Тяжелое утро, или История о том, как нелегка жизнь в наше непростое время

– Господи, эти пидоры тебя изнасиловали!

Он бросился поднимать его. Рыжий не сопротивлялся, лишь мычал что-то. Длинноволосый осмотрел его на предмет побоев. Все, что он нашел, это аккуратно вырезанный промеж сосков перевернутый крест.

– Что это за хреновина? Ты не сопротивлялся?

Рыжий глухо мычал. Он открыл слипшиеся глаза – его белки покраснели.

– Господи, что они с тобой сделали… – лицо под сбившейся длинной челкой изобразило глубокую печаль. Он обнял приятеля и начал плакать – Я виноват, что мы пошли с ними, – ВСХЛИП -, это я им поверил!.. – ВСХЛИП -, по ним видно было, кто они… – начинает рыдать рыжему в плечо.

– Пошли, я отведу тебя домой…

Он поднял друга, взвалил его на сутулую спину, обнял его рукою свою шею и потащил через грязную, желтоватую, как зубной налет, плитку, через белую хлипкую дверь по коридору, который ведет из уборной. Он тащил его через весь бар, мимо столиков с оборачивающимися людьми, людьми воющими на них, смеющимися над ними, людьми остервеневшими от хмеля. Он с натугой навалился на массивную дверь, ведущую к широкой лестнице, открывающей путь из бара, путь до голгофы.

*************************************************************************************************************

– Ты живой?

Гулкое эхо разлетелось по просторному подъезду. Два силуэта сидело на сколотых каменных ступеньках среди пятен от чего-то липкого и следов ботинок на этих пятнах. Следы уходили дальше, на лестницу в шесть этажей.

Освежающая уличная морось, видимо, вернула силы рыжему мученику и он уже мог говорить.

– Думаю он мертв, – натужно и несуразно ответил он.

Голос его стал сиповатым и трескучим, а в полутьме было видно, что белки его глаз полностью налились алым, оставив лишь черные точки по центру.

– Чем же они тебя накачали? Твари… – высокие сводчатые потолки съедали отгласы разговора и выплевывали обратно неразборчивые слога – госспо-поди, они те-ебя па-равдда в-Йебб-Аа!ли?

– Закрой рот, дрянь! Никто меня не трР-ах-Хал!

Сутулый силуэт длинноволосого дернулся. Голая лампа, тянущаяся на длинном проводе с потолка лишь чуть задевала их спины светом, но этого хватало чтоб ощутить его удивление.

– Пойдем, я уложу тебя, – длинноволосый взял друга за плечи.

Тот грубо оттолкнул его руки и расхлябисто поднялся.

По подъезду растекся волнами явно обиженный и растерянный голос длинноволосого:

– Лифт тут есть хоть?

Он знал что лифт есть.

Лифт был за поворотом, налево от них.

Обиженный товарищем, он подошел к дверям и с пренебрежением нажал кнопку вызова. Она загорелась красным и была совершенно не похожа на глаза плетущегося к лифту Рыжего обидчика. Его глаза были демонически-красными, полностью залитые, как шарики с кровью. Он подошел к стене возле лифта, оперся на нее вытянутыми руками и опустил голову между ними. В этой позе он напоминал своего сутулого друга.

Лифт спускался туго, с жужжанием и скрипами. Длинноволосый сутулый с местами проседевшей бородкой косился на рыжего, который уперся в стену глубоко дыша.

Жужжание прекратилось и где-то сверху послышался звук раскрывшихся дверей. СКОЛЬКО МОЖНО? Волосатый с нетерпением нажимал горящую кнопку вызова.

Лифт продолжил спускаться, о чем свидетельствовали истеричные лязганья и плотный гундеж из шахты.

Щель между дверьми начала заполняться светом. Звуки замерли.

Громко, с ударом раскрылись автоматические двери. Подъездный мрак захлебнулся в вылившимся из кабины теплом свете.

Рыжий не меняя своей стойки повернул голову.

Из лифта вышел длинный парень в грязных джинсах и потускневшем черном пальто. Он пах как вспотевшая пепельница.

Парень из лифта сказал:

– О, привет.

Длинноволосый поклевал воздух в знак приветствия и повернулся на Рыжего.