Слова сияния

Сигзил нахмурился, но сделал пару заметок, не переставая машинально шевелить пальцами. Считал секунды? Булыжник наконец-то с щелчком отклеился от стены и упал, напоследок выпустив несколько струек буресвета.

– Намного больше минуты, – сообщил Сигзил. – Я насчитал восемьдесят семь секунд. – Он посмотрел на остальных.

– Мы должны были считать? – спросил Каладин, глянув на Камня, который пожал плечами.

Сигзил вздохнул.

– Девяносто одна секунда! – крикнул Лопен. – Можешь не благодарить.

Сигзил опустился на валун, не обращая внимания на кости, которые высовывались из мха поблизости, и с хмурым видом сделал несколько пометок в журнале.

– Ха! – Камень присел на корточки рядом с ним. – У тебя такой вид, словно ты съесть плохие яйца. Что случилось?

– Я не понимаю, что делаю. Мой учитель советовал задавать вопросы и искать точные ответы. Но как же я могу быть точным? Мне нужны часы, чтобы замерять время, но они сто?ят слишком дорого. Даже если бы они у нас были, я не знаю, как измерять буресвет!

– В светосколках, – предложил Каладин. – Самосветы взвешивают на точных весах, прежде чем заключить в стекло.

– И все они способны удерживать одинаковое количество? – спросил Сигзил. – Мы знаем, что необработанные драгоценные камни держатся меньше ограненных. Значит, если огранка лучше, света поместится больше? Кроме того, буресвет вытекает из сферы с течением времени. Сколько дней прошло после того, как светосколок зарядили, и сколько света он с той поры утратил? Все ли светосколки теряют одинаковое количество света с одинаковой скоростью? Мы слишком мало знаем. Командир, боюсь, я зря трачу твое время.

– Не зря, – возразил Лопен, приближаясь к ним. Однорукий гердазиец зевнул и сел на тот же валун, что и Сигзил, вынудив того чуть потесниться. – Просто надо проверять другие вещи, ага?

– Например? – спросил Каладин.

– Ну, ганчо… Ты можешь приклеить к стене меня?

– Я… я не знаю.

– Похоже, неплохо бы узнать, ага? – Лопен встал. – Попробуем?

Каладин посмотрел на Сигзила; тот пожал плечами.

Юноша втянул больше буресвета. Его заполнила неистовая буря – она словно была пленницей и пыталась вырваться на свободу, колотясь изнутри о его кожу. Он направил буресвет к ладони и приложил ее к стене, окрашивая камни свечением.

Сделав глубокий вдох, поднял Лопена – худой гердазиец оказался поразительно легким, особенно с учетом того, что в жилах Каладина еще оставалась доля буресвета. Он прижал Лопена к стене.

Когда капитан, поколебавшись, шагнул назад, гердазиец остался висеть на стене – его форма приклеилась к камню и собралась в складки под мышками.

Лопен ухмыльнулся:

– Сработало!

– Это быть полезно, – согласился Камень, потирая подбородок, выбритый в причудливой рогоедской манере. – Да, именно это нам и надо проверять. Каладин, ты солдат. Ты мочь делать такое в битве?

Тот медленно кивнул; в голове у него вихрем пронеслась дюжина разных вариантов. Что, если его противники наткнутся на полосу буресвета, которую он оставит на полу? А можно ли остановить катящийся фургон? Приклеить свое копье к щиту противника и вырвать тот из рук?

– Лопен, что чувствовать? – спросил Камень. – Больно?

– Не-а, – ответил Лопен, ерзая. – Я переживаю, чтобы куртка не порвалась и пуговицы выдержали. Ох! Ох! У меня вопрос! Что сделал однорукий гердазиец с тем, кто приклеил его к стене?

Каладин нахмурился:

– Я… я не знаю.

– Ничего – у гердазийца рука не поднялась, – выдал Лопен и расхохотался.

Сигзил застонал, но Камень рассмеялся. Сил склонила голову набок, шмыгнула к Каладину и негромко спросила:

– Это была шутка?

– Да, – сказал он. – Безобразно плохая.

– О, не говори так! – Лопен продолжал хихикать. – Это лучшая из известных мне – и поверь, я настоящий мастер шуток про одноруких гердазийцев. «Лопен, – все время говорит моя матушка, – ты должен их выучить, чтобы посмеяться до того, как это сделают другие. Тогда ты украдешь их смех – и он будет весь твой». Она мудрая женщина. Я как-то принес ей голову чулла.

Каладин моргнул:

– Что ты принес?

– Голову чулла. Это очень вкусно.

– Странный ты человек, – сказал Каладин.

– Нет, – возразил Камень. – Они и впрямь вкусные. Голова – лучшая часть чулла.

– Поверю вам двоим на слово. В самой малой степени.

Он потянулся к Лопену и взял его за руку, поскольку буресвет, удерживавший гердазийца, начал иссякать. Камень схватил Лопена за талию, и вдвоем они помогли ему спуститься.

– Ну ладно, – сказал Каладин, машинально проверяя время по солнцу, хотя его не было видно сквозь узкую расщелину над головой. – Давайте экспериментировать.

Ощущая внутри беснующийся ураган, Каладин несся по дну ущелья. Он напугал группу обороцветов, которые поспешно сложились, точно сжали руки в кулачки. Лозы на стенах задрожали и начали сворачиваться, поднимаясь.

Каладин с плеском пробежал по лужам стоячей воды, перепрыгнул через гору мусора. За ним оставался шлейф буресвета. Он был переполнен светом, свет колотился внутри его. Так было проще им пользоваться; он хотел течь. Каладин направил свет в свое копье.

Впереди поджидали Лопен, Камень и Сигзил с тренировочными копьями. Хотя Лопен был не очень-то хорош – отсутствующая рука создавала огромное неудобство, – Камень дополнял его. Громила-рогоед не желал сражаться с паршенди и убивать, но на этот раз согласился поучаствовать в тренировочном бою во имя «эксперимента».

Он сражался очень хорошо. Кроме того, Сигзил с копьем был тоже довольно неплох. Когда-то три мостовика могли бы устроить Каладину взбучку на поле боя.

Все изменилось.

Каладин швырнул копье в Камня, застав того врасплох. Рогоед поднял оружие, чтобы парировать обычный удар. Буресвет приклеил копье капитана к копью Камня, и получился крест. Рогоед выругался и попытался повернуть свое копье, чтобы нанести удар, но лишь ударил сам себя в бок копьем Каладина.

Когда ударило копье Лопена, Каладин легко отбил его одной рукой, наполнив наконечник буресветом. Копье врезалось в кучу мусора и прилипло к палкам и костям.

Сигзил ударил, целясь в грудь Каладина, но сильно промахнулся, когда тот шагнул в сторону. Юноша коснулся древка ладонью и толкнул его к копью Лопена, которое тот как раз вытащил из отбросов, облепленное мхом и костями. Два копья слиплись.

Каладин проскользнул между Камнем и Сигзилом, и три мостовика чуть не сбили друг друга с ног, пытаясь высвободить свое оружие. Парень с мрачной ухмылкой пробежался до другого конца ущелья, подобрал копье и повернулся, приплясывая. Буресвет вынуждал его двигаться. Впитав в себя такое большое количество, он почти не мог стоять спокойно.

«Ну давайте, давайте», – подумал он. Его товарищи наконец-то разобрали свои копья, поскольку в тех иссяк буресвет. Бывшие мостовики снова построились, ожидая его нападения.