Космер: Тайная история

Джеммел не стал дожидаться, пока Кельсер продолжит спор. Он двинулся прочь; он часто прекращал перепалки столь внезапно.

Кельсер не зажмурился, хотя и хотелось. Он не закричал, бросая вызов умирающему дню, пусть это и было его стремлением. Он отбросил мысли о предательстве Мэйр. Не стоило рассказывать Джеммелу о своем бремени.

Но он рассказал. Так уж вышло.

Кельсер из последних сил улыбнулся еще шире.

Джеммел оглянулся на него.

– Ты выглядишь жутко, когда лыбишься.

– Это потому, что ты в жизни не видел настоящей улыбки, старая куча пепла, – сказал Кельсер, присоединяясь к Джеммелу у стеночки на краю крыши.

Они смотрели вниз на унылый город Мантиз, тонувший в пепле. Люди здесь, на северной окраине Западного доминиона, не так хорошо справлялись с уборкой, как в Лютадели.

Кельсер предполагал, что тут будет меньше пепла, – неподалеку от провинции высилась только одна Пепельная гора. Казалось, пеплопады и впрямь шли намного реже. Но из-за того, что никто не занимался уборкой как следует, по ощущениям его было все-таки больше.

Кельсер ухватился рукой за выступ стены. Ему никогда не нравилась эта часть Западного доминиона. Здания здесь выглядели… оплавленными. Нет, неправильное слово. Они казались слишком закругленными, без острых углов, и редко были симметричными – одна сторона здания могла быть выше или более бугристой, чем другая.

А вот пепел, старый знакомец, покрывал здешние постройки в точности тем же образом, что и повсюду в империи, окрашивая все в однообразные оттенки серого и черного. Пепел устилал улицы, налипал на здания, громоздился кучами в переулках. Пепел, который извергали Пепельные горы, больше походил на сажу и был гораздо темнее, чем пепел от обычного костра.

– Которая из них? – спросил Кельсер, обводя взглядом четыре массивные башни, вырисовывающиеся на горизонте города.

Мантиз был большим поселением по меркам этого доминиона, хотя, конечно, не мог сравниться с Лютаделью. Таких городов, как Лютадель, больше не существовало. И все же Мантиз вызывал некоторое уважение.

– Крепость Шезлер, – сказал Джеммел, указывая на высокое стройное здание посередине.

Кельсер кивнул:

– Шезлер. Я легко смогу войти. Мне понадобится наряд – хорошая одежда, кое-какие украшения. Нужно найти место, где я смогу продать бусину атиума, и портного, который будет держать рот на замке.

Джеммел фыркнул.

– У меня лютадельский акцент, – продолжил Кельсер. – Судя по тому, что я слышал на улицах ранее, лорд Шезлер абсолютно без ума от лютадельской знати. Он будет лебезить перед кем-то, кто представится правильно; он хочет иметь связи с обществом поближе к столице. Я…

– Ты мыслишь не как алломант, – резко оборвал его Джеммел.

– Я воспользуюсь эмоциональной алломантией. Превращу его в…

Джеммел-оборванец внезапно зарычал и стремительно повернулся к Кельсеру. Схватил за рубашку, повалил и навис над ним так, что на крыше задребезжала черепица.

– Ты – рожденный туманом, а не какой-нибудь уличный гасильщик, работающий за гроши! Хочешь, чтобы тебя снова схватили? Хочешь, чтобы тебя сцапали его приспешники и отправили туда, где тебе самое место? Так?

Кельсер ответил Джеммелу яростным взглядом, и туман вокруг них сгустился. Иногда Джеммел казался скорее зверем, чем человеком. Оборванец забормотал что-то себе под нос, словно обращаясь к другу, которого Кельсер не видел и не слышал.

Джеммел наклонился ближе, продолжая бормотать, его прерывистое дыхание несло дурной запах изо рта, а округлившиеся глаза казались безумными. Оборванец был не совсем в своем уме. Нет. Это было грубое преуменьшение. У компаньона Кельсера осталась лишь толика здравомыслия, и даже она уже таяла.

Но он был единственным рожденным туманом, которого знал Кельсер, – и, пропади оно все пропадом, ему необходимо учиться у этого чудака. Иначе придется брать уроки у какого-нибудь аристократа.

– А теперь послушай, – взмолился Джеммел. – Послушай меня хоть раз! Я здесь, чтобы научить тебя сражаться. Не болтать. Болтать ты и так умеешь. Мы пришли сюда не для того, чтобы ты вошел в крепость прогулочным шагом, изображая аристократа, как в старые добрые времена. Я не позволю тебе обойтись трепотней, не позволю – и все тут. Ты – рожденный туманом. Ты будешь драться.

– Я воспользуюсь любым инструментом, какой окажется под рукой.

– Ты будешь драться! Хочешь снова стать слабым, позволить им себя скрутить?

Кельсер промолчал.

– Ты же хочешь отомстить? Верно?

– Да! – прорычал Кельсер.

Нечто массивное и темное шевельнулось в нем – словно зверь, разбуженный подначками Джеммела. Это нечто ощущалось даже сквозь оцепенение.

– Ты хочешь убивать, не так ли? За то, что они сделали с тобой и той, что тебе дорога? За то, что отняли ее у тебя? Так, мальчишка?

– Да! – рявкнул Кельсер и, яростно воспламенив металлы, оттолкнул Джеммела.

Воспоминания. Темная дыра, выстланная острыми как бритва кристаллами. Ее рыдания, когда умирала. Его рыдания, когда они изломали его. Скомкали. Разорвали на части.

Его крики, когда он переделывал себя.

– Да, – сказал он, поднимаясь на ноги и чувствуя, как внутри горит пьютер.

Он заставил себя улыбнуться.

– Да, я отомщу, Джеммел. Но я поступлю по-своему.

– Это как же?

Кельсер запнулся.

Для него происходящее было необычным. Раньше у него всегда был план. Планы сменяли друг друга. А теперь – без нее, вообще без всего… Искра погасла – та самая искра, которая всегда выводила его за общепризнанные пределы возможного. Она вела его от плана к плану, от ограбления к ограблению, от богатства к богатству.

Теперь искра исчезла, сменившись онемелым сгустком. Нынче он ощущал только ярость, но ярость не могла его вести.

Он не знал, что делать. Он это ненавидел. Он всегда знал, как надо поступать. Но сейчас…

Джеммел фыркнул:

– Когда я закончу с тобой, ты сможешь убить сотню человек одной монетой. Ты сможешь вытащить из рук противника его собственный меч и сразить его им же. Ты сможешь сокрушать людей в доспехах и рассекать воздух, как туман во плоти. Ты станешь богом. Тратить время на эмоциональную алломантию будешь после того, как я добьюсь своего. А пока ты будешь убивать.

Бородатый безумец в лохмотьях отскочил к стене и уставился на за?мок. Кельсер медленно обуздал гнев, потирая грудь в том месте, где его прижали к крыше. И… кое-что странное пришло ему на ум.

– Откуда ты знаешь, каким я был в прежние времена, Джеммел? – прошептал Кельсер. – Кто ты такой?

В ночи горели фонари и прожектора, их свет пробивался сквозь окна и просачивался через клубящийся туман. Джеммел присел на корточки у стены, снова что-то шепча себе под нос. Если он и услышал вопрос Кельсера, то проигнорировал его.

– Ты должен жечь металлы, – сказал Джеммел, когда Кельсер приблизился.