Меж тем задумка мэра удалась на славу. Доходы бюджета за неделю выросли в разы, докладывало финуправление на очередной пятничной сходке. Доволен был городской голова, и потому решил лично проинспектировать доходное место.
На машине с мигалкой, при полном параде, прибыл он к большому зданию в самом центре Озерска. Это был старый купеческий дом – в начале XIX века построила его семья местных золотопромышленников. В три этажа, выше всех тогда стоявших городских построек, он производил впечатление на горожан и гостей города как красотою отделки снаружи и изнутри, так и масштабами своими – все в нем выдавало традиции классической русской архитектуры, которая не могла не бросаться в глаза. Даже сейчас умилился видавший виды мэр тому, как органично и красиво смотрится здание на фоне остальных городских построек, казавшихся ему теперь – как и всегда, впрочем – не более, чем сараями.
–Даа… – протянул он, окидывая взглядом красоту. В этот миг ему подумалось, что строили купцы такие хоромы для людей, чтобы им жизнь упростить да счастливой сделать, и, наверное, сейчас порадовались бы за его судьбу. Не то, что в двадцатых годах – когда революция превратила такую красоту сначала в чайную, а потом в ГубЧК, а после тридцатых – стыдно сказать – в правление колхоза! С тех пор, как колхозы в стране приказали долго жить и пустовал купеческий дом, но Николай Иваныч всегда знал, что найдется-таки ему достойное применение – и не ошибся.
Красивая вывеска с золотыми буквами на красном фоне гласила: «Дом досуга жителей г. Озерска».
–Во, – похвалил мэр словно бы сам себя, читая название. – Так не стыдно и губернатора на экскурсию привести, и каких столичных даже гостей, если случай будет.
Внутри к приезду все было подготовлено – директриса борделя Мария Степановна Белозерова, бывший главный бухгалтер городской администрации, хоть и пожилая, но видная женщина, знавшая толк в досуге разного рода, лично приветствовала дорогого гостя.
–Дорогой Николай Иваныч…
–Привет, привет. Ну, как дела?
–Ну так Вам лучше знать. Отчет о прибылях и убытках каждый день сдаем в администрацию.
–Убытках?
–Ну убытков, слава Богу, нет. Стараемся, трудимся.
–Это хорошо. Как кадры?
–Работают.
–Что, все? Свободные-то есть?
–Для Вас найдем лучшего специалиста. Прошу…
По интерьеру тоже было заметно – постарались люди государевы. В комнатах, обустроенных по высшему разряду, положенному такого рода заведениям, все было как положено – кожаные диваны, кровати с железной ковкой, плети, наручники с розовой опушкой, картины в стиле ню… Особенно мэру в глаза бросилось бордовое шелковое постельное белье – он и до сегодняшнего дня был поклонником этого аксессуара, а уж сегодня оно пришлось ему как нельзя по душе. Он даже не сдержал своего эмоционального «Эмммм!», что свидетельствовало о его крайнем расположении.
Такие же эмоции вызвала у мэра и его сегодняшняя спутница – двухметровая красавица – блондинка с глазами, синими как море и губами настолько чувственными, что казалось у самой Памелы Андерсон (которую тут, конечно, не видали) могли бы такие быть.
–Ух ты! – всплеснул руками Николай Иваныч. Для смотрительницы дома досуга это означало знак к тому, чтобы оставить мэра наедине с «главным специалистом» этого муниципального учреждения. – Тебя как же звать-то?
–Настя, – гордо и звонко ответствовала собеседница. Николай Иваныч вспомнил советские времена – так раньше отвечали пионеры, когда их спрашивал первый секретарь. Как счастье воспринимали они такое обращение. После молодежь сломалась, испортилась – и Николай Иваныч думал, что уж и не встретит такого комсомольского, юношеского задора в глазах и речах ее представителей. Сегодняшняя же встреча уверила его в обратном – есть еще хорошая молодежь, есть на кого оставить с таким трудом возведенное здание!
–Настасья, значит. Ты откуда такая?
–Из суда. Секретарем-машинисткой работала.
«Настька-машинистка…» – пронеслось в голове у мэра.
–Хорошая работа, – сказал он. – Почему сюда решила устроиться? Чем суд не угодил?
–Э, не скажите, Николай Иваныч, – рассуждала девица не по годам здраво. – Там будущего нет. А здесь такое предприятие – прямо скажем, градообразующее…
–Ну скажешь тоже, градообразующее…
–А чего, я вот в институте хорошо это запомнила. Чем привлекательнее инвестиционный климат, тем выше статус предприятия. В суде какая перспектива? Ну через год помощником, еще через пару лет – судьей. И все. А в Верховный Суд кто меня возьмет? Никто, таких желающих пруд пруди. Здесь же – все иначе. Вы пионер в таком сложном и интересном бизнес-проекте, и, я уверена, он далеко пойдет. А как до столицы дойдет, так возьмут и посмотрят – а кто тут трудился? Кто потом и кровью добился придания предприятию такого статуса? И вот она я. Вот тебе и перспектива. Поэтому, мне кажется, если на совесть работать, сюда любая должна стремиться, у кого хоть немного голова на плечах есть.
–Здорово рассуждаешь, Настасья, и голова у тебя, как видно, есть. А вот только хорошо ли ты трудишься – сейчас проверим…
–Всегда готова! – отчеканила юная комсомолка.
И не соврала – на протяжении следующего часа у мэра была прекрасная возможность убедиться в правильности ее слов и честности ее намерений. Двигаемая высокой целью карьерного продвижения, она так обслужила Николая Иваныча, что у бедного пожилого человека икота какая-то нездоровая началась. Давненько его так не баловали девицы легкого поведения на курортах да в командировках – а о законной супружнице с ее мясистыми телесами уже и речи давно не было. Уж так строчила Настасья, что только что придуманное мэром прозвище пришлось как нельзя кстати. Именно «Настька-Машинистка», и никак иначе.
Одним словом, насилу вылез из-под нее. А ей хоть бы что – вот что значит 20 лет! Кровь с молоком!
Когда Николай Иваныч покидал сие богоугодное, как говорили раньше, заведение, в глаза ему бросилась огромная очередь на билетной кассе. Он взглянул на часы – была половина седьмого, рабочий день кончился. Да и пятница к тому же.
–Что, мужики, усталость снимать, после трудового дня? – не упустил мэр случая пообщаться с электоратом.
–А то…
–А чего же в кабак? Водочки бы?
–Да ну ее, Николай Иваныч, одна болезнь через нее. А тут – такое дело. Недорого, а удовольствия куда больше.
–А водочки и потом можно. Маленько, – добавил местный старожил. Николай Иваныч похвалил себя за удачную затею – теперь все эти проходимцы с боярышником, пополняющие за счет налоговых отчислений разве что федеральный бюджет да карманы мздоимцев, ему нипочем. У него теперь своя, отдельная статья в бюджете, на которую уж никто не посягнет.
В этой же очереди он увидал много молодежи.
–О, мелочь пузатая! А вам не рановато такие места посещать?
–А чего? У нас и паспорта имеются!
–А ровесницы чего же?
–Да ну их, динамистки кругом. Яйца крутят-крутят, а не дают. Все родительские карманные деньги на них спустишь, а толку ноль. То ли дело Настёна наша!
На минуту в мэре разбушевалась ревность, но вскоре здравый смысл подавил ее голос – деньги не пахнут, решил Николай Иваныч, а задумка его стоила, пожалуй, свеч. Никогда за всю свою 25-летнюю карьеру главы города он не был так собой доволен. И потому спал всю ночь как младенец, одни розовые слоники снились – то ли финансовый успех вскружил голову, то ли Настька-Машинистка хорошо знала свое дело.
Первые пациенты появились у Моисея Самуиловича в конце недели. На протяжении первых рабочих дней он знакомился с коллективом, который и впрямь оказался очень радушным и приветливым по отношению к молодому коллеге, «проставлялся» за свое назначение и к пятнице уже едва мог употреблять спиртные напитки, так что вечером «углового» дня решил завязать и приняться за изучение историй болезней лиц, стоявших у него на учете – благо, их было не так много, да и являлись они на прием редко.
Велико же было его удивление, когда с утра в субботу наведался к нему – нет, не хроник с каким-нибудь гепатитом, – а механизатор из дальнего районного колхоза.
–Здрасьте, можно?
–Можно.
–Я к Вам, доктор.
–Слушаю Вас.
–У меня проблема такая… – деревенский житель долго мялся, очевидно, стесняясь излагать беду, кажущуюся ему очень щепетильной.
–Смелее, я не кусаюсь.