– Вы правы, адмирал. – Гвенна сумела проглотить несколько слов, а с ними и подступившую к горлу желчь. – Вы совершенно правы. И я составлю рапорт о своем провале немедленно после возвращения.
Она уже решила, что справилась. Фром коротко кивнул, шевельнул губами – на другом лице эта гримаса сошла бы за глубокую задумчивость. Но, бросив взгляд через плечо, он увидел в зоне слышимости два десятка человек, приосанился и покачал головой.
– Нет, командир Шарп, боюсь, что нет. Нет. Рапорты нужны для того, чтоб, в случае если вы не вернетесь, знать, куда направить следующую группу.
– Следующей не будет. На этом корабле одно крыло кеттрал…
– Крыло? – Он поднял брови. – Вы потеряли птицу и двоих солдат. Не вижу здесь крыла кеттрал.
– Случается, на заданиях не все идет гладко. Задача командира крыла состоит в том, чтобы исправлять ошибки.
Как будто можно вытащить стрелу из живота Джака. Как будто можно пришить отрубленную голову. Как будто можно вернуть прошлую ночь, влить кровь обратно в жилы, восстановить сгоревший мир, отменить все ее ошибки.
Фром снова поднял голову:
– Вы же и провалили задание. С какой стати мне посылать вас обратно?
– А кого вам еще посылать?
– У меня есть люди в городе, – неопределенно махнул он рукой.
– У вас есть сеть шпионов, подобранных по выговору, цвету волос и оттенку кожи, чтобы не выделялись среди местного населения. Никто из них не вытаскивал пленных.
Адмирал до хруста сжал челюсти.
– Я не стану обсуждать этот вопрос, пока вы не представите рапорт.
Гвенна открыла и закрыла рот. Как будто мало ей было потерять половину крыла. Похоже, по собственной тупости и несдержанности она упустила возможность вернуться за уцелевшим.
– Адмирал…
Голос ей самой показался чужим – умоляющим, растерянным. Она возненавидела себя за тон, но что такое еще одна капля в море самоуничижения, в котором она тонула?
– Иногда успех от поражения отделяют не дни, а минуты.
Она чувствовала, как утекают эти минуты – точно кровь из раны.
Гвенна оглянулась. Анник не было видно, значит та, вероятно, уже в лодке. Гвенна смерила взглядом расстояние до перил и снова повернулась к Фрому. У его людей арбалеты, но в нее они вряд ли станут стрелять. Она неудачница, а не изменница.
Адмирал скроил мину, долженствующую взывать к рассудку.
– Я отправлю в город гонца с донесением.
– Этого мало, адмирал, – ответила она. – Извините.
Она протиснулась мимо разинувшего рот Фрома, кивнула на ходу солдатам, в шесть шагов пересекла палубу, опрокинулась за перила и упала в лодку под бортом. Суденышко покачнулось. Анник, как она и думала, уже сидела на носу в готовности отдать концы. Гвенна опустилась на среднюю скамью и взялась за весла.
И, только подняв голову, поняла масштаб своей ошибки – последней ошибки. Фром стоял над бортом, оскалившись и тыча пальцем ей в лицо. Охранники по обе стороны от него нацелили арбалеты. От них несло страхом и смятением, но, стреляя на трех шагах, сверху вниз и с опорой на перила фальшборта, не надо быть кеттрал, чтобы поразить цель.
– Гвенна Шарп! – взревел Фром. – Приказываю вам вернуться на палубу!
– Некогда, – покачала она головой.
Он открыл рот, застыл, осознал, что пути назад нет, и выговорил:
– Вы не оставляете мне выбора. За открытое пренебрежение долгом, неподчинение и нападение на офицера я освобождаю вас от должности.
В двенадцать лет Гвенну подстрелили на учениях в мангровых зарослях. Ранивший ее кадет перепутал «глушилку» с бронебойным наконечником, и стрела проткнула ей ногу чуть выше колена. Она запомнила, что ощутила не боль, а давление, и долго разглядывала торчащее из мышцы древко и сочащуюся из раны кровь. Она понимала, что ранена, яснее солнечного света видела пробитую кожу… и все равно не верила. Целая минута прошла как во сне, словно стоило закрыть глаза, открыть их заново – и окажешься невредимой.
И сейчас было так же.
Она понимала каждое слово, просто не могла применить их к себе.
Пренебрежение долгом…
Освобождаю от должности…
Слова имели свое значение, но значили и кое-что еще, похуже. Теперь, когда они прозвучали, она не может вернуться в Домбанг, разыскать Талала, исправить хоть малость из того, что натворила.
Значит, они не прозвучали.
Краем глаза Гвенна видела, как Анник выпустила из рук швартов. За лук она не взялась, ей это было ни к чему. На этом корабле все видели, как она стреляет по мишени. Все знали, на что она способна. Наверху, считая только тех, кто стоял у перил, против них было четверо к одному. Кеттрал не прикасались к оружию. И все же лица солдат стали масками ожидающих смерти. Совсем молодые, они не бывали в кровавом деле, их занесло далеко от дома в опасную местность. Они собирались сражаться с изменниками и бунтовщиками, а не с легендой Аннура. Кто-то намочил штаны. Горячий едкий запах повис в застывшем утреннем воздухе.
– Отставить! – снова заговорил Фром. – Это приказ!
Судя по всему, он готов был броситься на палубу собственного корабля при первом ее движении.
– У меня в руках весла, – сдержанно проговорила Гвенна, кивнув на свои ладони, – а не мечи. Мы на одной стороне.
– Сейчас же выходите из лодки, или я прикажу стрелять.
Гвенна медленно, ровно вдохнула. Она чуяла Анник – тонкую прожилку ее гнева, вбитую в ледяное спокойствие. Она чуяла ужас солдат: уксус и ржавчину. Она чуяла бессильную ярость Фрома и приторную вонь речного ила, зелени тростников, плещущей о борт ее лодки воды.
Скорее всего, они могли бы уйти – и она, и Анник. Нырнуть за борт, проплыть под кораблем, скрыться в камышах… но с чем тогда они останутся? Наедине с пауками, змеями, крокодилами и ягуарами, без лодки, без припасов, на десяток миль в глубине дельты, в десятке миль от моря. Одни рыбы порвут их на ленточки, а если они и выживут, до Домбанга добираться не один день, а в эти дни Талала подвергнут пыткам, может быть, убьют. Она представила его привязанным к столу; над ним склоняются верховные жрецы, в его тело впивается раскаленная докрасна сталь, раз за разом слышатся вопросы, на которые он не ответит иначе как воплями.
Она, как во сне, подняла руки.
Все было ненастоящее: солнце на лице, пылающая в плече боль, опасливый взгляд Фрома, стук собственного сердца. Она еще миг верила, что вот-вот проснется, что с Талалом все хорошо, что со всеми все хорошо. Но не проснулась.
Медленно, чтобы не перепугать солдат наверху, она поднялась, влезла по трапу, скользнула через перила. Уже некуда было спешить. Фром хочет, чтобы она унижалась, – она будет унижаться, но прежде он заставит ее ждать. Чтобы каждый моряк и солдат на борту увидел, как она ждет.
– Связать ее, – приказал Фром, когда Гвенна ступила на палубу.
Люди колебались. С такими лицами они бы выслушали приказ прыгнуть в дельту и поплавать.
– Все нормально, – сказала им Гвенна, подставляя сложенные вместе запястья.
Она лгала. Совсем это было не нормально, но обстоятельства не допускали сопротивления.