Слова сияния

– Друг мой, – прошептал Им, – кажется, мне понадобится твоя помощь.

– Что? – спросил беспризорник.

– Ничего, – ответил Им и потянулся к ящику стола.

Свет, изливавшийся оттуда, давали всего-то пять бриллиантовых светосколков. Каждый уличный мальчишка, что приходил к нему, видел только их. Пока что Има обворовывали лишь дважды.

Он запустил руку подальше, открыл тайное отделение в ящике и достал оттуда более мощную сферу – броум, – быстро прикрыл ее свет ладонью, в то время как другая его рука искала антисептик.

Теперь, когда мальчик не мог опираться на ногу при ходьбе, одного лекарства не хватило бы. Нежиться в постели неделями, постоянно применяя дорогостоящие снадобья? Невозможно для беспризорника, который каждый день сражается ради пропитания.

Им вытащил из ящика руки, пряча в одной сферу. Бедный ребенок. Наверное, боль просто ужасная. Ему и впрямь полагалось лежать в постели, но каждый уличный мальчишка знал, что можно пожевать гребнекорник и тогда останешься внимательным и бодрым дольше.

Поблизости из-под стопки кожаных квадратов выглянул блестящий спрен. Им смазал ногу лекарством, потом отложил его и, обхватив ладонью ступню мальчика, тихонько запел, не открывая рта.

Сияние в его другой руке исчезло.

Спрены гниения покинули рану.

Когда Им убрал руку, порез зарубцевался, кожа сделалась обычного цвета и все признаки инфекции исчезли. До сих пор Им использовал свой дар лишь несколько раз, прикрываясь обычными лекарствами. Ему ни разу не доводилось слышать о чем-то похожем. Возможно, потому он и получил этот дар, чтобы космер смог испытать что-то новое.

– Ого, – воскликнул мальчик, – так гораздо лучше!

– Я рад. – Им вернул сферу и лекарство в ящик стола. Спрен спрятался. – Давай посмотрим, найдется ли у меня подходящая обувь.

Началась примерка. Обычно после нее Им отсылал клиента и принимался за работу над безупречными башмаками для заказчика. К несчастью, этому ребенку придется сделать и вручить башмаки сразу. Слишком часто беспризорники не возвращались к Иму за обувью, и ему оставалось лишь теряться в догадках. Что-то случилось? Или они просто забыли? Или же природная подозрительность взяла верх?

Хорошо, что у него было в запасе несколько готовых крепких пар, которые должны подойти этому мальчику. «Надо заказать больше обработанной свиной кожи», – подумал он, давая себе наказ. Дети не будут надлежащим образом ухаживать за башмаками. Ему нужна кожа, которая не испортится со временем, даже если за ней не присматривать.

– Ты и впрямь дашь мне пару башмаков? – изумился беспризорник. – Просто так?!

– Я обменяю их на твою историю, – напомнил Им, примеряя еще один башмак на ногу мальчишки. Он уже не пытался приучить беспризорников носить носки.

– Почему?

– Потому что, ты и я – одно.

– Одно что?

– Одно существо, – пояснил Им, откладывая башмак и беря другой. – Давным-давно жило только Одно. Одно знало все, но ничего не испытывало. И потому Одно стало многими – нами, людьми. Одно, которое одновременно мужского и женского пола, поступило так, чтобы испытать все возможное.

– Одно существо… Ты говоришь о боге?

– Можно сказать и так, – согласился Им. – Но это не совсем правильно. Я не признаю никакого бога, и ты не должен признавать. Мы ириали, мы часть Долгого пути, на котором эта земля – Четвертая.

– Ты говоришь как священник.

– Священников тоже признавать не следует. Они из других краев и пришли к нам, чтобы проповедовать. Но ириали не нужны проповеди, только опыт. А каждый опыт – особенный, и он несет с собой завершенность. В конце концов, достигнув Седьмой земли, мы соберем все заново – и снова превратимся в Одно.

– Так мы с тобой, – уточнил беспризорник, – одинаковые?

– Да. Два разума единого существа, которое проживает разные жизни.

– Глупость.

– Это лишь вопрос точки зрения. – Им посыпал ноги мальчишки тальком и надел очередную пару примерочных башмаков. – Пожалуйста, походи в них немного.

Мальчик бросил на него странный взгляд, но послушался и сделал несколько шагов. Он больше не хромал.

– Точка зрения, – сказал Им, подняв руку и шевельнув пальцами. – С очень близкого расстояния пальцы на руке могут показаться отдельными и одинокими. В самом деле, большой палец вполне мог бы считать, что у него мало общего с мизинцем. Но с нужной точки зрения понимаешь, что пальцы – часть чего-то куда большего. И они действительно Одно.

Беспризорник нахмурился. Наверное, кое-что из сказанного было выше его понимания.

«Мне надо говорить проще…»

– Почему ты палец с дорогим перстнем, – произнес мальчик, шагнув прочь от Има, – а вот я мизинец со сломанным ногтем?

Башмачник улыбнулся:

– Знаю, это звучит несправедливо, но несправедливости не существует, потому что в конечном счете мы все одинаковые. Кроме того, я не всегда владел этой лавкой.

– Правда?

– Правда. Думаю, ты удивился бы, узнав, откуда я пришел. Пожалуйста, сядь обратно.

Мальчик послушался.

– Это лекарство очень сильное. Очень-очень сильное.

Им снял с него башмаки и, разглядывая тальк, который местами стерся, оценил, насколько хорошо они сели. Разыскал готовую пару и немного поработал над ней, сгибая и разгибая башмаки в руках. Надо бы сделать подушечку для раненой ступни, но такую, чтобы можно было оторвать через несколько недель, когда рана заживет окончательно…

– То, о чем ты говоришь, – нарушил молчание мальчик, – кажется мне глупым. Ну, если мы все на самом деле один и тот же человек, мы ведь должны об этом знать?

– Когда мы были Одно, мы знали правду. Но будучи множеством, мы нуждаемся в невежестве. Мы такие разные, потому что должны познать все образы мыслей. Это значит, что кто-то из нас должен знать, а кто-то – нет, так же как кто-то должен быть богатым, а кто-то – бедным. – Он еще немного размял ботинок. – Когда-то большинство людей и впрямь все знало. Теперь об этом говорят куда реже, чем следовало бы. Давай-ка посмотрим, подойдет ли тебе эта пара.

Он вручил мальчику башмаки; тот надел их и завязал шнурки.

– Может, у тебя неприятная жизнь… – начал Им.

– Неприятная?

– Ну ладно. Просто ужасная. Но все станет лучше, малыш. Я обещаю.

– Я думал, – сказал мальчик, топая здоровой ногой, чтобы проверить башмаки, – ты сейчас начнешь мне трындеть о том, что жизнь ужасная, но в конечном счете это не имеет значения, потому что все мы окажемся в одном и том же месте.

– Правда, но сейчас от этого не слишком-то легче, верно?

– Ага.