– Нет. Не говори глупостей. Его тело – это рукопись, а гроб – это переплет.
– Чертовски дорогой переплет. Я не могу поверить, что он выбрал гроб, отделанный золотом, – я замолчал и прикусил губу. – Хотя если подумать, это в его стиле. Ты же знаешь моего отца.
– Сегодня там будет очень много народу. Его читатели, его коллеги.
Сотни людей соберутся в одном месте, чтобы отпраздновать жизнь Кента Рассела.
– Это будет настоящий цирк, – простонал я. – Они будут оплакивать его, пребывая в абсолютной печали и трагично закатывая глаза в неверии. Они начнут рассказывать свои истории, делиться болью: «Только не Кент, не может быть. Благодаря этому великому человеку я занялся писательством. Только из-за него я уже пять лет не притрагивался к спиртному. Не могу поверить, что он ушел. Кент Теодор Рассел – мужчина, отец, герой. Нобелевский лауреат. Мертвец». Мир будет скорбеть.
– А ты? – спросила Джейн. – Что ты будешь делать?
– Я? – Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Я закончу свою рукопись.
– Тебе грустно, что он ушел? – спросила Джейн, потирая свой живот.
Ее вопрос на мгновение задержался у меня в голове, прежде чем я ответил:
– Нет.
Я хотел по нему скучать. Я хотел его любить. Я хотел его ненавидеть.
Я хотел его забыть.
Но я ничего не чувствовал. Мне потребовались годы, чтобы научиться ничего не чувствовать к отцу, стереть всю боль, которую он причинил мне и тем, кого я любил больше всего на свете. Единственный способ избавиться от боли – это запереть ее на замок и забыть все его дурные дела, забыть свои мечты о заботливом отце.
Заперев боль, я разучился чувствовать себя полноценным человеком.
Джейн не возражала против моей запертой души, потому что она тоже ничего не чувствовала.
– Ты ответил слишком быстро, – сказала она.
– Самый быстрый ответ всегда самый честный.
– Я скучаю по нему, – низким голосом сказала Джейн, пытаясь выразить свою боль по поводу потери моего отца. Можно сказать, что Кент Рассел стал лучшим другом миллионов благодаря своим книгам, вдохновляющим речам, искусно сконструированной личности и бренду, которые он продавал миру. Я бы тоже скучал по нему, если бы не знал, кем он был на самом деле.
– Ты скучаешь по нему, потому что никогда его не знала. Прекрати хандрить из-за человека, который не стоит твоего времени.
– Нет, – резко ответила она с болью в голосе. Ее глаза наполнились слезами – в который раз за последние несколько дней. – Не смей этого делать, Грэм. Не обесценивай мою боль. Для меня твой отец был хорошим человеком. Он был добр ко мне, когда ты был холоден, и заступался за тебя каждый раз, когда я хотела уйти, так что не надо говорить, чтобы я перестала хандрить. Ты не можешь решать, что мне чувствовать, – сказала она, и я ощутил, как все ее тело сотрясается от слез.
Я склонил голову, смущенный ее внезапной вспышкой, но затем мой взгляд упал на ее живот.
Гормональный взрыв.
– Ого, – ошеломленно пробормотал я.
Джейн резко выпрямилась.
– Что такое? – спросила она немного испуганно.
– Я думаю, у тебя просто случился эмоциональный срыв из-за смерти моего отца.
Она глубоко вздохнула и застонала.
– О боже, что со мной такое? Эти гормоны превратили меня в размазню. Я ненавижу все, что связано с беременностью. Клянусь, после этого я сделаю стерилизацию, – поднявшись, она вытерла слезы и сделала более глубокий вдох. – Ты можешь сделать мне сегодня хотя бы одно одолжение?
– Какое?
– Можешь притвориться, что тебе грустно? Если люди увидят, что ты улыбаешься на похоронах, – пойдут ненужные разговоры.
Я одарил ее преувеличенно хмурым взглядом.
Она закатила глаза.
– Хорошо, а теперь повторяй за мной: мой отец был по-настоящему любим и нам будет его очень не хватать.
– Мой отец был настоящим ублюдком, и никто не будет по нему скучать.
Она похлопала меня по груди.
– У тебя почти получилось. А теперь иди одевайся.
Ворча себе под нос, я поднялся с кресла.
– О! Ты заказывал цветы для церемонии? – крикнула Джейн.
Я стянул свою белую футболку через голову и бросил ее на пол ванной.
– Пять тысяч долларов за бесполезные растения для похорон, которые отправятся на помойку всего через несколько часов.
– Людям понравится, – сказала Джейн.
– Люди – идиоты, – ответил я, вставая под обжигающе горячую струю душа. Я изо всех сил старался придумать, какую речь произнести в честь человека, который был героем для многих, но дьяволом для меня. Я пытался откопать воспоминания о любви и заботе, о том, как я им гордился, но ничего не вышло. Ничего. Никаких настоящих чувств.
Мое сердце – которое он превратил в камень – оставалось совершенно пустым.
Глава 2
Люси
– Здесь покоится Мари Джой Палмер, дарительница любви, мира и счастья. Как жаль, что она покинула этот мир. Ее уход стал неожиданностью и принес всем невыразимую боль.
Я посмотрела на неподвижное тело Мари и вытерла шею маленьким полотенцем. Раннее утреннее солнце светило в окна, и я изо всех сил старалась перевести дыхание.
– Трагичная смерть от горячей йоги, – тяжело дыша, вздохнула Мари.
Я рассмеялась.
– Тебе придется встать, Мари. Тренеру нужно подготовиться к следующему занятию. – Я протянула руку истекающей потом сестре. – Пошли отсюда.