–Господи… где… где он? Почему? Когда придет доктор?
–Успокойтесь, Агнес. Я здесь, доктор Земмельвайс здесь.
Только услышав его фамилию, сквозь бред она с трудом разлепила веки и попыталась поднять голову с подушки – но безуспешно.
–Вы здесь…Я умру, доктор?
–Ну что Вы, Агнес! Просто у Вас температура, такое бывает от перенапряжения при родах…
–Я знаю, что я больна… Молю Вас только об одном – спасите малыша… Мне необходимо увидеться с ним…
Земмельвайс посмотрел на Коллечку – тот отрицательно покачал головой. Иного ответа ожидать не приходилось – у нее был страшнейший сепсис, природа которого была не известна науке, и подвергать опасности жизнь младенца доктора не имели права. Щеку Земмельвайса обжег просящий, молящий взгляд Агнес – умирающая женщина выказала последнюю волю, и молодой доктор был не в силах совладать с собой.
–Рита! Принесите сына фрау Ранч.
–Но Игнац! – попытался укоротить его Коллечка, но он ответил ему словами вчерашней пациентки:
–Малыш здоров. Значит, на то воля Господа. Значит, все обойдется.
Агнес Ранч умерла вечером. Сепсис и горячка сделали свое дело. До поздней ночи Земмельвайс сидел в своем кабинете за книгами по санитарии. Но как назло ничего нового они ему не сообщали.
–Уже темно. Вы идете, Игнац? – спросил Коллечка, стоя в дверях. Тот отвечал, словно не слыша его вопроса:
–Я думаю, что знаю причину случившегося.
–Игнац, причина случившегося стара как мир…
–Послушайте меня. Вчера Вам ассистировал Хоффман, так?
–Ну да, он часто мне ассистирует. Он опытный хирург и…
–Часто или всегда?
–Часто.
–И как часто после этого умирают роженицы?
Коллечка побелел, когда до него дошел смысл вопроса молодого коллеги.
–Вы хотите сказать?..
–Именно это я и хочу сказать. Подняться из прозекторской, оторваться от трупа – и сразу приблизиться к роженице. Это ли не нарушение клятвы Гиппократа?
–Но мы не можем обвинять человека без доказательств.
–Доказательства будут.
Утром Земмельвайс запросил у ординатора протоколы операций, в которых Коллечке ассистировал Хоффман. Затем сравнил их с историями болезней тех, кто был на столе в те дни – выжила только удивительно жизнестойкая фрау Хельринг. Как видно, ее слова о Боге помогли ей, и Всевышний не оставил сиротой ее ребенка, что запросто могло случиться с легкой руки доктора Хоффмана.
Спустя пару дней о своем наблюдении Земмельвайс решился сообщить Клейну, но, как порядочный человек, решил сначала ввести в курс дела самого Хоффмана. Он спустился в прозекторскую.
Там был накрыт стол, многие коллеги стояли здесь, выпивали и закусывали. Земмельвайс не поверил своим глазам – здесь же стоял Коллечка, держа в руках бокал шампанского и закуски.
–Игнац, прошу Вас! Вы, верно, на знали, у доктора Хоффмана сегодня день рождения!
Земмельвайс увлек коллегу в сторону.
–Что Вы здесь делаете?
–Я же говорю…
–Это я понял. А как же санитария? Здесь же, простите, трупы вскрывают…
–Пустое, стол продезинфицирован.
–Только руки не промыты.
–О чем Вы?
–Руки доктора Хоффмана не в микробах от трупа, а в крови фрау Ранч и еще десятков матерей!
Земмельвайс круто развернулся и покинул пиршество. Коллечка, тяжело вздохнув, посмотрел ему вслед и подумал только, что с таким напором он долго здесь не продержится.
Игнац летел по коридорам больницы с твердым намерением вывалить доктору Клейну сейчас же все на-гора, когда вдруг налетел на санитарку, несшую в руках кувшин с водой и судно. От удара при столкновении кувшин выскочил из ее рук и разбился, облив новый костюм Земмельвайса. В таком виде показываться главному врачу было нельзя, и вскоре выяснилось, что не было бы счастья, да несчастье помогло…
–Извините ради Бога.
–Да что мне твои извинения, – ворчала старая санитарка. – Кто теперь убирать это все будет? – Она еще не знала в лицо молодого доктора, да если бы и знала, то вряд ли разговаривала бы иначе, но Земмельвайса сейчас занимало не это. Она произнесла ключевую для него фразу – кто будет все это убирать? Он совершил значительную научную находку – но как это исправит положение? Как изменить ситуацию с сепсисом?
Он вернулся в свой кабинет и принялся штудировать учебники по первой помощи и вирусологии. В голове крутился один-единственный вопрос: каким универсальным средством избавить рожениц от мук послеродовой горячки? Даже если завтра доктора Хоффмана отставят, а прозекторскую вовсе закроют в этой клинике, то изменится ли ситуация? Что будет, если не прозектор, а профессиональный хирург станет ассистировать Коллечке? Где гарантия, что заразу не внесет он? Мыслями он новь вернулся к вопросу фрау Хельринг: что если тот же хирург придет на работу из гаштета, с улицы? В чем суть проблемы?
Земмельвайс оторвался от книг и взглянул на свои руки. Будучи главным инструментом хирурга, орудием спасения человеческих жизней, они так же могли служить и орудием ее погибели. В эту секунду он почувствовал себя Архимедом, и захотелось закричать что есть сил: «Эврика!»
3.Эпидемия
Грустный идет Моисей Самуилович на работу. Невесело ему. Первый блин комом. Только попытался зарекомендоваться на новом месте должным образом, как натолкнулся на чиновничий произвол. Ну что же это такое? Повесил нос Моисей Самуилович, призадумался.
Красивая рыжая деваха только и подняла ему настроение. Как ждала, как знала, что именно этой дорогой пойдет молодой доктор – специально что ли дожидалась его у старой скамейки возле больничного сада?
–Привет, – уже несколько дней как взяла она быка за рога, перейдя с ним на «ты». Да и он вроде особо не сопротивлялся, так даже проще.
–Привет.
–Чего загрустил?
–Да все то же…
–Из-за забегаловок этих, что ли? Фи, тоже мне, нашел, из-за чего переживать. Там правда был рассадник один, ну не из-за тебя, так по другой причине закрыли бы, давно следовало. Там же одни БОМЖи отирались!