В гостиной никого не было – отец принимал гостя в библиотеке, мама распоряжалась приготовлениями к ужину в столовой, Мила играла в своей комнате с няней. Йока неслышно сошел по лестнице, никем не замеченный, и проскользнул в сад.
Широкие стеклянные двери из библиотеки на террасу были распахнуты: теплый весенний вечер радовал всех, кроме Йоки. Он осторожно заглянул в дом сквозь голые еще ветви плюща и увидел гостя сидящим возле журнального столика, вместе с отцом и доктором Сватаном. Гость сидел к нему лицом, отец – спиной, а доктор Сватан – вполоборота.
– И все же, Йера, я бы на твоем месте подал в суд, – сказал между тем доктор: Йока отлично слышал их голоса сквозь раскрытую дверь.
– Мы с господином Важаном уже решили этот вопрос, – ответил отец, – в иске нет необходимости.
Рассматривать чудотвора сразу стало неинтересно, Йока присел на корточки, спрятавшись за редкую ограду террасы. Конечно, он понимал, что подслушивать нехорошо, но раз речь шла о нем самом, он посчитал себя вправе узнать, о чем думают взрослые.
– Как бы там ни было, а это недопустимо, – покачал головой доктор. – Я, в отличие от присутствующих, не противник телесных наказаний в школах. Лично мне наказания шли только на пользу, в чем я и убедился, став постарше. Но наказание не должно вредить здоровью! И тем более – калечить ребенка. И как врач я скорей запретил бы указки, а не розги. Сегодняшний случай тому доказательство. Это с какой силой надо нанести удар, чтобы лопнула кожа и треснули кости? Возмутительное превышение полномочий, просто возмутительное!
– Дело не в том, что это повредило здоровью мальчика, – вздохнул отец, – это был удар по его самолюбию, по чувству собственного достоинства. И я противник телесных наказаний именно поэтому: они убивают в ребенке гордость.
– Попробуй продвинуть эту идею в Думе, – коротко сказал чудотвор, и Йока не понял, шутит тот или говорит серьезно. Голос у незнакомца был глухим и немного скрипучим.
Отец проигнорировал его слова и продолжил:
– Важан не только нарушил школьные правила, за которые я мог бы привлечь его к суду, он нарушил гораздо более важные правила – правила игры, определенные между учителем и учеником. Изменение правил во время игры – бесчестный поступок.
– Йера, это неважно, и суд, как ты понимаешь, все равно будет на твоей стороне. Я бы написал медицинское заключение, этого бы хватило с лихвой, – проворчал доктор.
– А я думаю, Йера прав: дело не в здоровье ребенка. – Чудотвор отхлебнул вина из высокого бокала. – Заживет, как на собаке. Мне кажется, для мальчика это шалость, баловство, что-то вроде учебного поединка на уроке фехтования. Он пробует свои силы, измеряет свои возможности. И вдруг оказывается в ситуации, когда это вовсе не учебный поединок на рапирах, а самый настоящий, с обнаженными остриями шпаг. Йера прав: это изменение правил во время игры.
– Для учителя это не учебный поединок и не игра, – парировал доктор. – Он приходит в школу не развлекать детей, а передавать знания. Если он не умеет справляться с классом дозволенными средствами, грош ему цена как учителю. Хотя я его хорошо понимаю: не так много в его руках дозволенных средств. Все это – следствие излишнего либерализма в современном образовании. В наше время никто из мальчиков не посмел бы вести себя столь возмутительно. Согласитесь, нам бы и в голову такое не пришло.
– Я думаю, это и нынешним мальчикам приходит в голову нечасто, – рассмеялся чудотвор, – и это не следствие либерализма в образовании, а следствие либерального воспитания Йоки Йелена Йерой Йеленом. Йера, ты так и не сказал, что же ты придумал вместо иска?
– Профессор Важан сразу согласился удовлетворить любое мое требование. Да и чего бы я добился этим иском, кроме шумихи в газетах? Она не нужна ни мне, ни ему. Профессор сказочно богат, материальная компенсация для него – пустой звук.
– А не тот ли это Важан, что преподает историю в университете? – спросил чудотвор, и Йоке, который слушал разговор затаив дыхание, показалось, что спросил чудотвор не из любопытства: слишком цепко, слишком коротко прозвучал вопрос.
– Да, тот самый. А что? – Вопрос чудотвора насторожил и отца.
– Нет, ничего, – равнодушно ответил тот, – в юности у меня были друзья, которые у него учились. Студенты уже тогда звали его старой росомахой. Твой сын просто не знал, с кем связался.
Йока едва не прыснул в кулак: старая росомаха! Надо рассказать ребятам!
– Я потребовал от него публичного извинения перед мальчиком, в присутствии его одноклассников, – сказал отец негромко, – мне кажется, это самая лучшая компенсация.
Йока раскрыл рот от удивления: он не ждал от отца ничего подобного. Да это не поражение, это полная, безоговорочная победа! Собственно, ничто кроме мнения одноклассников в этой истории его не волновало, и надеялся-то он на судебное дело только потому, что слухи о нем не могли не дойти до ушей его товарищей!
Чудотвор громко хлопнул себя по коленке и рассмеялся, а доктор проворчал:
– Не думаю, что ты поступил правильно. Мальчик будет считать, что ему все позволено.
– Отлично, Йера! Просто отлично! – смеялся чудотвор. – Я бы до этого не додумался!
– Не вижу в этом ничего смешного, – ответил доктор, – это ничему не научит ни мальчика, ни его учителя.
– Напротив! – воскликнул чудотвор. – Это тонкая психологическая игра. Представьте себе ситуацию, когда гадкий мальчишка вынужден выслушивать – публично выслушивать! – извинения старого педагога. Глупей положения и представить себе нельзя! И парень будет вынужден принести ответные извинения, если, конечно, имеет представления о приличиях. Кроме того, профессор Важан – если это тот самый Важан – действительно старая росомаха, поднаторелый в тонкостях светских свар. Он переиграет мальчишку, выставит его дураком.
– Ну, так далеко я не заглядывал, – скромно сказал отец, – и, разумеется, Йоке я об этом не говорил.
– Кстати, а не пора ли представить нас друг другу? – вдруг спросил чудотвор. – Хочу взглянуть, как мальчик изменился за последние десять лет.
– Я пошлю за ним, – согласился отец, и Йока бочком двинулся в сторону крыльца, а потом опрометью кинулся в свою комнату, чтобы никто не заметил его отсутствия. И когда дворецкий позвал его вниз, в гостиную вышел как ни в чем не бывало.
Чудотвор уже сидел в кресле напротив камина и тетешкал на коленях Милу. Рядом стояла мама и улыбалась. Йока остановился в нерешительности, чудотвор же поднял прищуренные, словно близорукие, глаза и хлопнул себя по колену.
– Ба! Ясна! Как быстро растут чужие дети! Он же был крохой! Я отлично помню, вот таким вот крохой! – незнакомец показал рост примерно в полтора локтя[21 - Локоть (зд.) – около 50 см.] от пола. – Меньше этой противной девчонки!
При этих словах от ткнул Милу пальцем в живот, отчего она завизжала в полном восторге.
– Вот что, девочка, поиграй-ка ты немного с мамой, а я хочу посмотреть на твоего братишку поближе. – Он подбросил Милу высоко вверх, играя, и бережно опустил на пол.
Йока смутился и отступил на один шаг.
– Йока, познакомься, это доктор Хладан, наш друг, – сказал отец, появившийся в дверях библиотеки.
– Ты можешь называть меня просто Инда, – чудотвор протянул Йоке руку, – меня в этом доме все называют просто Инда.
Рука гостя была сухой и тонкой, но с широким запястьем. Красивая была рука. Йока смутился еще больше и показал правую руку, закутанную в бинт так крепко, что он не мог ею шевельнуть.
– Ба, я совсем забыл! Извини, мой мальчик. – Доктор Хладан вместо рукопожатия потрепал Йоку по плечу. – Мы пожмем друг другу руки попозже.
Йоке показалось, что каждое слово, сказанное чудотвором, – какая-то замысловатая шутка, соль которой никак невозможно понять. Он словно говорил со сцены – чуть громче положенного, немного наигранно. Но эта наигранность была фарсом, а не фальшью. Йоке понравилось, как говорит доктор Хладан, и он подумал, что с этим человеком, должно быть, легко и весело.
Едва Йока собрался переодеться к ужину, как дверь за его спиной скрипнула и приоткрылась: на пороге стояла Мила.
– Йока, а сегодня папа маму ругал, – сказала она ехидным шепотом, – а ты не слышал.
Это существо, внешне очень похожее на маму, Йока ненавидел всей душой. Вредина, ябеда и жадина! С первого дня появления в доме сестры Йока не мог примириться с ее существованием. Он даже по секрету просил отца отвезти ее обратно в клинику, откуда с ней вернулась мама. Отец смеялся и объяснял, что это его родная сестра, и, конечно, мама ни за что не согласится кому-то ее отдать. Две детские комнаты – игровую и спальню – дополнили третьей, спальней Милы, и, как только та немного выросла, Йока перестал заходить в игровую, перетащив свои игрушки к себе под кровать. Получилось, он лишился комнаты, а не разделил ее с сестрой, как объяснял ему отец. Но этого никто не заметил! Йоке казалось, его вообще перестали замечать с тех пор, как родилась эта девчонка! Мама перестала точно. Отцу, конечно, было с ним интересней, чем с малявкой, но он все равно не забывал поиграть с дочерью и на ночь целовал сначала ее и только потом – Йоку.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: