Стоящие свыше. Часть IV. Пределы абсолюта

Йока попробовал представить себе это, но понял, что у него ничего не получается.

– А я делаю не так, – снова вступил в разговор мрачун из Храста. – Я, наоборот, отодвигаю те камни, которые не должны гореть, и представляю себе кирпичную стену на границе.

– И я делаю по-другому, – добавил Цапа. – Я мысленно поднимаю нужные камни над головой…

У Йоки закружилась голова и от досады сжались кулаки… Даже подумалось, что у него никогда не получится ничего подобного.

– Не слушай никого, – сказал подошедший Черута. – Ты же умеешь сужать поле после того, как его создал. Надо поменять местами эти два процесса. Сначала сузить, а потом – создать.

– Йока Йелен, мне кажется, я уже умею зажигать лунные камни… – усмехнулся Змай. – Столько практических советов сразу!

– Хватит, – проворчал Важан. – Я жалею, что начал… Ни одному мрачуну ни один совет еще не помог…

Но Йока был с ним не согласен, потому что совет Черуты неожиданно показался ему верным. Он представил себе, как зажигает все лунные камни вокруг, а потом сужает поле до того места, где поворачивает река. И…

– Есть! – выкрикнул он и потряс сжатыми кулаками, но тут же смутился – слишком уж это было… по-мальчишески. Но толпа ответила ему едва ли не восторженными криками, а по плечам захлопали руки: и Цапы, и Змая, и Черуты, и мрачуна из Храста…

– Хорошо, – сдержанно кивнул профессор.

– Можно я еще раз попробую зажечь один камень?

– Попробуй, – хмыкнул Важан. – Но теперь не свой, а вот этот, у нас над головой.

И на этот раз не пришлось долго сосредотачиваться и от волнения глотать слюну.

– На самом деле это очень просто, Йелен. Через неделю ты это поймешь и будешь смеяться над собой, вспоминая сегодняшнюю ночь. И хватит пока. Когда все накупаются, мы перейдем к уроку посложней.

Йоку усадили возле одного из костров, и праздник начался. Он не был похож на праздники в Славлене – с иллюминацией, громкой музыкой, маскарадом, хлопушками и мишурой. Музыка была, но совсем не такая. Пел Коста – очень красивым и сильным голосом, под мандолину, только песни его были тягучими, грустными, от них щемило сердце. Люди сидели вокруг костров, переходили с места на место – послушать рассказы друг друга и рассказать что-нибудь другим. Змая со всех сторон окружили мужчины, и Йока только изредка слышал его голос, доносившийся от соседнего костра, – тот говорил об Исподнем мире.

Важан куда-то исчез, но рядом сидел Цапа, и Йока не чувствовал себя неловко. К их костру тоже подошло человек десять или двенадцать, и Цапа рассказывал, как Змай превратился в кобру и укусил куратора Брезенской колонии.

Больше всего Йоку удивило то, что по кругу ходили бутылки с хлебным вином, к которым иногда прикладывались даже женщины. Первые купальщики появились не сразу, а чтобы течение не сбивало их с ног, поперек реки натянули толстую веревку. Женщины ничем не отличались от купальщиц на пляжах Элании – в открытых купальных костюмах, оголяющих плечи и ноги выше колен, из мужчин же только самые важные надевали полосатые купальные костюмы; те, кто попроще, лезли в воду в трусах.

И Йока видел: все они пьют энергию течения реки – и завидовал им, и тоже хотел оказаться в воде, почувствовать силу быстрой воды. Его перестал пугать обещанный Важаном «урок посложней» – пусть будет урок посложней! Он даже поискал профессора глазами (чтобы спросить, когда же пора будет начинать этот урок), но не нашел.

Он не заметил, когда к его костру вышла девочка лет семи, за спиной которой прятался мальчик еще меньше. Дети потихоньку протиснулись поближе к Йоке, и, оказавшись совсем рядом, девочка смело спросила:

– Вечный Бродяга, можно я тебя потрогаю?

Взрослые, сидящие рядом, рассмеялись, а из темноты немедленно зашипел женский голос:

– Как не стыдно, Бойка! Немедленно идите сюда! Я разрешила только посмотреть!

– Да потрогай, чего уж там, – ответил за Йоку Цапа.

Йока же смутился – просьба показалась ему… необычной. А девочка почему-то напомнила Милу, хотя была на нее совсем непохожа: с двумя тоненькими и короткими косичками и куцыми бантиками на их концах, в простеньком темном платье и грубых туфлях с круглыми тяжелыми носами. Воспоминание о Миле неожиданно кольнуло не ревностью, а тоской. «Хорошо, когда есть смелый брат»… Нет, оказывается, у Милы смелого брата… И кто теперь будет ее защищать, когда она с другими девочками играет на улице? Не то чтобы Йоке когда-нибудь приходилось ее защищать, но он всегда был готов к этому. Он даже хотел в глубине души, чтобы кто-нибудь попробовал ее обидеть, – тогда бы всем стало понятно, что такое старший брат. Но девочки играли под присмотром нянь, и обижать их никому в голову не приходило.

– Потрогай. – Он пожал плечами и протянул незнакомой девочке руку – та ухватилась за его пальцы, к ним потянулся и малыш из-за ее спины, но не достал. Девочка, словно обжегшись, спрятала руки за спину, а потом развернулась и кинулась прочь, и малыш разревелся с досады, цепляясь за сестрину юбку. Цапа изловил его за ворот рубахи и вернул к костру.

– Не реви. Давай, трогай Вечного Бродягу. Потом будешь внукам об этом рассказывать.

Мальчик, ни слова не говоря, робко прикоснулся к плечу Йоки и тоже отдернул руку. А потом сказал:

– Спасибо, Вечный Бродяга. Я никогда тебя не забуду.

С колен Цапы его стащила мать и, как следует дернув за руку, зашептала что-то сердитое на ухо.

А потом к костру вышла целая ватага подростков – примерно ровесников Йоки, – и взрослые разошлись, пропуская их вперед. Ребята оглядывали Йоку скептически, и он поспешил встать, чтобы не смотреть на них снизу вверх.

– Тебя зовут Йока? – наконец спросил самый высокий и крепкий парень.

– Да, Йока Йелен.

– Меня – Снега Пламен. – Парень протянул Йоке руку. – Мы слышали о тебе. Это правда, что ты размазал по стенке профессора Мечена?

– Откуда вы знаете? – удивился Йока.

– Нам рассказал Мален. Так это правда, или ты просто похвастался?

Начинать с похвальбы Йоке не хотелось, к тому же он с ужасом подумал, что и эти ребята – не очень-то дружелюбные – наблюдали, как он неуклюже зажигал лунные камни.

– Это правда, – ответил он, не опуская глаз.

– Жаль, ты его не убил, – без укора, лишь с досадой ответил Пламен и сплюнул.