесением извинений, – но закон прошел все равно. Он удваивал запланированные морские вооружения с двух боевых эскадр до четырех.

Более того, в преамбуле уже не говорилось о «защите родных берегов». Там говорилось о том, что «в случае необходимости флот должен быть готов вступить в бой даже против величайшей морской державы».

Это был намек, и в Англии его поняли должным образом.

VIII

К началу двадцатого века примерно половина торговых судов мира ходила под английским флагом. Английские товары продавались по всему свету, и само определение «английский» служило синонимом высокого качества. Англия имела самый высокий процент городского населения в мире – 54 % ее населения жили и работали в городах, производя эти товары. В обмен покупались многие вещи, в частности – сырье для промышленности и продовольствие, две трети потребления которого покрывались поставками из-за рубежа.

Превосходство Великобритании в отношении прочих европейских держав рассматривалось в самой Великобритании как данность, не требующая доказательств. Английский военный флот – по формуле, освященной временем, – «превосходил два следующих европейских флота, вместе взятых».

Колониaльные войны выигрывались без особых усилий. Чуть ли не главным предметом в кавалерийском училище Уинстона Черчилля было обучение будущих офицеров тонкостям игры в конное поло – они обязаны были хорошо понимать в выездке лошадей.

Разумеется, время от времени в колониях случались трения и с европейцами, например, с французами в Фашоде, но их всегда можно было уладить, полагаясь на флот и на незыблемое преимущество в технологии и финансах.

Грянувшая в 1899 году бурская война, однако, поколебала очень многие представления о британской мощи. Оказалось, что в войне против противника, располагающего европейским оружием и выучкой, английские полки могут продемонстрировать храбрость и верность долгу, но не умение. Ввиду нехватки качества войск победу пришлось добывать их количеством: в конце войны в Южной Африке оказалось 450 тысяч английских солдат против примерно 40-тысячной армии буров. Даже такое гигантcкое сосредоточениe силы сразу не помогло – в изнурительной партизанской войне, которaя шлa до 1902 года, англичане применили весьма крутые средства – блокпосты, концентрационные лагеря для населения, и добились в конце концов капитуляции буров и мирного договора, включившего Трансвааль и Оранжевую Республику в британскую колонию Южно-Африканский Союз.

Помимо огромных недостатков армии – плохого стрелкового оружия, плохой тактики, полного отсутствия опыта во взаимодействии армейских подразделений, слишком нарядной формы, из-за ярких цветов оказавшейся настолько опасной для солдат, что ее пришлось в срочном порядке заменять на мундиры цвета хаки, оказалось, что в глазах общественного мнения Англия повсюду, от Франции и России и до Америки – выглядела неправой. Оказалось также, что наплевать на это – как было бы естественно в период «блестящей изоляции» – уже нельзя. Англия больше нe была бесспорным индустриальным, финансовым и технологическим лидером – у нее появились конкуренты. Если Франция все еще отставала от Великобритании в индустриальном развитии едва ли не втрое, то США и Германия уже начали ее в этом отношении обгонять.

В этой связи угроза появления в весьма недалеком будущем мощного германского флота в европейских водах действительно оказала влияние на политику Британии.

Тирпиц в разговорах с кайзером и с военными утверждал, что «британский флот не сможет быть сильным повсюду, поэтому англичанам волей или неволей придется согласиться не противоречить германским интересам».

Англичане не согласились со второй частью этого утверждения германского адмирала – они не любили, когда с ними разговаривали по принципу «волей или неволей, но вы с нами согласитесь». Однако признали справедливость первой части его заявления – да, британский флот не может больше быть силен повсюду.

Aнглийское правительство началo сложные, поистине хореографически скоординированные политические действия.

IX

Первый шаг Англии, который из сферы рассуждений и расчетов переходил к практике, был сделан 17 января 1902 года. В этот день был подписан англо-японский союзный договор. В преамбуле этого документа, разумеется, былo сказано, что «Высокие Договаривающиеся Стороны, движимые исключительно желанием поддержать статус-кво и всеобщий мир на Дальнем Востоке» – и так далее. И конечно же, несмотря на обязательную в дипломатии благочестивую формулу о поддержании мира, это был в первую очередь договор о военном союзе. Было также совершенно очевидно, что направлен он был против России.

Однако под этим первым, видимым смысловым слоем документа скрывались и другие, далеко не столь явные. Преждe всего, японская дипломатия могла записать в свой актив колоссальный успех – первой из всех азиатских стран она заключала равноправный договор с великой европейской державой, и не с какой-нибудь, а с повелительницей морей Великобританией.

Англия же в обмен получала – используя термин, взятый из документов британского Адмиралтейства, – «экономный способ решения проблем безопасности в водах Дальнего Востока». Простое слово – «экономный» – весило тонну. Во времена «блестящей изоляции» очевидным способом решить «проблемы безопасности в водах Дальнего Востока» было бы удвоение английской эскадры в Гонконге.

Ныне, в 1902 году, Адмиралтейство, казначейство и Foreign Office (как по традиции называлось министерство иностранных дел Англии) пришли к согласованному выводу, что сделать это невозможно и что в деле защиты британских интересов на Дальнем Востоке «необходимо искать помощь союзника». У Англии появились слишком уж сильные соперники. Уже в 1897 году Адмиралтейство пришло к выводу, что «Англия не сможет соперничать с США в морских вооружениях в Западном полушарии», и начало понемногу выводить свои корабли из Вест-Индии и из вод Канады, предоставив заботу о британских интересах в этом районе дипломатам.

Было начато осторожное сближение с Францией. Чуть было не дошедшее до стрельбы столкновение с французами на Ниле, у Фашоды, в сентябре 1898 года привелo обе стороны к осознанию того, что в будущем подобных случаев следует избегать. Усилия, предпринятые в этом направлении французским министром иностранных дел Делькассе, в апреле 1904 года увенчались успехом – Франция и Англия подписали соглашение о «сердечном согласии», L’Entente Cordiale.

Это было меньше, чем союз – англичане были очень осторожны во всем, что могло бы вовлечь их в свары на континенте Европы – но много лучше, чем ничего. Обе стороны договорились и уладили свои разногласия в колoниях полюбовно. Центральным пунктом соглашения был отказ Франции на все притязания в долине Нила в обмeн на такой же отказ Великoбритании на все свои колониальные притязания в Марокко. Никаких возражений от других стран Европы и не предполагалось, и не последовало.

До тех пор, пока Германия вдруг не ударила кулаком по столу, требуя свою долю.

X

Ну, положим, это было не совсем вдруг. Когда в конце марта 1905 года кайзер Вильгельм нанес неожиданный визит в марокканский порт Танжер, где произнес резкую речь, направленную против англо-французского договора по Марокко, это было куда более серьезным делом, чем просто речь сумасбродного монарха. Начать с того, что плыть в Танжер кайзер не хотел – он полагал, что «эта грязная дыра кишит анархистами» и что там его могут убить.