Проповедник

– Ты что-нибудь хотел или просто собирался за мной последить?

Якоб глубоко вздохнул и положил руку ей на плечо. Линда попыталась отпрянуть, но он держал ее крепко.

– Я никак не пойму, откуда берется вся эта агрессия. Ребята, с которыми я работаю, все бы отдали, чтобы иметь дом и такие условия, как у тебя. Знаешь, немного благодарности и зрелости тебе не помешало бы. И да, кое-что я хотел. У Мариты готова еда, так что изволь быстренько переодеться и приходи есть вместе с нами.

Он отпустил ее плечо и, выйдя из конюшни, направился к дому. Линда, ворча, отложила щетку и пошла приводить себя в порядок. Есть все-таки хотелось.

?

Сердце Мартина было опять разбито. В который раз по счету, он не знал, но оттого, что он уже привык, болело оно не меньше. Как и во все прошлые разы, он думал, что на этот раз голову рядом с ним на подушку опускает его суженая. Конечно, он прекрасно знал, что она несвободна, но по своей обычной наивности полагал, что он больше чем развлечение и что дни ее партнера сочтены. Он слабо представлял себе, что своим невинным взглядом и чуть ли не хорошенькой внешностью, точно кусок сахара муху, притягивал женщин постарше, твердо стоящих на ногах и живущих со своими мужьями в привычной обыденности. Они вовсе не собирались оставлять мужей ради приятного двадцатипятилетнего полицейского, с которым зато были не прочь покувыркаться в постели, когда желание и потребность самоутверждения нуждались в удовлетворении. Проблема заключалась не в том, что Мартин имел что-нибудь против физической стороны отношений, он даже обладал особым талантом в этой области, но был при этом на редкость чувствительным молодым человеком. Влюбленности просто-напросто находили в Мартине Мелине благодатную почву. Поэтому для него эти маленькие истории всегда заканчивались плачем и скрежетом зубовным, когда женщины отказывались от продолжения и уходили домой к своей, возможно, скучной, но устоявшейся и хорошо знакомой жизни.

Сидя за письменным столом, он глубоко вздохнул, но заставил себя сосредоточиться на поставленной ему задаче. Предыдущие звонки ничего не дали, но ему предстояло обзвонить еще много полицейских округов. Ему, как всегда, не повезло: компьютерная база, конечно, полетела именно тогда, когда он нуждался в ней больше всего, и поэтому приходилось набирать номер за номером, чтобы попытаться найти кого-нибудь, подходящего под описание убитой женщины.

Двумя часами позже он откинулся на спинку кресла и от разочарования запустил карандашом в стену. Никто из объявленных в розыск их жертве не соответствовал. Что же им делать дальше?

?

Какая чертовская несправедливость! Он старше этого сопливого щенка, и руководство расследованием должны были поручить ему, но мир всегда платит черной неблагодарностью. Ведь он несколько лет целенаправленно лебезил перед этим проклятым Мелльбергом и ничего на этом не выгадал. На пути во Фьельбаку Эрнст преодолевал повороты на высокой скорости, и не сиди он в полицейской машине, наверняка неоднократно увидел бы в зеркало заднего вида поднятые к виску указательные пальцы. А так, пусть только посмеют, чертовы туристы, он им покажет где раки зимуют.

Опрашивать соседей. Это задание для стажера, а не для человека с двадцатипятилетним профессиональным опытом. Этим следовало бы озадачить сопляка Мартина, тогда он, Эрнст, мог бы позвонить по телефонам и немного поболтать с коллегами из близлежащих округов.

У него внутри все кипело, но это было его естественным состоянием с младых ногтей, так что за рамки обычного ситуация не выходила. Холерический темперамент делал его не слишком подходящим для профессии, предполагавшей так много социального общения, но, с другой стороны, он пользовался уважением у хулиганов, инстинктивно чувствовавших, что Эрнст Лундгрен не из тех, с кем следует ссориться, если дорожишь своим здоровьем.

Когда он проезжал через поселок, повсюду вытягивались шеи. Его провожали взглядом, на него показывали пальцами, и он понял, что новость уже облетела всю Фьельбаку. Через площадь Ингрид Бергман ему пришлось ехать очень медленно из-за множества незаконно припаркованных машин, и он с удовлетворением заметил, что в результате несколько человек поспешно покинули уличное кафе. Так-то лучше. Если когда он поедет через площадь в обратную сторону, машины еще будут стоять, он вовсе не против того, чтобы потратить немного времени и нарушить отпускное спокойствие проштрафившихся. Возможно, дать им подуть в трубочку. Несколько водителей потягивали холодное пиво, когда увидели, что он проезжает мимо. Если повезет, ему, наверное, удастся отобрать кое у кого права.

На маленьком кусочке улицы перед Королевским ущельем припарковаться было непросто, но Эрнст сумел втиснуться и начал операцию «Опрос соседей». Как и ожидалось, никто ничего не видел. Люди, обычно замечающие, если сосед всего лишь громко пукнул у себя дома, сразу становятся слепы и глухи, когда полиции требуется что-нибудь узнать. Впрочем – Эрнст был вынужден это признать – они, вполне возможно, действительно ничего не слышали. Летом ночью так много шума от возвращающихся домой под утро пьяных, что народ научился отгораживаться от звуков на улице, чтобы иметь возможность спокойно спать. Но это чертовски раздражало.

Только в последнем доме ему повезло. Улов, правда, оказался небольшим, но хоть что-то. Старик в самом дальнем от устья ущелья доме слышал, как около трех часов, когда он вставал по малой нужде, проезжала машина. Он сумел даже уточнить время до без четверти трех, но выглядывать на улицу он не стал и поэтому ничего не мог сообщить о том, как выглядели водитель или машина. Однако он оказался старым учителем автошколы, в свое время поездившим на разных машинах, и мог с уверенностью сказать, что эта машина была не из новых моделей – ей, скорее всего, уже несколько лет.

Замечательно, за два часа обхода соседей ему удалось узнать только, что убийца, по всей вероятности, привез сюда труп около трех часов, а также что он, возможно, приезжал на машине старой модели. Радоваться особенно нечему.

Однако настроение на пару градусов поднялось, когда он, проезжая площадь на обратном пути, приметил новых нарушителей правил парковки, занявших места прежних. Сейчас здесь задуют в трубочки так, что легкие загудят.

?

Настойчивый звонок в дверь прервал работу Эрики, с трудом ходившей по комнатам с пылесосом. Она буквально обливалась потом и, прежде чем открыть дверь, смахнула с лица несколько мокрых прядей волос. Чтобы оказаться здесь уже сейчас, они, должно быть, мчались, как угонщики.

– Привет, толстушка!

Ее заключили в крепкие медвежьи объятия, и она почувствовала, что дико потеет не одна. Будучи прижатой носом к подмышке Конни, Эрика поняла, что по сравнению с ним сама, вероятно, пахнет, как розы.

Выбравшись из объятий, она поздоровалась с женой Конни Бриттой, правда, только вежливо пожала той руку, поскольку они встречались всего в нескольких единичных случаях. Рукопожатие Бритты было влажным, слабым и вызывало ощущение, что держишь в руке дохлую рыбу. Эрика содрогнулась и подавила импульс вытереть руку о брюки.

– Ну и живот! У тебя там что, близнецы?

Эрика ненавидела, когда так комментировали ее громоздкое тело, но уже давно начала понимать, что беременность – это состояние, позволяющее всем желающим обсуждать твои телесные контуры и фамильярным образом браться руками за твой живот. Случалось даже, что незнакомые люди подходили и принимались попросту трогать ее живот. Эрика прямо ждала, что сейчас начнется обязательное ощупывание, и буквально через несколько секунд руки Конни уже оказались на месте и водили по животу.

– О, какой у вас там маленький футболист. Точно парень, раз так лягается. Подойдите, ребята, пощупайте!

Эрика была не в силах протестовать, и ее атаковали две пары липких от мороженого рук, оставляя отпечатки на ее белой блузке для беременных. К счастью, Лиса и Виктор, шести и восьми лет, быстро потеряли интерес.

– А что говорит гордый отец? Наверное, считает дни? – Ответа Конни не ждал, и Эрика припомнила, что ведение диалога не является его сильной стороной. – Да, черт возьми, вспоминается, как эти маленькие сопляки появились на свет. Крутое впечатление. Только скажи ему, чтобы не заглядывал туда, вниз. А то надолго утрачиваешь желание.

Он захохотал и толкнул Бритту в бок локтем. Та лишь бросила на него недовольный взгляд. Эрика поняла, что день будет длинным. Только бы Патрик приехал домой вовремя.

?

Патрик тихонько постучал в дверь Мартина. Он слегка завидовал царившему в его кабинете порядку. Письменный стол так сверкал чистотой, что его можно было бы использовать для операций.

– Как дела? Ты что-нибудь нашел?

Поникший вид Мартина сказал ему все еще до того, как тот отрицательно покачал головой. Вот, черт. Для расследования сейчас важнее всего установить личность женщины. Кто-то же, черт возьми, должен ее хватиться!

– А ты? – Мартин кивнул в сторону папки в руках у Патрика. – Ты нашел то, что искал?

– Думаю, да.

Патрик пододвинул стоявший возле стены стул, чтобы сесть рядом с Мартином.

– Смотри. В конце семидесятых пропали две женщины из Фьельбаки. Не понимаю, как я не вспомнил об этом сразу, в то время эта новость сообщалась на первых полосах, но здесь, во всяком случае, сохранившиеся материалы расследования.

Папка, которую он положил на стол, была здорово пыльной, и он видел, что у Мартина прямо руки чешутся ее обтереть. Предостерегающий взгляд заставил его воздержаться. Патрик открыл папку и показал лежавшие сверху фотографии.

– Это Сив Лантин, она пропала в день праздника середины лета, в семьдесят девятом году. Ей было девятнадцать лет. – Патрик вытащил следующую фотографию. – Это Мона Тернблад, пропала двумя неделями позже, ей тогда было восемнадцать. Ни ту ни другую так и не нашли, несмотря на привлечение колоссальных сил, прочесывание леса, обследование дна и всего, что ты можешь вообразить. Велосипед Сив нашли в канаве, но больше ничего. От Моны не смогли найти никаких следов, кроме одной кроссовки.

– Да, сейчас, когда ты говоришь, я тоже припоминаю это. Там вроде имелся подозреваемый?

Патрик перелистал пожелтевшие бумаги расследования и указал пальцем на напечатанное на машинке имя:

– Юханнес Хульт. Не кто иной, как его брат, Габриэль Хульт, позвонил в полицию и сообщил, что в ту ночь, когда Сив Лантин исчезла, видел, как брат ехал вместе с ней в сторону своей усадьбы в Брекке.

– Насколько серьезно отнеслись к его наводке? Я имею в виду, что, если человек называет брата подозреваемым в убийстве, за этим, вероятно, кроется нечто другое?

– Вражда в роду Хультов продолжалась много лет, и все о ней знали. Поэтому, думаю, к сведениям отнеслись с некоторым скепсисом, но проводить следственные мероприятия все-таки пришлось, так что Юханнеса несколько раз вызывали на допросы. Однако никаких доказательств, кроме заявления брата, не обнаружилось, и получилось слово против слова, поэтому его отпустили.

– Где он сейчас?

– Точно не знаю, но мне кажется, что Юханнес Хульт вскоре после того покончил с собой. Черт, нам бы сюда Аннику, она смогла бы дать нам более полную картину, причем с ходу. Материал в папке, мягко говоря, скудный.

– Похоже, ты довольно-таки уверен в том, что найденные нами скелеты – это и есть те самые женщины.

– Ну, в какой-то степени. Я просто исхожу из степени правдоподобности. У нас есть две женщины, пропавшие в семидесятых годах, и сейчас всплывают два скелета, похоже, не слишком свежие. Каков шанс, что это совпадение? Хотя об уверенности я пока говорить не могу, она у нас будет, только когда свое слово скажет судмедэксперт. Но я собираюсь проследить, чтобы он как можно скорее получил доступ к этим сведениям.

Патрик бросил взгляд на часы:

– Черт, мне лучше поторопиться. Я обещал сегодня прийти домой пораньше. К нам в гости приехал кузен Эрики, и я должен прикупить на вечер креветок и всякого такого. Ты можешь проследить за тем, чтобы патологоанатом получил эту информацию? И обсуди с Эрнстом, когда он появится, в случае если он узнал что-нибудь ценное.

Когда он вышел за пределы здания полиции, жара навалилась на него стеной, и Патрик быстрым шагом устремился к машине, чтобы поскорее попасть в среду с кондиционером. Если эта жара добивает его, то он представлял себе, как она воздействует на бедную любимую Эрику.