Источник Вознесения

– Это не игры, – горячо возразила Вин. – Люди, которых я люблю, в опасности.

Словно взвесив услышанное, Наблюдатель только покачал головой. Казалось, он был… разочарован. Потом что-то вытащил из-за пазухи.

Вин тотчас же отпрыгнула, однако он всего лишь бросил монетку. Несколько раз подпрыгнув, та замерла на мостовой, а Наблюдатель оттолкнулся и спиной вперед взлетел в воздух. Вин даже не шелохнулась – просто смотрела ему вслед. Потом подняла руку и потерла лоб: все еще казалось, вот-вот снова разболится голова.

– Вы отпускаете его? – спросил, видимо, слегка удивленный Ор-Сьер.

– На сегодня хватит. Он хорошо сражался.

– Я слышу в вашем голосе уважение, – заметил кандра.

Похоже, ему это здорово не нравилось, однако собачья морда не выражала и тени эмоций.

– Надо будет придумать для тебя упряжь или что-то в этом роде, – повязывая пояс у себя на талии, перевела разговор на другую тему Вин. – Чтобы ты мог носить с собой дополнительные флаконы.

– Упряжь не понадобится, госпожа, – возразил Ор-Сьер.

– Не понадобится? – переспросила Вин.

Ор-Сьер поднялся и подошел ближе:

– Пожалуйста, достаньте один из своих флаконов.

Не догадываясь, к чему это, Вин вытащила маленький стеклянный фиал. Ор-Сьер развернулся к ней плечом, и вдруг прямо на глазах шерсть его разделилась, плоть разошлась, обнажив вены и слои кожи. Вин невольно отпрянула.

– Не нужно беспокоиться, госпожа. Мое тело очень сильно отличается от вашего. Я… если можно так выразиться, лучше себя контролирую. Кладите сюда!

Стоило положить фиал с металлами прямо внутрь раскрытого плеча, как плоть тут же сомкнулась, будто ничего и не было. Для проверки, Вин подожгла железо – не появилось ни единого голубого луча, который указывал бы на спрятанный флакон. Металл в желудке человека не подчинялся другому алломанту; металл, штыри, пронзавшие тела инквизиторов, или собственная сережка Вин не могли притягиваться или отталкиваться кем-то еще. По всей видимости, металлы были так же недоступны и внутри кандры.

– Теперь я всегда смогу доставить вам это в случае необходимости, – пояснил Ор-Сьер.

– Спасибо.

– Договор, госпожа. Не благодарите: я всего лишь делаю то, что должен.

– Ну да, конечно, – задумчиво произнесла Вин. – Пора возвращаться во дворец, – прибавила она. – Надо проверить, как там Эленд.

9

Но позвольте мне начать сначала. Впервые я встретился с Аленди в Хленниуме. Тогда он был обычным молодым парнем – десятилетия военных походов еще не оставили на нем своего следа.

Марш изменился. Бывший охотник стал… жестче. Он все время таращился на нечто невидимое Сэйзеду, на вопросы отвечал резко, да и вообще разговаривал с большой неохотой.

Конечно, Марш и раньше отличался прямолинейностью. Сэйзед осторожно наблюдал за своим другом, пока они вдвоем шагали по пыльной дороге. Даже если бы и удалось раздобыть лошадей, животные и близко не подпустили бы инквизитора.

«Какое же у Марша было прозвище? – пытался припомнить Сэйзед. – Ах да! Призрак говорил, до превращения его называли… Железный Глаз».

Имя оказалось до дрожи пророческим. Остальным членам шайки Кельсера стало неуютно в присутствии теперешнего Марша, и они старательно его избегали. Тот не возражал, но Сэйзед все же попытался с ним сблизиться, хоть и не был уверен, нужно ли это самому Маршу. Впрочем, они и в самом деле неплохо ладили: оба изучали естественные науки и историю, оба интересовались религиями Последней империи.

«Он искал меня и все-таки нашел, – думал Сэйзед. – Правда, сказал, что помощь ему потребуется, только если не все инквизиторы покинули Обитель Серан…»

Но это всего лишь отговорка. Несмотря на свои ферухимические способности, драться Сэйзед не умел.

– Ты должен вернуться в Лютадель, – заговорил вдруг Марш – как обычно, резко и без предисловий.

– Почему ты так думаешь?

– Ты им нужен.

– Тому, что осталось от Последней империи, я тоже нужен, Марш. Я хранитель, и отдельные люди не в праве распоряжаться мной, как им вздумается.

– Крестьяне забудут, что ты к ним приходил, – продолжал инквизитор. – То же, что вскоре произойдет в Центральном доминионе, будут помнить.

– Сдается мне, ты удивишься, когда узнаешь, что люди способны забыть очень многое. Войны и королевства только на первый взгляд кажутся важными. Даже Последняя империя оказалась не вечной. И теперь, когда она пала, у хранителей нет причин вмешиваться в политику.

«Многие бы сказали, что у нас их никогда и не было».

Марш повернулся. Эти глаза… глазницы, до краев заполненные сталью… Сэйзед не подал виду, но ему сразу стало не по себе.

– А твои друзья? – спросил Марш.

Сэйзед смутился – он ведь поклялся Кельсеру защищать Вин.

«Впрочем, вряд ли ей сейчас нужна моя защита, – размышлял хранитель. – Теперь она более искусный алломант, чем Кельсер».

С другой стороны, защищать кого-то не всегда равносильно тому, чтобы за него драться. Поддержка, совет, доброта важны для любого человека. А особенно для Вин: слишком многое лежало на плечах этой бедной девочки.

– Я… пытался помочь людям. По крайней мере, как мог.

– Этого мало, – не согласился Марш. – Ты недооцениваешь того, что происходит в Лютадели сейчас.

– Я не игнорирую, а всего лишь, насколько это в моих силах, исполняю свой долг.

Наконец-то Марш отвернулся:

– Неправильный долг. Ты вернешься в Лютадель, как только мы закончим тут.

Террисиец уже открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. Что он мог сказать? Марш был прав. Сэйзед и сам чувствовал, что в Лютадели происходило нечто необыкновенно важное. Что, по всей видимости, сильно повлияет на будущее территории, называвшейся еще совсем недавно Последней империей. И он должен быть там, должен бороться… Поэтому Сэйзед закрыл рот и поспешил за Маршем. Он вернется в Лютадель и снова станет мятежником. Даже если потом поймет, что никакой угрозы не существовало, что он вернулся просто из-за собственного эгоистичного желания быть рядом с друзьями.

Вообще-то, террисиец очень надеялся на последнее. От мыслей об ином становилось как-то не по себе.

10

Первое, что меня поразило, – рост Аленди. Он возвышался над окружающими и, несмотря на молодость и скромную одежду, внушал уважение.

Зал Ассамблеи находился в бывшем здании Кантона финансов Стального братства. Помещение с низким потолком больше напоминало просторный читальный зал, чем зал собраний. В правой части сцены по приказу Эленда поставили скамейки для членов Ассамблеи, слева возвышалась трибуна для выступающих.

И хотя обращена она была не к зрителям, а к членам Ассамблеи, присутствие на заседаниях обычных людей всячески поощрялось. Эленд не понимал, как можно не интересоваться работой правительства, и искренне расстраивался, что на еженедельных заседаниях обычно собирается очень мало публики.