– И в дыму узнала, старая ведьма?
– Силу твою почуяла. Силу великую!
– Ворожишь, как в детстве моем?
– Так забавляла я тебя тогда, забавляла, княгинюшка! Не ворожея я, нет, знахарка я простая, знахарка. Травами заболевших пользую, кровь заговариваю, разродиться бабам помогаю.
– И с духами черными за полночь беседы ведешь? Почему огонь в пещерке жгла? Кому знак подавала?
– Тебе, светлая, тебе, завтрашняя королева…
– Что?
– Знаю. Знаю это, открылось мне. Потому и говорю…
В пещерке были дружинники. И, может быть; поэтому Ольга резко, чтобы и за входом слышали, выкрикнула:
– Молчи!..
Старуха увяла, залопотала беспомощно:
– Как велишь, как велишь…
– Молчи, – сурово повторила княгиня. – Отвечай, что спрашивают, ради ответа твоего и пришла сегодня. Скажешь правду – жива останешься, солжешь – на костер пойдешь.
– Княгинюшка светлая, пощади старость мою!
– Князья не щадят. Князья милуют.
– Помилуй…
Ольга оглянулась через плечо, бросила страже:
– Выйдите все. И ты тоже, боярин Хильберт.
Дружинники вышли, сталкиваясь мощными плечами в тесном проеме пещерки. Следом за ними вышел и молодой статный боярин. Старуха тихо выла, лежа на полу.
– Встань, – брезгливо сказала княгиня. – Гляди мне в глаза и отвечай коротко: да или нет.
– Да или нет, – зачем-то повторила колдунья. Ольга молчала, сурово смотрела в упор. Старуха не только не отводила глаз, но даже не решалась моргать. Княгиня молчала долго, испытующе глядя на нее. Наконец спросила резко:
– Кто сильнее, твои чернобоги или Бог христианский, которого они называют Иисусом Христом?
На этот вопрос невозможно было ответить ни «да», ни «нет». И княгиня со злым любопытством ждала, как старая ведьма выпутается из трудного положения. А старая беззвучно плямкала губами, не решаясь произнести не то что слова – звука единого. Потом вдруг воздела обе руки и рухнула на колени:
– Казни. Лютой казнью казни меня, княгиня, но Бог христианский сильнее всех!..
Ольга помолчала. Сказала, понизив голос:
– Есть такое средство, чтобы, выпив его в вине, человек уснул, но так, чтобы сон ему прекрасный приснился? А утром чтобы встал и всегда помнил бы об этом сне?
– Приворотное зелье? – догадливо шепнула старуха.
– Знать не хочу. Чтобы сил своих не потерял во сне. Сил и желаний. Чтобы только о них и помнил.
– Есть, княгинюшка светлая, есть… – бормотала старуха, роясь на полке, заваленной кореньями и сушеными травами. – Вот, княгинюшка светлая…
– Сколько нужно на кубок?
– Две щепоти всего. Две щепоти твоих. Только приласкать уснувшего надо, приласкать.
– Приласкать? Кого приласкать, старая?
Старуха испуганно примолкла. Ольга спрятала холщовый мешочек в складках платья. Сказала с нешуточной угрозой:
– Если проболтаешься кому, палач очень медленно замучает тебя на растяжках. Поняла, старая?
– Пожалей старость мою, княгинюшка!.. – в ужасе закричала старуха.
И пала ниц пред Ольгой. Княгиня, подумав самую малость, высоко подобрала подол платья, перешагнула через лежащую старуху и вышла из пещеры.
К ней подвели коня, подсадили в седло. Ольга молчала, напряженно размышляя.
– В Киев? – тихо спросил молодой боярин.
– Что, Хильберт?.. – Княгиня очнулась. – Да. Да, да, да, я поняла, поняла. Это было – да.
Боярин ничего не понял, но решил уточнить:
– А со старухой что делать?
– Со старухой?.. – только на миг задумалась Ольга. – Меч при тебе? Тогда сам должен знать.
И первой тронула коня.
Двое дружинников выволокли колдунью из пещеры, стащили к берегу, бросили на песок.
– Раз… Два…
Еще до третьего счета из пещерки ящерицей выскользнула молодка, назвавшаяся Родимкой. И исчезла в прибрежном кустарнике.
Тускло блеснул меч в предгрозовых зарницах, и седая голова старухи скатилась на песок.
4
Свенельд еще в раннем детстве взял в руки боевой меч, а в двенадцать лет уже был зачислен в младшую дружину князя Игоря. Воевал отважно и умело, добился почестей и богатства, став к зрелым годам первым воеводой Великого княжества Киевского с правом набирать собственную дружину. Для прокорма ее ему была пожалована вся Древлянская земля, которую он, кстати, и привел под руку князя Игоря. С древлянами, которых примучил, выражаясь языком тех времен, он жил в мире и согласии, устраивая для них празднества во время ежегодного осеннего полюдья, а потому и дань, что он взимал при этом, не казалась древлянам такой уж нестерпимо обидной.
Игорь доверял ему в делах государственных, прислушивался к его советам, но держал на расстоянии и не только что в друзьях – при личном дворе не числил. Свенельд не обижался, поскольку знал причину: он вырос во Пскове, и детство его прошло в тесном общении с дочерью князя Олега Ольгой, ставшей в десять лет супругой князя Игоря. И даже рад был такому отчуждению от княжеского двора, потому что долго не мог забыть о своей первой детской влюбленности. Он унаследовал от матери чисто славянскую преданность, друзей не забывал, и превращение веселой и умненькой подружки детских проказ и игр в великую княгиню переживал долго и тягостно.