Мы играли с огнём. Мистический роман, основанный на реальных событиях

Она наблюдала, как отец пытается разобраться.

– Что это ещё значит?

– Мам, – Кэти уже чуть не плакала. – Что-то стучит на чердаке.

Она уже переигрывала. Мэгги сжала её руку посильнее.

– Даже кровать затряслась! – Кейт не смутилась, и тогда Мэгги стиснула пальцы так, что почти наверняка остался синяк.

– Боже мой, – сказала мать. – Джон.

– Слушать ничего не желаю, – отрезал отец. – Я… всем немедленно спать.

– Им страшно, – сказала мать, а он прищурился и ответил:

– Вовсе нет.

Когда родители ушли, отцовский гнев повис в воздухе дымным следом. Девочки немного подождали, чтобы он развеялся. На улице стонал ветер.

Наконец Кейт тихо произнесла:

– Посмотришь под кроватью?

– Нет.

– Пожалуйста.

– Зачем?

– Мне как-то нехорошо.

– Тебе нехорошо от твоего вранья.

– Я что-то слышала.

– Дьявол не сидит под кроватью, – ответила Мэгги. И громче: – Дьявола не бывает.

Кэти помолчала, а потом прошептала:

– Конечно бывает.

И Мэгги посмотрела. Ей положено вести себя как старшей сестре и успокаивать младшую. Она перегнулась через край, подождала, когда глаза привыкнут к сумраку. Старый деревянный сундук, пара туфель, но больше ничего – только пыль и кривой стык пола со стеной.

Глава 4

«Дьявола не бывает».

Эми говорила не так. Однажды Мэгги корпела над скучным сочинением про грех и искушение. Перекатала пару отрывков из Библии и наобум подкинула пару мыслей о Сатане, которые должны были угодить учителю.

Эми нравилось помогать ей с домашней работой. Не презрительно поправлять, как отец. Ей нравилось обсуждать. Она вечно спрашивала что-нибудь вроде: «Так думает твой учитель. А что думаешь ты?» Или ещё возмутительней: «Так написано в Библии. А что сказала бы ты?»

Она прочитала сочинение Мэгги, улыбнулась и сказала:

– Так-то ты представляешь себе дьявола?

– Наверное.

– С копытами и хвостом?

– Его таким рисуют на картинках.

– Он толкает нас на грех?

– Наверное.

– Интересно, так ли уж прост грех.

– Мне переписать?

– Интересно: если речь о грехе, может, стоит волноваться не о человеке с вилами, а о нас самих? И о том, как мы живём в этом мире.

В разговорах с Мэгги Эми часто начинала с этого захода. Будто не хотела наставлять, а просто мягко расшатывала засевшую идею, смотрела, что будет, если она ослабнет.

В Рочестере Мэгги начала меняться. Не просто из-за города, собраний или книг и брошюр Эми. Появилось что-то внутри. Какое-то движение, какая-то новая и опасная энергия в теле.

Мэгги чувствовала, как оно начиналось в суставах – искрящееся, болезненное, а потом распространялось по телу и подступало к горлу. Вплоть до того, что порой ночами она вжималась в подушку, чтобы не закричать, или впивалась зубами в руку, или её подмывало швырнуть кресло, – и внутри для этого росла сила. «Ненавижу тебя», – думала она ни о ком конкретно – просто накатывало такое чувство. Накатывало и изливалось из неё.

Потом она думала: «Я плохой человек». И обращала эту ненависть на себя. Стояла на крыльце дома Эми и Айзека, пока отец не затаскивал её внутрь.

А иногда казалось, она вот-вот заплачет – при виде птички, или от шороха дождя по листьям, или от внезапного прилива любви к матери, сидящей за столом с какой-нибудь книгой – наверняка от Эми. А потом Мэгги опять опрокидывало в ярость – на всех. За то, что они такие, какие есть, за то, что не знают её, а думают, будто знают. А потом – спокойствие; она прижималась к матери, смотрела, что та читает, подносила к странице свечу, чтобы было лучше видно.

А потом Эми спросила:

– Так-то ты представляешь себе дьявола?

Может быть, он и не человек с вилами, но казалось, что всё-таки человек – или принимает человеческое обличье. Возможно, обычного мужчины – худого белого мужчины в костюме. Так Мэгги начала его воображать. Как-то раз нарисовала в уголке тетради дядьку в пиджаке, с вытянутым лицом и плоскими поблёскивающими глазами, как две монеты. Потом сама испугалась и зачиркала.

На следующий день отец приколачивал доску поперёк двери в подвал. Мэгги задержалась у кухонного стола. Отец весь изогнулся, прижав доску плечом, и пятью ударами чётко вогнал гвоздь в верхний левый угол. Вынул ещё один гвоздь изо рта и аккуратно примерился к нижнему углу.

– Что ты делаешь?

Он выпрямился, постучал костяшками по доске, словно проверяя на прочность, и бросил на Мэгги быстрый взгляд, намекая, что это глупый вопрос.

Мэгги уточнила:

– Зачем ты это делаешь?

– Твоя мать, – сказал он.