Шунка был большим и очень сильным псом. Его чёрная, как смоль, шкура совершенно заиндевела.
Он побежал по следам своего хозяина. Ему попадались разные животные, но не одно не решалось напасть на него.
Наконец, он добежал до Озера Раковин и увидал стада бизонов. Они стояли, как огромные каменные глыбы, прижавшись друг к другу, и были уже не чёрными, а совершенно белыми от снега и инея.
Шунка присел и стал осматриваться. «Вот оно что!» – подумал он.
На рассвете Шунка скромно вернулся в хозяйскую палатку и застал Уапашу уже в сборах на охоту. Хозяин набил свои мокасины (которые он употреблял вместо чулок) бизоньим волосом, а на них надел ещё одни мокасины из бизоньей шкуры, мехом внутрь. Потом он надел тёплые меховые штанины, поправил лыжи и набил колчан стрелами. Пес лежал тихонько в углу, свернувшись в клубок и стараясь не привлекать внимания хозяина.
– Хо, хо, хо! Кода, энакани! Друзья, скорее, скорее! – послышался голос глашатая, сзывавшего на охоту. – Ранняя охота, самая удачная! А то на восходе духи животных могут улететь!..
Мужчины привязали к ногам лыжи. Есть было уже нечего, и потому они не теряли времени на завтрак.
Вскоре охотники пошли гуськом по следу разведчика, каждый в сопровождении своего верного пса. Не прошло и двух часов, как они дошли до невысокой горной цепи, граничащей на юге с Озером Раковин. Узкая полоска земли, почти разделяющая озеро на две части, была вся покрыта бизонами. Отдельные группы животных виднелись также вокруг в ущельях, между тёмными горными грядами. Охотникам было удобнее напасть на тех животных, которые находились на полуострове.
– Хечету, кода! Вот хорошо-то, друзья! – воскликнул кто-то. – Сгоним их по гладкому льду в топь и там уложим их побольше! Они нам так нужны!
– Хо, хо, хо! – подхватили все охотники.
– Для этого мы пустим наших собак, – заметил один старик. – Они напугают самок.
– Угх! Он как всегда прав, – сказал третий. – Они ведь тоже, как и мы, будут лакомиться их мясом. Пусть же помогут нам!
– Тош, кода! У нашего разведчика собака самая большая и самая умная. Пусть она и будет вожаком. Тем временем, мы переползём кверху с противоположной стороны и окружим бизонов на гладком льду и в болоте, – предложил кто-то.
Так и решили.
– У-у-у! – раздался хриплый голос Уапаши, призывавший к нападению.
С грозным воем и тявканьем подхватили остальные собаки этот клич. В один миг всё бизонье стадо пришло в страшное смятение. Одни бросились в одну сторону, другие – в другую. Большинство без цели кидалось в разные стороны. Лишь немногие попытались дать отпор, но снег был слишком глубок, чтобы гнаться за собаками. Это было возможно только на льду, где ветер сдул снег, но зато там было очень скользко. Обезумевшие животные ринулись на эту ненадёжную равнину.
Хлынувшие массами тяжёлые животные забежали слишком далеко, и многие попали в запорошенное снегом болото. Разведчик со своим верным Шункой вёл свору собак, с диким криком бросавшихся на животных. Когда стадо, в конце концов, перебралось на другой берег, довольно много бизонов, пронзённых стрелами, осталось лежать на ледяной поверхности озера, напоминая какие-то чёрные могильные холмы.
Это была охота на славу! «Ну теперь у нас снова есть еда, и мы не умрём с голоду до весны», – думали индейцы.
Громкий радостный крик разнёсся по берегу. Уапаша вынул нож и начал свежевать дичь, хотя оставшиеся в живых животные едва успели скрыться за холмами. Все собаки разбежались к своим хозяевам, и только Шунка остался со своим повелителем. Несколько человек устраивали лагерь в каньоне под деревьями. Там охотники хотели поесть перед возвращением домой.
Все с головой ушли в работу. С животных сдирали шкуры, а мясо разрезали на куски. Вдруг один из охотников заметил подозрительную перемену погоды и немедленно указал на это своим спутникам.
– Идет снежный буран, скорее в лес! – закричал он.
Одни слышали его слова, другие нет. Собрали хвороста, развели костёр и пожарили мяса. Каким вкусным показалось оно людям, полумёртвым от голода и холода!
Снежный буран уже бушевал. «У-у-у», – кричали тем, кто ещё не добрался до надежного укрытия. Один за другим появлялись охотники из густой снежной круговерти. Не было только Уапаши с его Шункой.
– Не беспокойтесь о нашем разведчике, – сказал предводитель охоты. – Он человек храбрый и опытный. Он, наверное, нашёл себе надёжное местечко, укрылся там и присоединится к нам после бури.
Затем все завернулись в одеяла и улеглись спать.
– Хо, хо, кода, друг, вставай! – так будил на другое утро первый проснувшийся охотник своих товарищей.
Как всегда после бури, в воздухе стояла полная тишина. Можно было даже различить топот белых степных зайцев сбегавших по склонам к прибрежным ивам в поисках пищи. В прериях весь растительный мир был погребён под глубоким слоем снега.
Койоты и большие серые волки выли, бегая по льду.
– Смотрите, смотрите! Голодные волки рвут бизонье мясо! Слушайте, слушайте! Шунка зовёт! Скорее, скорее, скорее! – раздавалось во всех сторон.
Все ринулись на озеро, одни скользя по гладкому льду, другие – по снежному насту. Там было очень много волков, в особенности – в нижнем конце озера. Слышался хриплый лай Шунки, а вместе с ним доносился и чей-то мужской голос. Казалось, что он шёл откуда-то из-подо льда.
Когда охотники добежали до одного места, где волки тащили две бизоньих туши, рядом с одной из них на землю упал Шунка. Охотники разрезали замерзшую шкуру и нашли внутри тёплое гнездо из сена и бизоньего волоса, в котором лежал совершенно невредимый Уапаша. Когда начался буран, он залез в одну тушу, а свою собаку втолкнул в другую. Но собака оказалась умнее хозяина и оставила себе, на всякий случай, выход. Охотник же сложил вместе края шкуры, и они крепко примерзли друг к другу, закрыв ему выход. Когда прибежали голодные волки, Шунка выскочил и стал отгонять их, насколько хватило его сил. Но им удалось протащить его хозяина вместе с тушей бизона через лёд. Бедная верная собака совсем не беспокоилась о себе, а защищала своего пленённого хозяина, пока не пришли охотники. Но они опоздали. Смертельно израненным упал наземь верный пёс.
Как только Уапаша вылез, он с тревогой воскликнул:
– Где мой Шунка, мой храбрый пёс?!
– Да, друг, – ответил ему печально один из охотников: – смотри, вон он лежит.
Хозяин опустился перед ним на колени и ласково стал гладить по голове.
– Увы, друг мой, ты уходишь от нас туда, где живут духи. Великая Тайна принимает всех. Надеюсь, что мы там встретимся!
Рано утром Уапаша отнёс своего верного пса на маленький холм, с которого открывался вид на озеро, и сложил вокруг него небольшой вал из камней. По индейскому обычаю, он посыпал снег красной краской и пропел прощальную песню. С того дня Лакоты называют это место Шунка Хамакапи, то есть Собачья Могила.
Уинона-дитя
– Чинто, уиджанна! Да, да, так и есть! Девчурка родилась! – сказала старая бабушка, взяв на руки и внимательно разглядывая маленькое нежное существо.
Старушка почти не смотрит на волосы и глаза, отливающие иссиня-чёрным цветом, но пристально вглядывается в тонкие черты лица крошечного создания.
– Ага, у неё нос предков! Губки тонкие, как лепесток, глазки блестящие, как зимние звёздочки, – говорит она, передавая закутанного в мех ребёнка другой бабушке.
– Токи! Да ведь она такая милая, что вечерняя звёздочка будет подмигивать ей, – улыбаясь, замечает другая бабушка.
– Ну, а как мы её назовём?
– Конечно, Уиноной – Перворождённой. Это имя принадлежит ей по праву.
– Ну, а может быть, оно ей совсем и не подойдёт. Пусть сначала докажет, что достойна носить это почётное имя.
– Тош-тош! Да-да! – поддакивает другая бабушка.
Так, незаметно для самой Уиноны, прошёл первый акт её индейского крещения.
Затем Уинону пеленают в кусок мягкой белой оленьей замши, на которую наложены нежные волокна цветка тростника, и укладывают в мешок из оленьей кожи, богато расшитый копытцами животных и иглами дикобраза и украшенный бахромой. Этот мешок прикреплён к доске. Эту роскошно украшенную детскую колыбельку[2 - Колыбель – кожаный мешок, укращенный роскошными вышивками из бисера и прикрепленный к доске или к раме из палок. Он имеет различную форму у различных племен. В такой колыбели индейский грудной ребенок проводит первый год своей жизни на спине своей матери или прикрепленный к седлу лошади.] взваливают на спину второй бабушке, и почтенная женщина уходит с новорождённой из деревни в лес.
– Пойдём со мной, – говорит она младенцу. – Мы идём к деревьям, нашим отцам и матерям. Ты должна услышать их многоголосый язык, чтобы затем понимать всю свою жизнь. Я повешу твою колыбельку на утуху (дуб), а потом ты услышишь и любовные вздохи девушки-ели.
Так, согласно воззрениям краснокожих, Уинона была приобщена к Матери-Природе.