Сердце Господина

– Листы слишком толстые. Чёрт возьми, просто жирные! Так. Постройтесь-ка все в ряд и слушайтесь!

Господин распорядился собрать всю рать подчинённых у себя в кабинете.

– Вот вам указание. Распилите каждый лист пополам. Я хочу, чтоб вот из этого полена вы сделали мне две тонюсенькие паутинки!

– Господин! А, Господин! Я старший советник и настоятельно рекомендую просто купить тонкую бумагу! Соберём в охапку наших курьеров – скупят и обдерут хоть со всего королевства! Я старший советник и считаю…

– Цыц, советник! Рассоветовался! Это за что же я тогда буду платить всем вам денежки? Платить? Денежки? Разгоню всех к чёртовой матери – оставлю одних курьеров! И все ваши премии раздам бумажным заводам?

– Нет-нет, Господин!

– Кто будет работать, не жалея пота и крови, я, что ли, всё это придумал? А ну марш трудиться, бездельники! А не знаете как – сыщите инженеров! А не найдёте инженеров – возведите академии и выучите их с десяток! Сотню! Сейчас же брысь отсюда!

Спустя 40 дней Господин по-прежнему был неподвижно скрючен в своём кресле. Взгляд вот уже который день был парализован; робкий свет лампы не касался его худого костяного лица, отчего казалось, будто окаменевшие белёсые глаза светятся в темноте. Худые длинные ноги, сложенные одна на другую, длинные руки, застывшие полусогнутыми, – всё онемело… Он был похож на трёхметровую, изящную, аккуратно сложенную по изгибам суставов ящерицу.

Его новый завод по расслоению бумаги работал как часы: сотни учёных инженеров самыми мудрёными способами пилили бумажные листы. Они защищали диссертации и преподавали своё ремесло будущим инженерам в звонких амфитеатрах аудиторий. Весть о чудесных разрубленных листах вместе с ними разлетелась с конвейера по всему королевству: от алчущих купцов отбивались сапогами у врат. А почти все обычные бумажные заводы разорились: дешёвое изготовление готовой бумаги любой толщины было раздавлено. Затравлено новизной мельчайших пил и сенсацией прогресса Дьявольского Завода Господина. Толпы лилипутов с крошечными пилами трудились за деньги королевства, чьи жители за каких-то две пары недель разучились представлять мир без распилки толстых, жирных бумажных лент…

Господин уже сорок один день молча сидел в глухом кабинете, запертый от фейерверка его деяний. Всё работало. Работало как часы. А Господин всё реже давал указания через наглухо закрытую дверь: он боялся, что кто-нибудь услышит, как громко тишину пропитывает тоска…

Глава о Зрячих

Нет хуже зла, чем ложное добро…

Из-за ограды виднелось стадо. Благородное. Чёрное. Словно колонны чёрных сосен – все как один стройные, в чёрных плащах и с чёрными рваными флагами – вдоль домов маршировала интеллигентная молодёжь. Свободные мысли вылетали из их сальных голов и вились шлейфами над толпой. Непокорный царям конвой шагал ненавидеть… С выколотыми глазами и сожжёнными деревянными крестами над головами, сосны шли разорять церковь Святого Себастьяна. Густая кровь застыла на разодранных веках чернильными слезами. Железными прутьями зашитые рты с хрипом и пузырями пели гимны.