Убежище

Раньше она сама была такой же.

Но когда Хоуп вошла на парковочную площадку, из кустов к ней выбежала та самая маленькая девочка, которая всего несколько минут назад назвала ее симпатичной. Девочка перехватила ее у самой машины, когда Хоуп уже собиралась открыть дверцу. Она явно бежала со всех ног и совсем запыхалась.

– Фейт просила… передать тебе… что хочет встретиться с тобой на кладбище… вечером в одиннадцать часов.

Глава 2

Хоуп сидела в парке на качелях. Было уже темно, и единственный свет давала луна да фонарь на другой стороне улицы. Она ждала Фейт. Сестра попросила о встрече на кладбище, но она все равно бы не прошла мимо качелей, а у Хоуп не было никакого желания заходить на кладбищенскую территорию. И совсем не из-за боязни привидений. Она не любила Супериорское кладбище, потому что старые и покосившиеся надгробия напоминали о тех, кто так и не смог вырваться из рабства Предвечной апостольской церкви. Здесь похоронят ее мать и сестер, хотя они никогда по-настоящему не жили…

– Хоуп, это ты? – послышался сзади из темноты голос Фейт, и Хоуп обернулась.

– Я. Иди сюда и садись рядом.

Сестра вошла в полосу лунного света, защищающим жестом придерживая раздувшийся живот, и Хоуп поразилась его размерам. Сколько же у нее месяцев? Восемь?

Фейт внимательно огляделась, словно боясь, что кто-то их увидит.

– Спасибо, что пришла.

– Хочешь, поговорим где-нибудь в другом месте? – спросила Хоуп. – Мы можем сесть в машину и куда-нибудь поехать.

– Нет. Если я сяду с тобой в машину… – Фейт не закончила предложение. Она села на качели рядом с Хоуп и стала медленно раскачиваться, отталкиваясь ногами.

«Что будет, если ты сядешь со мной в машину?» – чуть не спросила Хоуп, но ей не хотелось давить на сестру. Хоуп хотела дать ей возможность сказать то, ради чего она сюда пришла.

По Мейн-стрит прогрохотал старый грузовик. Хоуп видела, как он остановился на красный свет на перекрестке у парка и потом тронулся с места, когда на светофоре зажегся зеленый. В Супериоре было не слишком плотное движение, особенно поздно вечером. Предвечная апостольская церковь не поощряла хождение по магазинам и посещение кафе с ресторанами в Священную субботу, поэтому то немногое, что вообще открывалось, работало только до пяти. Даже бензоколонка.

– Значит, ты умеешь водить машину? – спросила Фейт, когда грохотание грузовика стихло и единственным нарушавшим тишину звуком стал скрип качелей.

Хоуп кивнула:

– Да, с девятнадцати лет.

– И куда ты поехала сегодня? После того как ушла из парка.

– В Прово. Я подумала, что будет интересно пройтись по незнакомому моллу.

– Прово же очень далеко отсюда.

– У меня было время. – Глубоко вздохнув, Хоуп посмотрела на сестру. – Это ведь Эрвин, не так ли? – спросила она. – Отец твоего ребенка – Эрвин.

Лицо Фейт неприязненно исказилось.

– Да. Как ты узнала?

– Нетрудно было предположить.

Наступило молчание.

– Но если ты беременна от Эрвина, значит, вышла за него замуж?

– А как ты думаешь? Он притворяется, что живет по Евангелию, хотя на самом деле он высокомерный, злобный и скупой.

Даже когда она была ребенком, а Эрвин угощал ее сладостями, которые всегда таскал в карманах, шестое чувство подсказывало Хоуп, что у его нетерпеливой улыбки есть темная сторона. Хоуп делала все возможное, чтобы держаться от него на расстоянии, и в конце концов это привело ее к открытому неповиновению. У Фейт же был более спокойный и терпеливый характер. Ей было всего восемь лет, когда Хоуп видела ее в последний раз, но даже тогда сестра всегда стремилась к миру и спокойствию. Типичный средний ребенок, она напоминала котенка, который при малейшем намеке на похвалу или внимание сворачивается клубочком и начинает мурлыкать, – самая терпеливая и послушная из пяти дочерей Мэрианн.

«И вот что принесла ей эта покладистая натура», – горько подумала Хоуп, глядя на округлившийся живот сестры. Принесла ребенка Эрвина.

– А что, Черити тоже отказалась выходить за Эрвина? – спросила она. – Почему выбор пал на тебя?

Фейт нахмурилась и искоса глянула на Хоуп:

– Ты сделала именно это одиннадцать лет назад и опозорила папу перед всей церковью. Думаю, он не хотел побуждать Черити сделать то же самое.

– Думаешь, она бы отказалась?

Фейт пожала плечами:

– Черити больше похожа на тебя, чем я.

– А ты считаешь, что женщина должна выходить замуж за человека, которого терпеть не может, чтобы потешить гордость отца?

– Нет. – Фейт поерзала, и качели скрипнули. – Эрвин всегда восхищался тобой. Он просил папу отдать ему тебя, когда ты была еще маленькая, и папа ему пообещал, вот и все. Я просто пытаюсь объяснить, почему папа сделал то, что сделал.

– Фейт, я понимаю, почему он так поступил. Но это не значит, что это правильно. Я любила другого.

Фейт затормозила качели мыском теннисной туфли. Казалось, она только что заметила, что длинный подол ее хлопкового цветастого платья волочится по земле.

– У Черити тоже были причины не выходить за Эрвина, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я говорю о Боннере.

При упоминании его имени по позвоночнику Хоуп прокатился озноб.

– При чем тут он?

– Через пару лет после твоего отъезда его родители пришли к отцу, чтобы сказать, что они молились о будущем для Боннера и Бог сказал им, что Черити должна стать его первой женой. И еще сказали, что Бог хочет наградить его за то, что он не сбежал с тобой.

Наградить его? За то, что он цеплялся за безопасность, которую давали родители и их традиции, даже если сам в них не верил? За то, что разбил ей сердце?

Хоуп заставила себя выровнять дыхание, набрать воздух и потом выдохнуть. Тогда боль стихнет…

– Так Черити вышла за Боннера? – спросила она. Собственный голос показался ей тихим и дребезжащим. – И именно их детей я видела сегодня с Черити?

– На самом деле у них трое детей, – сказала Фейт. – Старшую ты, наверное, не видела. Перл, Ладонна и Адам.

Хоуп хотелось пригнуть голову к коленям, чтобы прекратить нахлынувшее на нее головокружение, но она сказала себе, что после одиннадцати лет отсутствия переживет эти новости. Ее чувства к Боннеру давно уже превратились в полное разочарование, так ведь? Она могла бы предположить, что произойдет нечто подобное.