Завтра была война…

– Шпендик, тащи молоток! Не видишь, в кухонном столе гвоздь вылез, мама может оцарапаться.

И мама в таких случаях говорила:

– Не надо мне никакого богатства, а дайте мне хороших детей.

На другой день Артем надел праздничную курточку, взял цветы и отправился к Розе. До нее было пять трамвайных остановок, но Артем сесть в трамвай не решился, опасаясь помять букет, и всю дорогу нес его перед собой, как свечку. И поэтому опоздал: в красном уголке общежития за разнокалиберными столами уже полно набилось чрезвычайно шумной молодежи. Оглушенный смехом и криками, Артем затоптался у входа, пытаясь за горами винегрета разглядеть Розу.

– Тимка пришел! Ребята, передайте сюда моего братишку!

Артем не успел опомниться, как его схватили, подняли, в полном соответствии с просьбой пронесли вдоль столов и поставили на ноги рядом с Розой.

– Принимай подарок, Роза!

И тут только Артем увидел, что по обе стороны жениха и невесты сидят братья. Роза расцеловала его, а Яков пробурчал одобрительно:

– Молодец, Шпендик. Гляди отцу не проболтайся.

Роза прибегала по утрам, и Артем видел ее редко. А вот Петьку часто, потому что Петька заходил на их водопроводные канавы, учил Артема газовой сварке, и за лето они подружились. Петька все мог и все умел, и с ним Артему было проще, чем с братьями. Но это было летом. А к сентябрю Артем получил расчет и принес деньги маме.

– Вот. – Он выложил на стол все бумажки и всю мелочь.

– Для трудовых денег нужен хороший кошелек, – сказала мама и достала специально к этому событию купленный кошелек. – Положи в него свои деньги и сходи в магазин вместе с Розочкой и Петром.

– Нет, мам. Это тебе. Для хозяйства.

– У тебя будет костюм, а у меня будет удовольствие. Ты думаешь, это мало: иметь удовольствие от костюма, который сын купил на собственные деньги?

Артем для порядка поспорил, а потом положил заработок в кошелек и наутро отправился к молодым. Но в общежитии был один Петр: Роза ушла в техникум.

– Костюм – это вещь, – одобрил идею Петр. – Я знаю, какой надо: мосторговский. Или ленинградский. А еще бывает на одной пуговице, спортивный покрой называется. А может, ты на заказ хочешь? Купим материал бостон…

– А мне и в куртке хорошо, – сказал Артем. – Мне, это, шестнадцать. Дата?

– Дата, – кивнул Петр. – Хочешь, чтоб к дате?

– Хочу, это… – Артем солидно помолчал. – Отметить хочу.

– Ага, – сообразил Петр. – Значит, вместо костюма?

– Вместо. А про деньги скажу, что потерял. Или стащили.

– Вот это не пойдет, – серьезно сказал Петр. – Это просто никак не годится: первая получка – и вранье? Получается, с вранья жизнь начинаешь, братишка. Так получается? Это во-первых. А во-вторых, мать с отцом зачем обижать? Они тоже порадоваться должны на твое рождение. Так или не так?

– Вроде так. Только, это, а ты с Розой?

– Мы тебя отдельно поздравим, – улыбнулся Петр. – А сейчас крой к маме и скажи, что меняешь костюм на день рождения.

Мама согласилась сразу, отец, поворчав, тоже, и Артем вместо магазинов, которые очень не любил, помчался к закадычному другу Жорке – советоваться, кого приглашать на первый в жизни званый вечер.

У Жорки Ландыса было два дела, которыми он занимался с удовольствием: коньки и марки, причем коньки были увлечением, а марки – страстью. Он разыскивал их в бабушкиных сундуках, до унижения клянчил у знакомых, выменивал, покупал, а порой и крал, не в силах устоять перед соблазном. Он первым в классе вступил в МОПР, лично писал письма в Германию, потом в Испанию, а затем в Китай, хищно отклеивал марки и тут же сочинял новые послания. Эта активность закрепила за ним славу человека делового и оборотистого, и Артем шел к нему советоваться.

– Нужен список, – сказал Жорка. – Не весь же класс звать.

Артем был согласен и на весь, лишь бы пришла она. Жорка достал бумагу и приступил к обсуждению.

– Ты, я, Валька Александров, Пашка Остапчук…

С мужской половиной они покончили быстро. Затем Жорка отложил ручку и выбрался из-за стола:

– Девчонок пиши сам.

– Нет, нет, зачем это? – Артем испугался. – У тебя почерк лучше. Натренированный.

– Это точно, – с удовольствием отметил Ландыс. – Знаешь, куда я письмо накатал? В Лигу Наций насчет детского вопроса. Может, ответят? Представляешь, марочка придет!

– Вот и давай, – сказал Артем. – С кого начнем?

– Задача! – рассмеялся Жорка. – Лучше скажи, кого записывать, кроме Зинки Коваленко.

– Искру. – Артем сосредоточенно хмурился. – Ну, кого еще? Еще Лену Бокову, она с Пашкой дружит. Еще…

– Еще Сашку Стамескина, – перебил Жорка. – Из-за него Искра надуется, а без Искры…

– Без Искры нельзя, – вздохнул Артем.

Оба не любили Сашку: он был из другой компании, с которой не раз случались серьезные столкновения. Но без Сашки могла не пойти Искра, а это почти наверняка исключало присутствие Зиночки.

– Пиши Стамескина, – махнул рукой Артем. – Он теперь рабочий класс, может, не так задается.

– И Вику Люберецкую, – твердо сказал Жорка.

Артем улыбнулся: Вика давно уже была Жоркиной мечтой. Голубой, как ответ из Лиги Наций.

День рождения решено было отмечать в третье воскресенье сентября. Они еще не совсем привыкли к слову «воскресенье» и написали «в третий общевыходной», но почта сработала быстрее, чем рассчитывал Артем: в среду к нему подошла Искра и строго спросила:

– Эта открытка не розыгрыш?

– Ну, зачем? – Артем недовольно засопел. – Я, это… Шестнадцать лет.

– А почему не твой почерк? – допытывалась дотошная Искра.

– Жорка писал. Я – как курица лапой, сама знаешь.

– У нашей Искры недоверчивость прокурора сочетается с прозорливостью Шерлока Холмса, – громко сказала Вика. – Спасибо, Артем, я обязательно приду.

Артема немного беспокоило, как поведут себя братья в их школьной компании, но оказалось, что как раз в этот день и у Якова и у Матвея возникли неотложные дела. Они утром поздравили младшего и отбыли за час до прихода гостей, предварительно перетащив в одну комнату все столы, стулья и скамейки.

– К одиннадцати вернемся. Счастливо гулять, Шпендик!