Последние узы смерти

Десятки скорчившихся на земле тел. Иные еще шевелились, стонали или тягостно всхлипывали. Но больше было неподвижных. Вот мертвый мальчик с вывернутой, как сломанное крыло, рукой. Вот растоптанная женщина – сквозь кожу и одежду непристойно белеют сломанные ребра. На плитах мостовой лужами растекалась кровь.

Маленький солдат послал коня прямо по трупам, по обнявшимся в смерти мужчине и женщине, и натянул поводья рядом с Адер. У той мелькнула мысль о бегстве, но бежать было некуда. И тогда она повернулась к нему.

Он, пыхтя, стянул шлем, открыл потное лицо. На виске под волосами была ссадина – он ее как будто не замечал. Его загоревшиеся от закатного солнца глаза были устремлены на нее.

– Неужто вы так спешили меня убить, – удивляясь своему недрогнувшему голосу, заговорила Адер, – что понадобилось топтать своих?

Солдат замялся, дубинка повисла в его руке. Он скользнул взглядом по трупам и снова обратился к Адер:

– Убить вас?

– Или пленить, – холодно ответила она. – Заковать в цепи.

Солдат покачал головой – сперва медленно, потом горячо протестуя:

– Нет же, ваше сияние! Вы не поняли! Нас послал совет.

– Знаю, что совет, – давясь тошным ужасом, ответила Адер (кто еще мог их послать?).

– Нас отправили сразу, как узнали, собрали в спешке. Как только услышали, сразу послали нас.

Адер уставилась на него.

«Я дура».

Холодная мысль оплеухой хлестнула ее по лицу. По залитому кровью, горящему и липкому лицу. Она провела ладонью по лбу. Ладонь стала мокрой.

– Вы тяжело ранены, ваше сияние? – спросил всадник (спросил встревоженно, если не испуганно).

Адер разглядывала яркую кровь на смуглой ладони. Посмотрела, потом опустила взгляд на мостовую, на десятки растоптанных насмерть, скорчившихся в панике тел с выкаченными глазами.

«Я дура, и убила их своей дуростью».

Правда, они готовы были убить ее. Возможно, и убили бы, не подоспей солдаты. Все равно. Это были ее люди. Аннурцы. Мужчины и женщины, которых она, про себя и прилюдно, клялась защищать, а они погибли, потому что она безрассудно решила с триумфом въехать в родной город. Воображала, что рискует только собой.

Глупо, глупо, глупо.

– Теперь вы в безопасности, ваше сияние, – говорил всадник.

Он повесил дубинку на пояс и низко склонился перед ней в седле. Остальные окружили ее заслоном в десять рядов. Адер не знала, какого врага они готовились встретить.

– С нами вы в безопасности, – повторил солдат.

Адер покачала головой, не сводя глаз с одного из трупов. Это была женщина – та самая, которую Адер выделила из толпы и с которой заговорила. Карие глаза бессмысленно смотрели в небо.

– В безопасности… – повторила Адер; она захлебывалась рвотой и слезами, но императоры Аннура не блюют и не рыдают. – В безопасности.

Второй раз слова прозвучали тише и оставили на языке едкий привкус.

8

Стоя на носу «Вдовьей мечты», Гвенна щурилась на горизонт. Над головой было чисто, но уходящий шторм и грядущая ночь превратили восточное небо в багровый синяк темнее самого моря. За мелкой бегучей рябью она не различала земли, хотя примостившиеся на такелаже чайки знаменовали близость суши.

– Отсюда пойдем на шлюпке, – сказала Гвенна, повернувшись к капитану.

Квен Руан поднял косматую бровь:

– Не советовал бы.

– Я не спрашиваю совета.

Гвенна ничего не имела против Руана. Двенадцать дней плавания она и ее крыло видели с его стороны только уважение и даже почтение. Он благополучно провел судно через налетевший с востока Разбитой бухты шквал, людей держал в строгости и не задавал вопросов. Однажды под вечер Гвенна видела, как он, обвязавшись веревкой, нырнул в тихую воду за плывущим по волнам пером альбатроса. «Это для дочки, – пояснил он, когда матросы вытащили его на борт. – Она никогда таких не видела». Руан был хороший моряк. Возможно, и человек хороший. Тем больше причин не вести его на погибель.

– Не знаю, что вам сказали насчет этого рейса… – заговорила Гвенна.

Руан остановил ее, подняв руку:

– Я иду, куда велено. И все. В этот раз мне было велено доставить вас на Кирины, а Кирины еще в тридцати-сорока милях к востоку – смотря сколько мы прошли за сегодня. Увидим после заката, когда звезды выйдут. Так или иначе, для шлюпки слишком далеко.

Гвенна фыркнула:

– Мы с Гентом как-то прошли на веслах сто миль, а мне тогда и тринадцати не исполнилось. Нам того и надо, чтобы далеко, капитан. Те, кто подходил к Островам слишком близко, не возвращались.

– Я сознаю риск, – ответил Руан, подтянувшись и озирая волны так, словно ожидал увидеть поднимающиеся над волнами верхушки парусов.

– Ну а нам рисковать ни к чему. Вами, во всяком случае. Спускайте шлюпку на воду, и мы оставим вас в покое.

Руан колебался. Гвенна видела в его сомнениях гордость, нежелание оставлять недоделанной честную работу и бежать от невидимой угрозы. Храбрый человек, но к такому его не готовили.

– Это не просьба, капитан, – сурово добавила Гвенна.

Он встретил ее взгляд, отрывисто кивнул и развернулся, чтобы отдать короткий приказ полудюжине палубных матросов. У него была хорошая команда, и солнце не слишком приблизилось к западному горизонту, когда шлюпка закачалась под бортом, притираясь к большому судну, как утенок к матери. Два бочонка – большей частью еда, вода – и еще запасное оружие упаковали за неделю до того, и Талал мигом закрепил их под шлюпочными банками.

– Лучше вам идти под парусом, – сказал Руан. – Хотя бы часть пути.

– Нет, – покачала головой Гвенна.

Она было отвернулась, но капитан придержал ее за плечо. Девушка успела дотянуться и наполовину вытащить из ножен нож, прежде чем разум остановил вбитый в тело рефлекс. Руан посмотрел на нее, пожевал губами и убрал руку.

– Мир и впрямь перевернулся вверх дном, – проговорил он. – И все же не каждый норовит вас убить.

– У меня другой опыт, – с усилием пожала плечами Гвенна.

Он долго разглядывал ее.

– Сколько вам лет?

– Какая разница? – не отводя глаз, спросила Гвенна.