Гоголь. Страшная месть

Затем ли пахнуло на меня вдруг это свежее дуновение молодости, чтобы потом вдруг и разом я погрузился еще в большую мертвящую остылость чувств, чтобы я вдруг стал старее целыми десятками, чтобы отчаяннее и безнадежнее я увидел исчезающую мою жизнь. Так угаснувший огонь еще посылает на воздух последнее пламя, озарившее трепетно мрачные стены, чтобы потом скрыться навеки и…»[5 - Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений в 14 томах. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1938. – Т. 3. Повести. – С. 324—326.] На этом рукопись обрывается.

Нет, Гоголь не был влюблен в Виельгорского в классическом понимании этого слова. Но был влюблен в его, без сомнения, прекрасную сестру – Анну Михайловну, ту самую, которая приходилась дальней родственницей Бирона по материнской линии.

В книге, которую читатель держит в руках, Бирон рисуется как человек темный и неприятный, близкий к дьяволу – судя, конечно же, по делам его. Будучи фаворитом императрицы Анны Иоанновны, он фактически управлял страной на протяжении 10 лет, которые запомнятся историкам едва ли не как самые темные годы послепетровского периода.

Бирон

Его настоящее имя Иоганн Эрнест Бирен. Как пишет Н. Костомаров: «Из суетного честолюбия он принял фамилию Бирона, изменив только одну гласную в своем настоящем фамильном прозвище, и стал производить себя от древнего аристократического французского рода Биронов». Действительные члены этого рода во Франции, узнавши о таком самозванстве, смеялись над ним, но не сопротивлялись и не протестовали, особенно после того, как со вступлением на престол российский Анны Иоанновны он, под именем Бирона, стал вторым человеком в могущественном европейском государстве.

Сын Курляндского придворного служителя, а по мнению некоторых историков и вовсе сын конюха (поскольку в России был известен, главным образом, как знаток лошадей)[6 - Письмо Бирона к одному камергеру // Осьмнадцатый век, Кн. 3. – М., 1869. – С. 157—158.], Иоганн Эрнест учился в кенигсбергском университете, но едва ли получил особенно блистательное образование, если верить словам его современника Миниха, что он не знал никаких языков кроме немецкого и местного курляндского, и даже немецкие письма разбирал с трудом, если в них встречались французские или латинские цитаты.

В университете Бирен, впрочем, если не получил отличного образования, то приобрел некоторую охоту к чтению. Еще в Кенигсберге он положил начало своей, впоследствии довольно обширной, библиотеке. Во время учебы в университете Бирен принял участие в драке студентов с ночной стражей и убил солдата. С большим трудом выбравшись через год из тюрьмы, он вернулся на родину где занял место гувернера в частном семействе, но ненадолго т.к. решился искать фортуну. Как описывает этого человека В. Андреев: «Он был молодой человек с лоском образования. Он был любезен, когда хотел, и имел бы недурную наружность, если бы в выражении глаз его не было чего-то отталкивающего. Спесивый, гордый, жестокий в душе, он прикрывал мрачные стороны своего характера утонченностью и изящностью светского человека.»

Таким образом, уже в достаточно юном возрасте Бирон совершил первое свое убийство…

Около 1718 г. Иоганн Эрнест пристал ко двору Анны благодаря покровительству Бестужева, бывшего тогда фаворитом герцогини. Человек крайне честолюбивый, Бирон сделал вопрос о карьере вопросом жизни. Мстительный, «без понятия о чести, без сознания долга, он пробивал себе дорогу в жизни со своекорыстием мелкого эгоиста».[7 - Павленко Н. И. Страсти у трона. – М.: Родина, 1996. – 320 с.]

Заняв при Анне прочное положение, Бирен до такой степени сблизился с нею, что стал ей необходимейшим человеком. Сначала он старался как можно чаще находиться при ней и скоро достиг того, что она сама, еще более чем он, нуждалась в его обществе. По известиям современников, привязанность Анны Иоанновны к Бирену была необычная. Императрица думала и поступала сообразно тому, как влиял на нее любимец. Все, что ни делалось Анною, в сущности исходило от Бирена.

Обстановка, при какой Анна Иоанновна вступила на престол, вызывала в ней недоверие к русским; с учреждением двух новых гвардейских полков, Измайловского и Конного, набранных наполовину из курляндцев и немцев и под командой иноземных же офицеров, она почувствовала себя спокойнее. Приняв самодержавие Анна призвала в Россию Бирона. В соответствии с традиционной оценкой личности Бирона, фаворит императрицы, которого она впоследствии сделала герцогом курляндским, «…не имел никаких государственных взглядов, никакой программы деятельности и ни малейшего знакомства с русским бытом и народом. Это не мешало ему презирать русских и сознательно гнать все русское. Единственной целью его было собственное обогащение, единственной заботой – упрочение своего положения при дворе и в государстве».[8 - Бюлер Ф. А. Герцог Бирон, регент Российской империи. Род. 1690 ум. 1772 г. // Русская старина 1873. – Т. 7. – №1. – С. 52—66.] За Бироном ко Двору потянулись и другие немцы, столь же безучастные к судьбам России и думавшие лишь о собственной выгоде.

Бирон не управлял государством, а эксплуатировал страну в своих личных выгодах, и с самого начала своей власти в России принялся за взыскание податных недоимок с народа путем самым безжалостным, разоряя народ, устанавливая невозможную круговую поруку в платеже между крестьянами-плательщиками, их владельцами-помещиками и местной администрацией. Все классы общества платились и благосостоянием, и личной свободой: крестьяне за недоимку лишались имущества, помещики сидели в тюрьмах за бедность их крестьян, областная администрация подвергалась позорным наказаниям за неисправное поступление податей. «Бирон был также жаден, как и жесток. располагая бесконтрольно русской казной, можно было удовлетворить какие угодно вкусы. Казалось, ему было и этого мало. С небывалой жестокостью и врожденным презрением к человеческой личности он прибегал, для удовлетворения своей жадности, к зверским мерам. Он буквально грабил». Очень яркое описание дает этим событиям В. О. Ключевский: «Устроена была доимочная облава на народ: снаряжались вымогательные экспедиции; неисправных областных правителей ковали в цепи, помещиков и старост в тюрьмах морили голодом до смерти, крестьян били на правеже и продавали у них все, что попадалось под руку. Повторялись татарские нашествия, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране».[9 - Исторические портреты. Деятели исторической мысли. / Сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Александрова. – М.: Изд-во «Правда», 1991. – 624 с.]

Так же Бирону приписывают развитие в стране доносительства и шпионажа, объясняя это его страхом за безопасность и прочность своего положения. Тайная канцелярия, преемница Преображенского приказа Петровской эпохи, была завалена политическими доносами и делами. Над обществом висел террор. И в то же время одно за другим шли физические бедствия: мор, голод, Войны с Польшей и Турцией истощали народные силы.

Понятно, что при таких обстоятельствах жизни народ не мог быть спокоен. Отсюда еще одно явление «бироновщины» – постоянные народные волнения. Именно от него есть пошла Пугачевщина!

В 1734—1738 на юго-востоке появились самозванцы, называвшие себя сыновьями Петра. Они имели успех среди населения и войск, но скоро были изловлены. Но и без них народный ропот не смолкал. В народе все бедствия страны приписывали иностранцам, захватившим власть и пользующихся тем, что на престоле слабая женщина.

Влиянию Бирона многие историки приписывают распущенность и жестокость нравов двора. Полагали, что именно Бирон сумел и забавам императрицы придать характер, служивший унижению русских знатных фамилий. Например, В. Андреев и И. Лажечников считают, что жестокость, проглядывающая в таких забавах, как ледяной дом, была не сродни душе Анны и являлась следствием влияния Бирона. Влияние его же отразилось на нерешительности характера и переменчивости мнений Анны.[10 - Лажечников И. И. Ледяной дом. – М., Белый город, 2010 г. – 480 с. – ISBN: 978-5-7793-2039-9]

Вокруг себя Бирон не видел ни одной самостоятельной личности. Всех заметных русских людей он губил исподволь и являлся полным распорядителем дел. Так называемый кабинет, учрежденный в 1731 из трех лиц: Остермана, Головкина и Черкасского, должен был заменить собой упраздненный Верховный Тайный совет и стать над сенатом и Синодом во главе государственного управления. Лишенный всякого юридического облика и самостоятельности «…кабинет путал компетенцию и делопроизводство правительственных учреждений, отражая в себе закулисный ум своего творца и характер темного царствования».[11 - Для биографии герцога Бирона. (Материалы) // Русский архив 1867. – Вып. 3. – Стб. 469—473.] Кабинетом также негласно распоряжался Бирон. П. В. Долгоруков особенно выделяет его доверенного – еврея Липмана, которого Бирон сделал придворным банкиром. Липман открыто продавал должности, места и милости в пользу фаворита и занимался ростовщичеством на половинных началах с герцогом курляндским. Бирон советовался с ним во всех делах. Липман часто присутствовал на занятиях Бирона с кабинет-министрами, секретарями и президентами коллегий, высказывая свое мнение и давая советы, всеми почтительно выслушиваемые. Самые высокопоставленные и влиятельные лица старались угодить этому фавориту, который не один раз отсылал людей в Сибирь по капризу. Он торговал своим влиянием, продавая служебные места, и не было низости, на которую он не был способен.

Понятно, что в России отношение к евреям всегда оставляло желать лучшего – и, надо сказать, не без оснований. Понимая это и ненавидя всех русских и все русское, Бирон как будто сознательно отдает предпочтение в общении именно представителю этой малопочтенной нации, издревле почитаемой как люди дьявола – торговцы.

Согласно представлениям о «бироновщине», фаворит стремился о замещении немцами всех важных мест администрации. Старые гвардейские полки, вообще весь класс дворянский, интеллигенция того времени с затаенным чувством обиды смотрели на предпочтение, оказываемое при дворе и по службе людям немецкого происхождения, на заносчивость и высокомерие, с каким те держали себя.

Личные качества его также оставляют желать лучшего. Вот что пишет о нем барон Б. Х. Миних: «…страсть его была – игра. Он не мог провести ни одного дня без карт и играл вообще в большую игру, находя в этом свои выгоды, что ставило часто в весьма затруднительное положение тех, кого он выбирал своими партнёрами. Он был довольно красивой наружности, вкрадчив и очень предан императрице, которую никогда не покидал, не оставив около нея вместо себя своей жены».[12 - Миних Б. Х. Записки фельдмаршала графа Миниха. – СПб.: Тип. Безобразова и комп., 1874. – С. 67—68.]

Оппозицию Бирону и его прислужникам возглавил Артемий Петрович Волынский. Этот человек начал карьеру при Петре I, женатый на его двоюродной сестре Л. К. Нарышкиной. Волынский проявил себя как дипломат, губернатор в Астрахани и Казани. В 1738 волей Анны Иоанновны стал кабинет-министром. Человек весьма образованный, незаурядный государственный деятель, он задумывал проекты разных реформ. В то же время, в соответствии с духом времени не чуждался взяток и казнокрадства, был ловким интриганом при дворе, деспотом в губерниях, которыми управлял и в своих вотчинах.

Волынский и его сторонники не скрывали своего отвращения к Бирону и всему тому, что он олицетворял. Глава кружка в ряде записок выступил против клики, хозяйничавшей при дворе, в России. Отношения обострились до крайности. Бирон и Остерман уговорили императрицу, и она приказала в 1740 г. арестовать Волынского и его соратников. Дело закончилось казнью кабинет-министра и его двух ближайших сподвижников – П. М. Еропкина, придворного архитектора и А. Ф. Хрущова, горного инженера. Других сослали на каторгу.[13 - Анисимов Е. В. Анна Иоановна. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 362 с. – ISBN 5-235-02649-7]

Большое распространение получило мнение о разрушительном влиянии немецкого фактора на Российскую внешнюю политику, о продажности немцев, занимавших важные государственные должности и их предательской политике при ведении дипломатических переговоров. «Победоносная война с Турцией, удавшийся поход на Крым – мечта стольких поколений! – завоевание Азова, Очакова, Хотина, Ясс, блестящая победа при Ставучанах дали результаты самые ничтожные. Близорукая и продажная дипломатия свела тяжелые жертвы, принесенные государством, на нет: по Белградскому миру (1739) за нами оставили один только Азов (потерянный в 1711 г.), да и то с обязательством снести его укрепления; гнездо крымских разбойников и низовья Днепра по-прежнему оставались за гранью русских владений: Россия по-прежнему не могла держать в Черном море даже торгового флота, не говоря про военный».[14 - Курукин И. Бирон, – М., 2006.]

С. Ф. Платонов подводит следующий итог аннинскому царствованию: «Десять лет продолжалось господство немцев, десять лет русские были оскорбляемы в лучших своих симпатиях и чувствах. Ропот не прекращался. Люди, пострадавшие от немцев, независимо от своих личных качеств, за то только, что они были русские, в глазах народа превращались в героев-мучеников».[15 - Платонов С. Ф. Полный курс лекций по русской истории. – М., АСТ, 2017 г., 720 с. – ISBN: 978-5-17-097321-7] Здесь С. Ф. Платонов выразил мнение не одного поколения Российских историков. Работами этих ученых была создана устойчивая негативная оценка правления Анны Иоанновны, рассматривающая его как мрачный период российской истории, время, когда власть в государстве принадлежала людям малообразованным, бесчестным, руководствующимся только личными эгоистическими потребностями и желаниями в ущерб государственным. Время движения России назад в своем развитии. С легкой руки Бирона…

Так что авторы, рисуя в устах Вия нелицеприятную и даже жутковатую картину этого персонажа, который действительно приходился пращуром матери Виельгорского, Луизы Бирон, недалеки от истины. Хоть и написал про него Пушкин, что «Он (Бирон) имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа», а все же нет дыма без огня.

Кратко скажем, что, впав после смерти Анны Иоанновны в опалу по делам своим, он однако же, пережил ее и умер 82 лет от роду в своем имении в Митаве. То обстоятельство, что перед смертью он выстроил на свой счет храм, не меняет его личины – по справедливому утверждению того же Гоголя, «где Бог строит церковь, дьявол пристраивает часовню».

Таким образом, Анна Виельгорская, в которую был влюблен Гоголь, и впрямь могла быть потомком истого посланца дьявола. А вот почему такой незавидный рок пал еще и на Екатерину Хомякову – об этом мы расскажем позже…

    Доктор Сигурд Йоханссон,
    профессор истории Университета Осло

Глава четвертая. Внезапные перемены

За долгожданным обедом в доме графа Виельгорского собралась вся его семья. Приглашенным гостем был знаменитый писатель Николай Васильевич Гоголь, чье присутствие было инициативой сына хозяина дома и, главным образом, его дочери, которая была неравнодушна к Николаю Васильевичу при том, что он, как казалось, отвечал ей взаимностью. После быстро пролетевшей закуски, собравшиеся, в ожидании основного блюда, решили обсудить творчество знаменитого гостя – как-никак, не каждый день он приходил к ним, хоть и был дружен с Иосифом Михайловичем.

Михаил Виельгорский

– Над чем вы теперь работаете, Николенька? – спросил участливо хозяин дома.

– В основном, переписываю ранее написанное. Даю отдельные разъяснения к «Ревизору», истолковываю некоторые свои статьи и эссе в «Выбранных местах из переписки с друзьями», – отвечал Гоголь. – Изволите ли видеть, моя давешняя поездка в Иерусалим многое изменила в моем отношении к ранее написанному. Я всегда считал, что основой деятельности любого литератора является научение людей и наставление, моральная сторона есть главная в литературном творчестве. Визит к святым местам открыл мне, что я все же в недостаточной степени придерживался этих истин. Также многое открыл мне в нашем разговоре Тарас Григорьевич Шевченко, которого я имел удовольствие встречать в имении моей матери в Сорочинцах…

– Да что вы?! Вы беседовали с Шевченко?

– И не один день. Он проживал у нас некоторое время, прежде, чем отбыл к своим родственникам в Киев…

– Однако, как мне кажется, он достаточно далек от церковных идеалов…

– Но он близок к самой главной религиозной идее – к служению. Ведь именно служение людям, а не бестелесному божеству есть главное угодничество и следование принципам веры, закрепленным в Святом Писании! Он хорошо это понимает, хоть и отказывается признать существование и главенство Бога. Но ведь не в этом суть…

– Однако, как ты заговорил! – всплеснул руками Виельгорский. – Еще неделю назад горло готов был перегрызть тому, кто хоть слово скажет в адрес Иисуса, а сейчас эдак залиберальничал…

– Ну что ты, Иосиф? – покраснел Гоголь. – Я ревностно верую в Иисуса, но не забываю самого главного, что несет нам любая вера – доброты и служения людям. Разве не к этому Он призывал в своих проповедях?

– Да, но такие, как Тарас Шевченко, должны быть вовсе изолированы от общества и отправлены в каторжные работы! – Иосиф говорил необычно, с несвойственной ему ранее злостью. – Он ведь, кажется, из крепостных происходит?

– Да, и что в этом такого? – не понимая, что происходит, лепетал Гоголь.

– Ничего особенного. Мы совсем забываем, кто мы есть и кто рядом с нами. Ты вчера сидел за одним столом с безбожником и крестьянином, а сегодня сидишь с нами, и хоть бы что…

– Мне уйти?!

Окружающие не успели заметить того молниеносно возникшего напряжения, что доселе добрый и миролюбивый по отношению ко всем, в том числе к другу Виельгорский вдруг создал буквально на пустом месте. Удивлена была даже строго и воинственно настроенная мать его, Луиза.

– Что на тебя нашло, Иосиф?! – резко заметила она. – Николай Васильевич, простите меня за моего неразумного отпрыска, который живет в плену каких-то средневековых предрассудков. Мне и в голову не может прийти, что он тут такое говорит…

Иосиф понял, что без причины перегнул палку.

– Прости, Николя, – покраснев и опустив глаза, забормотал Иосиф. – Конечно, я не хотел тебя обидеть или сказать что-то, что может быть воспринято тобой на свой счет. Просто, мне кажется, нами всеми сейчас владеет с легкой руки Белинских и прочих таких критиканов какой-то абсурдный повальный либерализм, который, как показывает история, нашу страну никогда ни к чему хорошему не приводил.

– Напротив, – улыбнулся отходчивый Гоголь, – мне кажется, что именно присущая русским доброта и понимание есть главные их отличительные черты, которые всегда характеризовали их с самой лучшей стороны. Разве мало тому примеров и иллюстраций в нашей истории?

– Много, да только что ж в этом хорошего?