Она заставила себя перейти на шаг поспокойнее и вернулась вниз. Грейстоун по-прежнему был в гостиной – он успел зажечь несколько свечей и взглянул на показавшуюся в комнате Эвелин.
– Откуда вы знаете о моих сестрах? – поинтересовался он мягким, вкрадчивым тоном. – Вы и о них наводили справки?
Эвелин задрожала, ее пульс участился, но она застыла на месте, мгновенно ощутив, что отважилась вторгнуться на опасную территорию. Грейстоун явно был недоволен, подумала она и поспешила заверить:
– Нет, конечно нет. Но о них упомянули в ходе беседы.
– Беседы обо мне? – Он вперил в нее неумолимый взгляд.
Эвелин снова вздрогнула.
– О вас, сэр.
– И с кем же у вас состоялась столь насыщенная сведениями беседа?
– С Джоном Тримом, – поспешила ответить Эвелин. Неужели Грейстоун опасался предательства? – Он безмерно восхищается вами. Как и все мы.
Его серые глаза сверкнули.
– Полагаю, я должен быть польщен. Вам холодно?
Пульс Эвелин безудержно колотился, но она едва ли озябла – она была обескуражена, растеряна, совсем сбита с толку! А она и забыла, каким мужественным был Грейстоун, как его присутствие будоражило ее чувства…
– Идет дождь.
Грейстоун небрежно стянул шерстяное покрывало, наброшенное на спинку дивана. Эвелин напряженно застыла на месте, когда незваный гость направился к ней.
– Если вы не замерзли, – тихо заметил он, – то сильно взволнованы. Но, с другой стороны, это и понятно, ведь вы буквально на грани отчаяния.
На мгновение Эвелин подумалось, что Грейстоун намеренно подчеркнул последнее слово: возможно, он все-таки вспомнил их первую встречу, когда она была в таком же отчаянии… Но выражение лица Грейстоуна ничуть не изменилось, даже когда он накинул покрывало ей на плечи. И Эвелин поняла, что он не помнит ее.
– Я не привыкла принимать гостей в такой час, – наконец сказала она. – Мы не знакомы, и мы одни.
– Сейчас – половина десятого, графиня, и вы сами просили об этом рандеву.
«А кажется, будто уже полночь», – подумала она. И совершенно очевидно, Грейстоун не был хоть сколько-нибудь взволнован их встречей.
– Я каким-то образом встревожил вас? – осведомился он.
– Нет! – Эвелин быстро расплылась в притворной улыбке. – Я очень рада, что вы пришли.
Грейстоун искоса наблюдал за ней. Сверху вдруг раздался оглушительный раскат грома, и ставень громко стукнул о стену дома. Эвелин подскочила на месте.
Незваный гость поставил на стол бокал.
– Просто в голове не укладывается, что вы живете в этом доме всего-навсего с одним слугой! Я закрою ставни. – И Грейстоун скрылся в темноте.
Когда он удалился, Эвелин схватилась за спинку дивана, пытаясь справиться с дрожью. Откуда этот контрабандист узнал, что она обитает здесь практически одна, с Лораном, ее единственным лакеем? Похоже, Грейстоун тоже расспрашивал о ней.
Но он не узнал ее. В голове не укладывалось, что она в свое время не произвела на него никакого впечатления.
Грейстоун вернулся в гостиную, еле заметно улыбаясь, и закрыл за собой обе двери. Встретившись с ним взглядом, Эвелин поглубже зарылась в шерстяное покрывало, крепко обернув его вокруг груди.
Грейстоун прошел мимо разделявшего их дивана и взял со стола бокал вина.
– Мне хотелось бы, чтобы никто здесь, кроме вас, не знал о моем визите сегодня вечером.
– В этом доме абсолютно все заслуживают доверия, – выдавила из себя Эвелин, по-прежнему стоя по другую сторону дивана.
– Я предпочитаю лично выбирать, когда рисковать и как рисковать. К тому же я редко доверяю кому бы то ни было, а незнакомцам – и вовсе никогда. – Грейстоун холодно улыбнулся. Он снова говорил с этой странной насмешливой интонацией. – Это будет нашим маленьким секретом, графиня.
– Разумеется, я сделаю так, как вы просите. И я искренне сожалею, если мои расспросы о вас, столь открытые, вызвали у вас какие-то опасения.
Он сделал глоток красного вина, которое то и дело потягивал.
– Я привык ускользать от властей. Вы – нет. Что вы им скажете, если однажды они постучат в вашу дверь?
Эвелин изумленно взглянула на него, донельзя встревоженная, поскольку она никогда еще не задумывалась о таком повороте событий.
– Вы скажете им, что не видели меня, леди д’Орсе, – тихо, с нажимом произнес Грейстоун.
– Так мне стоит ожидать визита представителей власти?
– Думаю, да. Они станут настоятельно советовать вам связаться с ними в тот самый момент, когда вы меня снова увидите. А подобные игры лучше оставить тем, кто хочет играть по самым высоким ставкам. – Он прошелся по комнате. – Хотите, я зажгу огонь? Вы все еще дрожите.
Эвелин пыталась постичь смысл того, что он сказал, и, совсем растерявшись, повернулась к нему. Она понимала, что дрожит не от холода, а трепещет в присутствии этого мужчины.
– Вы, судя по всему, только что пришли сюда, попав по дороге под дождь, так что, полагаю, вам огонь не помешает. Да и мне тоже.
Грейстоун сбросил с себя влажный шерстяной сюртук.
– Я так полагаю, вы не против? Раз уж сегодня вечером обошлось без парадных одеяний?
Неужели она в который раз покраснела? Он что, снова насмехался над ней? Еле передвигая ноги, Эвелин подошла к нему и забрала скинутый сюртук. Шерсть была превосходного качества, и Эвелин предположила, что сюртук имел итальянское происхождение.
– Надеюсь, он высохнет до вашего ухода, – сказала она, хотя дождь опять забарабанил по крыше.
Грейстоун пристально взглянул на нее, потом достал из кармана жилета трутницу, опустился на колени перед камином и зажег огонь. Пламя быстро разгорелось. Потом он перемешивал поленья железной кочергой до тех пор, пока дерево не схватилось огнем. Поднявшись, он закрыл каминную решетку.
Эвелин подошла к Грейстоуну, приподняв его сюртук перед разгоравшимся огнем. Контрабандист мельком взглянул на нее. Теперь, когда они стояли так близко, Эвелин видела в его глазах какой-то странный блеск. Этот блеск казался двусмысленным и таким обольстительным – он напоминал типично мужскую, примитивную оценку.
– Не хотите ли бокал вина? – мягко поинтересовался Грейстоун. – Я так не люблю пить один! Это бордо выше всяких похвал. И надеюсь, вы не возражаете, что я угостился.
Его тон стал ласковым, и кожа Эвелин покрылась мурашками.
– Конечно, я не возражаю. Это меньшее, что я могу предложить вам. Что же касается меня, то нет, благодарю вас. Я не могу пить спиртное на пустой желудок, – честно призналась Эвелин.
Грейстоун повернулся и поставил один из находившихся в гостиной стульев перед огнем. Потом забрал у Эвелин свой сюртук и повесил его на спинку стула.