Корней и Домна

– Кинь трёшню под лавочку.

Домна делает, как ей велит Захарьевна, и, забрав со стола склянки, уходит из избы.

– Иди, иди, родная! – напутствует её Захарьевна: – нету на то моего согласия.

* * *

Вечером, возвращаясь с работы, Корней находит в снегу около самого дома бутылку. В бутылке что-то есть.

– Тпру!

Кобыла останавливается. Корней снимает рукавицы, засовывает их за кушак и поднимает бутылку. Что за бес! Какой добрый человек обронил?

Корней озирается по сторонам, никого нет – ну, значит, Бог счастья послал.

Пробка на бутыли без сургуча, хотя бутыль водочная. Корней вышибает пробку ладонью и нюхает. – Что за бес! Заправская водка…

Он кладёт находку за пазуху, вводит кобылу с дровнями во двор, распрягает, насыпает овса и, покончив с делами, проходит в избу. В избе тихо – ребятёнки уже залегли спать, а Домна, видно, куда-нибудь отлучилась. На столе тускло светится лампа.

Корней раздевается, ставит найденную бутыль на лавку. «И кто бы то мог обронить?» – соображает он.

– Домна-а?

С печи раздаётся храп. Вот те на. Домна храпит, никогда с нею этого не бывало, а тут храпит…

– Домна-а?

Храп сгущается.

– Дай поисть, Домнушка.

– Кто там? Корней? – кричит с печи Домна. – А я малость вздремнула.

Она спускается вниз и собирает на стол. Корней показывает водку.

– Глянь-ка, что я нашёл. У самой избы, на снегу; надыть поспрошать, чай, кто из суседей обронил.

– Хо! – удивляется Домна, разглядывая бутыль. – и в самом деле. Пей сам, чего соседи.

Корней молчит. На работе он порядком-таки промёрз. Оно бы, конечно, хорошо дёрнуть стаканчик, да, может, водка-то соседская. Однако дымящиеся щи, поставленные Домной перед ним, усиливают соблазн. Ах, дельно бы глотнуть стакашек, а потом покрыть щами. По всем жилушкам пробежит тепло, а голова легонько задурманится.

– Дай посудину.

Домна поспешно вынимает из поставца чашку и подаёт её вместе с бутылью мужу. Буль-буль-буль-буль! – переливается водка, ударяя в нос острым запахом.

Корней подносит чашку к губам.

– Корней! – мешает ему Домна: – с Никиткой пилили?

– С ним самым.

– Когда ж он думает жениться?

– А на Красной горке.

Корней опять подносит чашку к губам. Домна зевает и тяжёлой поступью подходит к лавке, садится против мужа, подпирает голову руками и задумчиво смотрит на него. Экая крыса дохлая!.. И ждёт она – вот он вскочит, схватится за горло, за живот, завоет по-пёсьи, рушится, хрипя, на пол. Но нет! – осушив чашку, Корней крякает, вытирает ладонью усы и, как ни в чём не бывало, берётся за ложку.

– Чтой-то водка нескусная! – морщится он. Домна плотно сжимает губы. Оно понятно, почему водка невкусная – настоена на семи змеиных головах да на папоротнике, да на жабьих косточках. Ах ты, Бог мой, слопал – и не моргнул даже. Ну, прорва!

– Леший! – вскипает гневом Домна: – опять наследил ножищами! Житьё моё горе горькое! Взять бы теи валенцы да по башке, да по башке.

Корней, не обращая на её вопли внимания, хлебает щи и раздумывает. Оно конечно, водка, может, и соседская и некоторой дрянью отзывает, но недурно бы глотнуть ещё чашечку. Хе-хе!

Он снова наливает водку в посудину и, поморщившись, со смаком опоражнивает. Семь змеиных голов не действуют на лужёное брюхо. Корней добродушно улыбается.

Домна бесится, словно он обманул её самым наглым образом, но придраться не к чему, и она в немой злобе молчит, наблюдая, как краснеют щёки мужа, и как мутнеют глаза от батюшки-хмеля. Вот сатана, вот лиходей: пьян по-обыкновенному.

– Растрескался! – набрасывается она на Корнея. – Люди обронили, а он и рад. Бесстыжая твоя душа!

Она сердито схватывает бутыль со стола и прячет её под лавку. Корней ласково гладит себя по брюху: теперь и соснуть в самую пору!

– Э-хе-хе! – зевает он, поднимаясь из-за стола.

* * *

Утром Домна суетится:

– Морозно, простынешь, Корнеюшка.

Он удивлённо взглядывает на неё: с чего бы такая заботливость?

– Приснилось тебе: оттепель, а она – морозно.

– Не хошь ли, Корнеюшка, водочки? Допей, всё спорей работаться будет.

Домна выставляет на стол вчерашнюю бутылку и услужливо нацеживает в чашку:

– На, Корнеюшка.

– Кхэ! – недоумевает он: – оно можно бы…

Он подносит чашку ко рту, но сразу же ставит её обратно на стол. Вот так водка!.. воняет совсем не по-водочному.

– Чтой-то расхотелось мне, Домнушка. Будто и не водка совсем. Да ты, поди, плеснула чего в бутыль? Эва вон!

Он нюхает опять и проливает несколько капель на стол. Капли въедаются в дерево, оставляя на нём такие следы, будто прожигая.

– Пей сама, Домнушка!