Расеянство

–А зачем?

–Затем, чтобы сообщить Вам, что Ваш… дом досуга, прости Господи, является источником распространения венерических заболеваний по всему городу!

–Да, – сделав озабоченную мину, присела на стул заведующая. – Такая информация до нас уже дошла. Через мэра.

–Да? Любопытно? Как же он на это реагирует?

–Сердится. Велел меры принимать.

Что-то живое зашевелилось в душе Мойши, какая-то слабенькая надежда на понимание, вроде бы, затеплилась там.

–И что же? Что Вы сделали?

–Ну смотрите. Все наши девочки – 99% – из бывших индивидуалок, так? Значит, они больны быть не могут. Иначе бы давно уже весь город вымер. Логично?

–Логично, но…

–Пойдем дальше. Есть у нас только одна девочка со стороны – это Настя из городского суда.

–Ну! Значит, в ней все и дело!

–Я согласна, согласна…

–Ну так значит ее надо уволить!

–Не могу.

–Почему?!

–Она – наш лучший работник. Без нее мы и на половину не выполним план по сбору в бюджет.

–Как, уже и план есть?

–А как же! – с видом получившей пятерку пионерки протянула она Мойше папку листов на 50 с подробным бюджетным заданием, муниципальным контрактом и прочей служебной документацией. От масштаба этого безобразия, принявшего государственные масштабы, у Мойши закружилась голова. Подняв глаза, он увидел над головой заведующей лозунг:

«Наши цели ясны, задачи определены! За работу, товарищи!» (из речи Н.С. Хрущева на 22 съезде КПСС).

5.Прежде ума рыщет – беды ищет

Апрель 1847 года, Пешт.

-…Господа!– начал свою речь доктор Игнац Филип Земмельвайс. – Помимо удручающей статистики женской смертности от горячки и родового сепсиса, с которой я столкнулся по приезде в больницу святого Роха, на нашу голову обрушилось еще одно несчастье – гибель нашего уважаемого коллеги, доктора Коллечки. Вдвойне опечалило эту утрату то обстоятельство, что погиб он по чистой случайности, нелепости, в преддверии открытия препарата, который способен радикально изменить ситуацию с заражениями и смертностью как в нашей клинике, так и по всей стране. И это даже не то, чтобы открытие – это скорее находка, которую я совершил в поисках универсального средства борьбы с ужасным заболеванием, которое год от года уносило жизни матерей Австро-Венгрии. Когда я столкнулся с этой проблемой, первое, с чего я начал – изучение ее причин. И главной из них стали руки врачей. Да, не удивляйтесь – именно руки, призванные и словно назначенные самим Господом, чтобы помогать и спасать жизни, эти самые жизни и уносили. Иными словами, мы сами были виновниками сепсиса. Как такое возможно, спросите вы? Я отвечу. Инфекция на руках переносилась из прозекторской доктора Хоффмана…

Последний недовольно поморщился при этих словах.

–…А также с улицы, после контактов с окружающей средой. Недостаточное обеззараживание влекло непроизвольное внесение в организм роженицы через кровь, парентерально, смертоносной инфекции. По полученным мною данным, в Австрии показатели по смертности куда ниже – поскольку там доктора перед началом оперативного контакта с больными обеззараживают руки хлорной известью. Сравнительно недавно – две недели тому назад – я обязал всех сотрудников нашего отделения делать то же самое. И – что бы вы думали? – за две недели ни одной смерти! А в былые времена за тот же срок погибали до десятка женщин. Вот, – Земмельвайс поднял над головой документ, – сравнительная таблица, которую я хочу донести до всеобщего сведения и также опубликовать в медицинском вестнике. На сегодняшний день обеззараживание является, в прямом смысле, жизненной необходимостью с целью спасения рожениц. А наша клиника святого Роха станет пионером в деле борьбы за жизнь матерей!

Коллеги дружно зааплодировали. После симпозиума доктор Клейн пригласил Земмельвайса к себе в кабинет.

–Это потрясающе, Игнац. Ваше открытие просто… неописуемо!

–Самое потрясающее в том, доктор, что никакого открытия нет. Раствор по обеззараживанию рук давно известен медицине. Основная работа моя состояла во вскрытии причин смертности, в определении истоков поступления сепсиса в организм роженицы.

–И что Вы намерены с этим делать дальше? Ведь это неплохой материал для диссертации.

–Слава меня привлекает меньше всего. Я вижу свою главную задачу в борьбе за жизнь матерей Австро-Венгрии. Ведь ребенок-сирота – что может быть несчастнее? Видя такую удручающую картину смертности, что существовала в нашей клинике и во всех остальных клиниках Венгрии, матери попросту боялись рожать и отдавались на руки повитухам. В наше время! Это ведь уму непостижимо и никак недопустимо, ибо повитуха нанесет куда больше вреда, чем доктор Хоффман из прозекторской!

–Я вижу, Вы не честолюбивый человек…

–Знаете, что сказал мне Франтишек, умирая? Он завещал бороться за жизни рожениц, завещал придать мое открытие огласке, уже зная о нем. И я обязан выполнить его последнюю волю, а также ту клятву, которую я принес на университетской кафедре высоким именем врача!

–Ваши слова потрясающи! Я восхищаюсь и горжусь Вами, но… есть одно обстоятельство, по которому я бы не советовал Вам особенно радоваться открытию.

–Что же это за обстоятельство, позвольте осведомиться?

–Видите ли, закупка хлора в таком количестве может нанести нашей клинике существенный урон. Я имею в виду, в финансовом смысле…

–Вы шутите? – Земмельвайс был обескуражен словами главного врача. – Во-первых, его стоимость смехотворна, во-вторых, не так уж много его и нужно, а в-третьих, если от этого зависят жизни матерей, то о какой экономии здесь можно говорить?

Клейн мялся – собеседник видел это и не желал сдавать позиций.

–Если существуют объективные препятствия к моей деятельности, то сейчас самое время предать их огласке. То, что Вы сказали, звучит, простите, как бред. Здоровы ли Вы сами?

Клейн с ненавистью взглянул на него.

–Что ж, я буду с Вами откровенен. Вы намереваетесь сообщить всей Австро-Венгрии, а после – и всему миру о своем открытии, так? А это значит, речи свои Вы будете начинать примерно так: «Приехал я как-то раз в столичную больницу святого Роха и обнаружил повышенную смертность от сепсиса. Посмотрел на своих коллег и понял – какие же они дураки, что в 19 веке, когда хлорное обеззараживание с успехом применяется в другой части страны, да и во всем мире, не удосужились помыть руки и тем самым по сути отняли жизни у сотен женщин?!» Так? И что же после этого прикажете делать нам? В петлю? Или в тюрьму? Поругать честь клиники, честь профессии врача…

–Что Вы говорите, доктор Клейн?! О какой чести врача можно рассуждать, когда Вы впрямую отказываетесь от исполнения своего профессионального долга… в угоду каким-то мещанским соображениям!

–Это не мещанство, мой юный друг! Это жизненная необходимость сохранить жизнь и свободу людей, которых Вы обвиняете в убийствах! Получается, что жизни одних Вы собираетесь спасать за счет жизней других! А этого я, как главный врач, не могу допустить!

–Что же мне делать?

–Я разрешаю Вам применение антисептических средств в пределах клиники. Но если Вы растрезвоните об этом по всему миру, то можете смело покидать пределы больницы.

–Это Ваше окончательное решение? – помолчав немного, уточнил Земмельвайс.

–Да.

–В таком случае, прощайте. Нам не о чем с Вами говорить.

Хлопнув дверью, Земмельвайс покинул кабинет Клейна. Вернувшись на свое рабочее место, он стал собирать личные вещи – для себя он твердо решил, что смерти Коллечки ему достаточно, и проводить остаток дней в обстановке невежества, в темном царстве Клейнов и Хоффманов ему не с руки. Внезапно среди бумаг он натолкнулся на письмо. Оно было запечатано. Почему он не видел его раньше? Должно быть, проглядел среди утренней почты. Разрезав конверт, Игнац погрузился в чтение:

«Дорогой Игнац! Сообщаю Вам с великой благодарностью, что получил Вашу работу о снижении смертности среди рожениц за счет обеззараживания рук операционистов и ординаторов хлорной известью. Признаться, после прочтения ее несколько дней я был вне себя от восторга. Я не мог поверить, что мой дорогой однокурсник стоит у истоков открытия, которое способно вкорне изменить не только демографическую ситуацию, но и вообще всю картину медицинской жизни. Сравнительно недавно – две недели назад – я решился на свой страх и риск внедрить данную практику и в нашей клинике. Результаты превзошли все мои ожидания. Смертность снизилась с 20% до 1%, и то в указанный процент входили люди, больные хроническими заболеваниями. Получается, что родильная горячка и сепсис как причины смертей матерей остались в прошлом. И все – из-за, казалось бы, – малозначительного открытия, которое – в действительности – является революцией здравоохранения.

Однако, результаты превзошли все ожидания и в другом смысле. Когда я сообщил о применении Вашей находки в своем отделении главному врачу нашей больницы Петра и Павла доктору Кюхтеру, он запретил мне публиковать статистическую отчетность и вообще делиться с кем-либо результатами практики. В обоснование своей позиции он сослался на то, что сочтет мою публикацию доносом, поскольку она повлечет за собой массовые неприятности для него и его подчиненных, не сумевших в течение многих лет, предшествовавших Вашему опыту, отыскать ему альтернативу. По его мнению, выходит, что из-за безынициативности и недальновидности медицинского персонала, по существу, произошли все эти смерти. Я не могу разделить такой точки зрения, главным образом, потому, что полагаю уклонение от принятия на вооружение средства борьбы с сепсисом как смертный приговор многим миллионам рожениц и нарушение клятвы Гиппократа. Таким образом, я оказался в противоречивой ситуации – с одной стороны неприятие коллег, а с другой – неприятие самого себя, если я пойду у них на поводу.

Прошу Вас, мой друг, поделитесь со мной Вашими мыслями по поводу написанного. Какой точки зрения мне следует придерживаться?