Александр Невский

К концу третьего дня поисков он собрал два десятка дружинников, половина из которых была ранена. Дружинники оказались незнакомыми, служили князю Юрию, но золотая княжеская цепь на груди Яруна сразу убедила их в его праве отдавать приказы, и он повел их к усадьбе на крупной рыси. Добравшись до нее, велел всадникам спешиться, взбежал на крыльцо и распахнул дверь.

И остолбенел, увидев вдруг постаревшего, потерянного хозяина, жалко притулившегося пред иконой:

– Где князь Ярослав?

– Уехал, – не поднимая головы, тихо сказал хозяин. – За ним его дружинники прискакали.

– Ну и слава Богу, – Ярун перекрестился. – А ты почему будто из седла выбитый? Где Милаша?

– Увез он ее, – еле слышно ответил старик. – Мать с той поры в беспамятстве…

– Куда увез? – крикнул Ярун. – Куда умчал, спрашиваю?

– Будто в Переяславль…

Старик бормотал что-то еще, но Ярун уже выбежал на крыльцо:

– По коням!..

В княжеском дворце Переяславля пировали, когда распахнулась дверь и вошел Ярун. Все примолкли, а сидевший рядом с князем Стригунок посерел вдруг и протянул растерянно:

– Никак, с того света…

– Где Милаша, князь Ярослав? – тихо спросил Ярун. – Верни ее мне, и ни о чем боле не спрошу.

– Кто такая? – не без смущения забормотал Яро-слав. – Ведать не…

– Милаша. Моя Милаша. – Ярун шагнул к столу, в упор глядя на Ярослава. – Так ты отплатил за спасение свое?

– Что с воза упало… – начал было Стригунок.

– А ты… – Палец Яруна уперся в него. – Ты молчи. Ты один знал, что я без кольчуги тогда выехал, ты… Ты страшной смертью умрешь.

– Молчать, смерд! – закричал наконец-то пришедший в себя князь. – Вон, пока жив. Видеть тебя не желаю!

– И я тебя, князь Ярослав, – тихо сказал Ярун. – Как вольный витязь объявляю тебе, что отъезжаю от тебя навсегда.

Рванул с шеи княжескую золотую цепь, швырнул ее на стол перед Ярославом и вышел.

Глава вторая

1

Субедей-багатур – приземистый, широкий и тяжелый, как веками обкатанный камень, – никогда не улыбался и никогда не повторял своих приказаний. Узкие глаза его умели смотреть не моргая, потому что этому его научила сама смерть, в лицо которой он глядел несчетное число раз. Голос его был глуховат и неразборчив, но никто никогда не осмеливался переспрашивать, что он сказал. Все знали, что он был великим воином, но великих воинов среди монголов хватало, а Субедей-багатур был один. Он читал битву, сидя в седле позади своих войск, но читал без ошибок, всегда вовремя отмечая ошибки врага. Его не любили все, даже сам великий Чингисхан: его чтили. И если остальные полководцы Чингиса были клинками, разящими врага, то Субедей-багатур был рукой, владеющей этими клинками.

Перед ним в походной юрте сидели командиры его туменов, поредевших во время трудного прорыва через Кавказ: Джебе-нойон, Тугачар и Голямбек, выдвинутый самим Субедей-багатуром. Сидели молча, не прикасаясь ни к питью, ни к еде, потому что к ним не прикасался сурово молчавший Субедей-багатур.

Он думал. Как всегда, неторопливо и основательно перебирал всё известное по отдельности, не смешивая факты раньше, чем разберется с каждым, поймет его значение, место и самоценность и взаимосвязи, строго руководствуясь при этом точно поставленной ему лично задачей. Задача была ясной – великий Чингис всегда отдавал ясные приказы, – но прорыв через Кавказ потребовал больших жертв, помощи ждать не приходилось, и полководец решал сейчас, как исполнить повеление исходя из того, что имел. А имел он, в сущности, не более трех туменов да двух уцелевших на долгом пути корпусных командиров, не считая назначенного совсем недавно Голямбека. Два оставшихся в его руках клинка из пяти, когда-то выступивших в этот поход, – неподвижно застывших перед ним Джебе-нойона и Тугачара. От них сейчас зависело куда больше, чем от всех его потрепанных войск: по огромному личному опыту он знал, что битвы выигрывают полководцы, а совсем не число сабель. И, думая о повелении Чингисхана, взвешивая всё, известное ему, Субедей-багатур ни на миг не забывал о тех, кому придется исполнять это повеление.

Джебе-нойон. Очень опытен и до сей поры не утратил способности вовремя оглядываться, несмотря на весь победный боевой путь. Это хорошо, очень хорошо, потому что вождь, не теряющий головы от первых успехов, всегда сумеет внести поправки в случае неожиданной контратаки, непредсказуемого удара или внезапного изменения самого ритма боя. Это хорошее качество, но именно из-за него Джебе и может замедлить преследование. А отступающий противник неравнозначен противнику отброшенному: он способен вновь собраться и с силой, и с духом.

Тугачар. Внук Чингисхана, а потому весьма самонадеян. Стремителен, горяч и склонен не просто верить в успех первого удара, но и увлечься им. Врубиться в ряды врага и, встретив внезапное сопротивление, оказаться в окружении, в ослепляющих молниях клинков со всех сторон. Конечно, он не ударится в панику и не допустит ее в рядах своих конников. Но он может погубить их и погибнуть сам. Это плохое качество, но оно же становится превосходным, когда Тугачар преследует сбитого противника. Он делает это без малейшего колебания, он беспощаден и жесток, он будет гнать отступающих до полного их уничтожения.

Голямбек. Смел, опытен, но – не монгол. Добровольно пришел на помощь еще на Кавказе, решая какую-то свою выгоду. Собрал тумен из местных народов, но годен пока только для задач вспомогательных.

Итак, Джебе – для начала битвы. Для момента равновесия сил, чтобы удержать врага, сбить его, спутать строй, смешать ряды и тем склонить чашу весов на свою сторону. И только после этого – стремительный и беспощадный удар Тугачара. Прорыв, бегство противника и преследование до полной и окончательной победы.

Осталось два вопроса: где и когда? Оба должен решить он, Субедей-багатур, потому что ответ на эти два вопроса – один. Там и тогда, где и когда будет ему выгодно. Для этого нужна разведка, но разведка требует времени. Значит, надо выиграть это время.

Время выиграет Голямбек. У него не монгольский тумен, поэтому им и должно пожертвовать.

Неспешно добравшись до этого решения, Субедей-багатур взял чашу и с удовольствием отхлебнул глоток кислого, отлично выдержанного кумыса. И его помощники тоже подняли свои чаши и тоже выпили по глотку.

– Чингис повелел захватить тучные пастбища, без которых мы не сможем покорить земли стран заходящего солнца, – торжественно начал Субедей-багатур. – Мы вышли на край степей, которые топчут половецкие табуны. Нам необходимо осмотреть их, узнать ограничивающие их реки и испытать силу половцев. Такова часть поручения, возложенного на нас. Голямбек, ты отвечаешь за дружбу и безопасность торговых людей. Что поведали они тебе о половцах и их соседях?

– В Половецкой земле несколько кочующих орд, но над ними нет единого хана. Однако при опасности они выставляют общее войско, которое может быть усилено дружинами их соседей – русичей, породнившихся с половецкими ханами. В странах, лежащих в краю холодного солнца, находятся сильные русские княжества, защищенные от степей полосой непроходимых лесов. Там негде пасти табуны, и это всё, о чём поведали мне торговые люди.

– Станут ли они помогать половцам?

– Этого никто не знает.

– Значит, ты плохо расспрашивал их, – с неудовольствием отметил Джебе.

– Закон и обычай запрещают расспрашивать торговцев с пристрастием.

Субедей-багатур шевельнул рукой, и оба командира сразу примолкли.

– Чогдара, – негромко сказал он, ни к кому не обращаясь.

Один из двух телохранителей, неподвижно стоявших у входа, почтительно склонился и тут же вышел.

– Голямбек сделал возможное, а за невозможное не бранят, – сказал Субедей-багатур. – Каждый должен быть тем, кем должен быть.

Вошел молодой, ладно скроенный монгол. Низко поклонился у порога и лишь по мановению руки Субедей-багатура приблизился к боевым вождям. И замер в ожидании.

– Еще в Тавриде я повелел дать тебе трех русских купцов, чтобы они обучили тебя своему языку.

– Твое повеление исполнено, господин.

– Что ты узнал из бесед с русскими?

– Все трое оказались из северных княжеств. Из Новгорода, Владимира и Твери. Я знаю только то, что они мне поведали, господин.

– С кем они воюют?

– Между собой. Почти десять лет назад в одной из таких битв погибло около десяти тысяч воинов.

– Жаль, что они не воюют с половцами, а убивают друг друга.