Неумолимый

– Нет. Хотели было, но им пришлось отказаться от основного обвинения и накопать на него всякой мелочи – чепуховых предлогов, по которым любого солдата можно уволить со службы, ибо у всякого, кто служит за границей, рыльце в пуху.

– Но этот парень так и остался с тобой?

– Он мне предан. – В легкой улыбке майора сквозило искреннее довольство.

– А кто пятый?

Выражение лица Харгита резко изменилось.

– Ты его никогда не встречал. Бандюга, бывший заключенный Хэнратти. – Он даже не счел нужным скрыть отвращение.

* * *

Бараклоу ждал их в Финиксе. Они пообедали там втроем, дружески беседуя о старых временах в Сайгоне, словно ничего другого они и в мыслях не держали. Бараклоу был одет в спортивные брюки и ветровку, но и то и другое, равно как и ботинки, отнюдь не выглядели дешевкой. Очевидно, операция финансировалась неплохо.

Бараклоу отличался своеобразным чувством юмора, и в характере его странно сочетались чувствительность и холодность. Его заботили изящество манер и правильность речи, а шутки его по большей части касались собственной персоны, что свойственно обычно людям умным. Он был способен и на неприкрытую грубость: с официанткой, разносящей коктейли, он обращался так, словно она являла собой низшую форму жизни: "Дорогуша, вам не мешало бы подумать о том, как бы сбрить свои усики", и притом ухитрился ущипнуть ее при первом удобном случае.

Спустя какое-то время Уолкер осознал, что эти двое хорошо сработались, потому что дополняли друг друга. Оба они были жестокими людьми, но каждый по-своему.

Садистская наклонность Бараклоу проявлялась изощренно и зловеще, но он давал себе волю лишь тогда, когда обстоятельства позволяли ему прибегнуть к крайностям, не опасаясь заслуженного возмездия.

Жестокость Харгита была сродни жестокости хищного зверя. Он оставался безразличен к страданиям жертв, поскольку ему просто не приходило в голову считаться с чувствами других людей. С ястребиными чертами лица, гибкий, неистово-стремительный, он обладал всеми инстинктами дикой кошки и той же грацией.

Они направились в Рино, останавливаясь по дороге – два раза, чтобы заправиться и один раз, чтобы самим перекусить в Лас-Вегасе. Говорил по большей части Бараклоу – в его ведении были все детали, и он вводил Уолкера в курс дела. Он оказался к тому же отличным водителем: выжимал из машины предельную скорость, а когда приходилось сворачивать, делал это плавно, без рывков и резкого торможения.

Барт поджидал их в Рино. Сейчас, увидев, Уолкер вспомнил его. У Барта была наголо обритая голова, слегка осунувшееся лицо воскового цвета и выправка исправного служаки. Он воплощал собой образцовый тип армейского сержанта, каковым и являлся в действительности, о чем наглядно свидетельствовала его куртка цвета хаки, из рукава которой еще торчали нитки от срезанных нашивок.

Барт снял для них охотничий домик в шести милях от города и в миле от шоссе: чахлый лесок скрывал эту развалюху от всех любопытных глаз. В домике имелись две спальни и большая гостиная, отделанная деревянными панелями, с каменным очагом и голыми стропилами под крышей, что придавало ей вид подлинного охотничьего жилища. Хэнратти – пятый участник – прилетел днем раньше из Лос-Анджелеса, и Барт встретил его в аэропорту. В их распоряжении было две машины – "линкольн-континенталь" Харгита и "плимут", который Барт взял напрокат в Рино.

Хэнратти оказался изворотливым, как ящерица, парнем, успевшим уже трижды побывать за решеткой. Как выяснилось, он доводился свояком Эдди Барту, правда, сестра Барта развелась с ним, пока он отбывал свой второй срок. У Хэнратти было узкое, рябое, цвета сырой говядины лицо и нос крючком, как у чайника: весь он выглядел так, словно собран из каких-то остатков, плохо подогнанных друг к другу: толстые ноги и ягодицы, короткий торс, худые, как спички, руки и маленькая головка. Говорил он сквозь сжатые зубы, как все бывшие заключенные, цедя слова уголком рта, словно чревовещатель. С большим револьвером Хэнратти, казалось, никогда не расставался.

Именно Хэнратти, как оказалось, и предложил всю операцию. Его освободили из заключения восемь месяцев назад, и департамент досрочного освобождения помог ему получить работу на медеплавильном заводе в Сан-Мигеле. Неизменный ритуал выдачи наличности по четным пятницам привлек его внимание с самого начала. Хэнратти уже подумывал о том, как бы связаться с некоторыми своими сокамерниками, когда случайно наткнулся на бывшего свояка в казино Лас-Вегаса и в разговоре нечаянно проболтался про банк в Сан-Мигеле – держать язык за зубами он просто не умел, – после чего Барт представил его майору. Майор и возглавил операцию – это вышло само собой.