Герой Веков

Тен-Сун снова изменил форму: клубок скользких мышц пришел в движение и вдруг застыл, не закончив трансформацию. В камне ощущались вибрации. Кто-то приближался.

Перестроившись, кандра растопырился по всей тюремной яме так, что в середине тела образовалось углубление. Предстояло поймать всю пищу до последней капли – кормили узника совсем скудно. Однако никто не стал лить на него похлебку. Тен-Сун все ждал и ждал, когда решетка вдруг открылась. У него не было ушей, но он чувствовал вибрацию, которая сопровождала движения наверху: грубую железную решетку оттащили в сторону, бросили…

«Что?»

В мышцы впились крючья и, вспарывая плоть, потащили тело из ямы. Было очень больно. Не только из-за крючьев, но еще и из-за внезапного ощущения свободы, когда его швырнули на пол. Против собственной воли Тен-Сун ощутил вкус грязи и засохшей похлебки. Мышцы дрожали, отсутствие каменных стен казалось удивительным, и он потянулся, двигаясь в направлениях, о которых почти забыл.

Потом в воздухе появился новый запах. Кислота. Густая и жгучая, должно быть, в позолоченном изнутри ведре, которое принесли с собой тюремщики. Они все-таки собирались его убить.

«Но они не посмеют! Первый договор, закон нашего народа – это…»

Что-то упало. Не кислота – что-то твердое. Тен-Сун нетерпеливо прикоснулся к незнакомому предмету, мышцы двигались одна за другой, ощущая, изучая, пробуя на вкус. Предмет был круглым, с отверстиями и кое-где казался острым… Череп.

Вонь кислоты усилилась. Ее размешивали? Тен-Сун быстро вобрал в себя и заполнил череп. В особом внутреннем кармане хранился небольшой запас растворенной плоти. Этим запасом узник и воспользовался, чтобы быстро покрыть череп кожей. Потом сосредоточился на легких, создал язык… Действовал с отчаянием, потому что кислота воняла все сильней…

Боль. Мышцы на боку обожгло, часть тела растворилась. Видимо, Второе поколение отчаялось разузнать его секреты. Однако перед тем, как убить, приговоренному были обязаны дать возможность высказаться. Так гласил Первый договор – вот для чего потребовался череп. Но стражам явно приказали покончить до того, как Тен-Сун успеет сказать хоть что-нибудь в свою защиту. Следуя букве закона, исполнители в то же самое время игнорировали его дух.

Однако им было невдомек, насколько быстрым может быть Тен-Сун. Лишь немногие кандра провели столько же времени, исполняя Договоры, сколько он: все Второе поколение и большая часть Третьего давным-давно отошли от дел и жили, не зная невзгод, в Обиталище.

Такая жизнь ничему не учит.

Большинству кандра требовались часы, чтобы создать тело, а у молодых на это уходили дни. Тен-Суну понадобилось несколько секунд, чтобы сформировать подобие языка. Пожираемый кислотой, он из последних сил сотворил трахею, наполнил воздухом легкое и прохрипел единственное слово:

– Справедливости!

Кислоту лить тут же перестали, но тело продолжало гореть. Превозмогая боль, Тен-Сун создал в полостях черепа простейшие слуховые органы.

– Дурак! – прошептал поблизости чей-то голос.

– Справедливости! – повторил Тен-Сун.

– Прими смерть, – прошипел другой. – Не пытайся навредить нашему народу еще больше, чем успел до сих пор. Первое поколение даровало тебе возможность умереть, памятуя о твоих дополнительных годах службы!

Тен-Сун замер. Суд будет публичным. До сих пор о его предательстве знало лишь несколько избранных. Он мог умереть позорной смертью Нарушителя Договора, но сохранить хоть какое-то подобие уважения за свои былые заслуги. Где-то рядом – скорее всего, в какой-нибудь из ям по соседству – находились обреченные на вечное заточение, пытку, которая способна сломать даже разум того, кто наделен Благословением Ясности.

Хотел ли Тен-Сун пополнить их ряды? Открыв свои деяния на общем собрании, он получит вечность, полную боли. Требовать суда было глупостью, поскольку отсутствовала всякая надежда на оправдание. Признание решило его судьбу.

Если он заговорит, то не ради того, чтобы защититься. Причина заключалась совсем в другом.

– Справедливости! – повторил Тен-Сун на этот раз едва различимым шепотом.

* * *

Надо признаться, обладание таким могуществом в некотором смысле меня изрядно ошеломило. Чтобы понять его, потребовались бы тысячелетия. Это сделало бы переделку мира куда более легкой задачей. Опасность, таившаяся в моем невежестве, была очевидной. Ребенок, наделенный неимоверной силой, может легко сломать свою игрушку, а моей игрушкой оказался целый мир, поэтому исправить сломанное представлялось совершенно невозможным.

3

Эленд Венчер, второй император Последней империи, не родился воином – он родился аристократом. Во времена Вседержителя это означало, что главным образом Эленд был профессиональным светским львом. Юность он провел, обучаясь легкомысленным играм Великих домов, и жизнь имперской элиты его избаловала.

Неудивительно, что в итоге Эленд стал политиком. Он всегда интересовался политической теорией и знал, что однажды возглавит свой Дом, хотя являлся в большей степени мыслителем, чем настоящим государственным деятелем. Поначалу хорошего короля из него не вышло. Эленд не понимал, что от правителя требуются не только хорошие идеи и честные намерения. Требуется намного больше.

«Сомневаюсь, что ты когда-нибудь станешь тем правителем, который способен возглавить атаку на врага, Эленд Венчер» – эти слова Тиндвил, террисийской хранительницы, которая обучала его практической политике, император вспомнил их, когда его солдаты ворвались в лагерь колоссов, и улыбнулся.

Он воспламенил пьютер. В груди немедленно разлилось тепло, и мышцы налились силой. Эленд не так давно стал алломантом, и временами это все еще приводило в трепет.

Как он и предсказывал, нападение застало колоссов врасплох. Они не могли не заметить приближение противника, но отреагировали не сразу. Неожиданности всегда сбивали колоссов с толку. Им было трудно осознать, что малочисленная группа слабых людишек бросилась в атаку на их лагерь. Для этого требовалось время.

Войско Эленда должным образом воспользовалось форой. Продолжая разжигать пьютер, император одним ударом сразил первого колосса. Тварь попалась из мелких, со свисающей складками синей кожей, которая словно и не прилегала к мышцам. Когда Эленд вытащил меч из груди существа, в красных глазках-бусинках отразилось некое подобие удивления.

– Быстрее! – закричал Эленд, когда у походных костров, где собрались колоссы, началось волнение. – Убейте как можно больше, пока они не разъярились!

Солдаты – испуганные, но отчаянные – ринулись в атаку. «Лагерь» был на самом деле не более чем участком земли, где колоссы затоптали пепел и растения, а потом выкопали ямы для костров. Заметив, что первые успехи вселили в людей уверенность, Эленд разжег ее при помощи алломантии, сделав их храбрее. Он еще не приноровился использовать металлы так, как это делала Вин, но в эмоциях знал толк.

Фатрен, дюжий предводитель городского ополчения, держался рядом с императором, и вдвоем они повели группу солдат на большую стаю колоссов. Эленд старался не упускать его из вида: Фатрен являлся правителем этого маленького города, и его смерть подкосила бы боевой дух. Вместе они стремительно набросились на нескольких потрясенных колоссов. Самый крупный из них достигал почти одиннадцати футов, и некогда свободно свисавшая шкура была теперь туго натянута. Колоссы никогда не переставали расти, но кожа у них оставалась все того же размера. На молодых тварях она свисала складками – на более зрелых натягивалась и трескалась.

Эленд зажег сталь, бросил перед собой горсть монет и толкнул их всем весом в направлении колоссов. Конечно, сразить столько выносливых противников обычными монетами было практически невозможно, но кусочки металла все же ранили и в какой-то степени ослабляли.

Часть монет еще находилась в полете, когда Эленд ринулся в атаку на большого колосса. Тварь выхватила из-за плеча огромный меч, встречая врага с явным ликованием.

Колосс ударил первым. Его меч, больше напоминавший дубину, описал необыкновенно широкую дугу; поднялся ветер. Эленду пришлось отпрыгнуть: отразить такой выпад не помог бы даже пьютер. И колосс оказался слишком тяжелым, чтобы попытаться выбить оружие из его лап. Толкать с помощью стали можно было, лишь принимая во внимание вес и силу. Если бы Эленд толкнул что-то тяжелее самого себя, его бы просто отбросило.

Поэтому император лишь увернулся от удара, следя за тем, чтобы не попасть под следующий. Однако тварь еще не разъярилась как следует и пока больше не атаковала.

«Что я тут делаю? – уже далеко не в первый раз подумал Эленд. – Я ученый, а не воин».

Время от времени на него нападали сомнения: тот ли он человек, который должен вести за собой людей? Впрочем, следом всегда приходило понимание, что он слишком много думает. Пригнувшись, император бросился вперед. Колосс предвидел маневр и попытался снести человеку голову. Эленд, однако, рванул за меч другого колосса, отчего тварь потеряла равновесие и двое солдат смогли ее прикончить, а самого Эленда бросило в сторону, и он едва успел уйти из-под оружия противника. Резко повернувшись, Эленд сильнее разжег пьютер и нанес удар сбоку: перерубил ногу чудища в колене, и колосс рухнул на землю.

Вин всегда говорила, что алломантические способности Эленда необычайно сильны. Сам он, поскольку еще не имел достаточно опыта, в этом сомневался, но сила собственного удара и впрямь заставила его пошатнуться. Однако Эленд сумел сохранить равновесие и отрубил твари голову.

Белый мундир покрылся яркими пятнами крови – крови колосса. Не впервой. Эленд глубоко вздохнул и услышал, как по лагерю разносятся нечеловеческие вопли. Приближалось кровавое бешенство.

– Построиться! – закричал император. – Держать строй, не покидать ряды, приготовиться к атаке!

Солдаты повиновались медленно. Они были обучены куда хуже, чем войско, к которому привык Эленд, но все же под его командованием действовали неплохо. Император оглядел раскинувшееся перед ними поле боя. Они сумели уложить несколько сотен колоссов – невероятный успех.

Но на этом простая часть закончилась.

– Держитесь крепче! – Эленд побежал вдоль первого ряда своих солдат. – Не прекращайте сражаться! Мы должны прикончить как можно больше врагов, и как можно быстрей! От этого зависит все! Покажите им, на что вы способны в гневе!

Он зажег латунь и надавил на их чувства, погасив страх. Алломант не мог контролировать мысли – по крайней мере, человеческие, – но ему было вполне по силам разжечь одни эмоции и притушить другие. И в этом Вин тоже видела особенность Эленда, который мог воздействовать на гораздо большее количество людей, чем это представлялось возможным. Неудивительно: он приобрел свои силы недавно и подозревал, что прямиком из того же источника, что и самые первые алломанты.

Под влиянием гашения солдаты воспрянули духом. Эленд вновь ощутил огромное уважение к этим простым скаа. Он наделил их отвагой и уменьшил их страх, но решимость была их собственная. Хорошие люди.

Если повезет, он сумеет кого-то из них спасти.

Колоссы атаковали. Как и предполагал император, большая группа тварей покинула главный лагерь и ринулась к городу. Некоторые из солдат закричали, но никто не побежал следом: им приходилось обороняться, защищая собственные жизни. Эленд бросался вперед, как только видел в рядах воинов слабое место, закрывая собой любую брешь. Всякий раз он разжигал латунь и пытался овладеть эмоциями ближайшего колосса.

Ничего не получалось. Твари сопротивлялись эмоциональной алломантии, особенно если ими уже управлял кто-то другой. Однако если Эленду все-таки удавалось проломить защиту, разум чудовищ переходил под его контроль полностью. Для этого требовались время, удача и готовность к неустанной борьбе.