Аудиокнига Записки старого козла

алкоголь, бокс, даже И.Х. с крыльями, съёмные квартиры, съёмные женщины, скачки, писатели и пьяницы (хотя я уже сомневаюсь, что это разные понятия).по ходу повествования Чарльз мог легко перескакивать с настоящего времени на прошедшее. и обратно. просто потому что ему было наплевать, он не следил за тем, как он пишет, не исправлял ошибки. он рассказывал о своей жизни, он просто жил.я хотела бы знать больше людей, именами которых Буковски во всю приправляет любой разговор. но только не лично! о нет. судя по всему, большинство из них были порядочными говнюками.он научил меня самоиронии: нос картошкой, сутулый, шрамы, вены, маленькие ладони, пузо.
нежность. щемящая нежность.представьте-ка себе мир в 2010 году н.э.! я рассчитываю, что человек по-прежнему будет есть яичницу на завтрак, путаться в сексуальных проблемах, писать стихи и кончать с собой.
знал бы ты, как ты прав..уже закончив этот отзыв, я поняла, что везде написала о Чарльзе в настоящем времени. пришлось исправлять. мне действительно жаль, что мой юный возраст не позволил мне познакомиться с этим автором ещё при его жизни. тогда я могла бы мечтать, что напишу ему письмо. и что он мне ответит

Записки они и есть записки. Заголовок книги полностью соответствует содержанию.
Чарльз Буковски вёл записи, которые впоследствии были опубликованы. Разные истории, весёлые и не очень, про политику (чего раньше не замечал), жизнь, любовь, скачки и выпивку. Ну почти как всегда. Очень весело было почувствовать себя пьяным в .опу и шпилящим всё что движется старикашкой. Хвала тебе мистер Буковски.

Прозу Бука можно условно разделить на 3 части. Первая - его прекрасные романы, вторая - его не менее прекрасные рассказы, и третья - его мысли вслух, выраженные в художественной форме. Именно к третьей и относятся "Записки старого козла". Это сборник его, не побоюсь сказать, фристайлов, напечатанных в газете его друга. Друг старину Бука в рамках держать не стал, вот Хэнк и разродился уймой безумных, умных, странных и человечных текстов. В отличие от "Историй обыкновенного безумия" эта книга раскрывает Буковски как эссеиста в большей мере. В то же время эти вырезки и не обязательно эссе, просто тут в каждой вещи есть какая-то мысль, которая просто требует того, чтобы читатель ее осознал.Круто, что сказать. Как всегда, не подвел старик.

душным июньским вечером я ввалился в казарму. толстые, неловкие подошвы ботинок скрипели о выцветший, надраенный линолеум. я только что перетаскал целую кучу тумбочек и шкафов с несколькими, такими же, как я, "залётчиками". хотелось быстрее дождаться ужина и провалиться в сон на своей скрипучей шконке. чтобы завтра, под оголтелый ор дежурного, снова вскочить, но это будет завтра. сон стал для нас кратковременным суицидом...спасительным суицидом.
я взял банку с гуталином и пошёл чистить берцы. ты можешь быть убит, но умереть за родину ты должен в чистых ботинках.
из ленинской доносился ржач. кто-то выбегал из душа. в прошлом году в душевой повесился очередной призывник. некоторые трусливо поглядывали на её дверь. суеверные маразматики. вздёрни себя этот бедолага в другом месте, они бы и бровью не повели.
в ленинской комнате сидел Колян и ещё несколько парней. он читал им "Записки" вслух, пацаны смеялись. я натирал свою обувь и думал о том, что большинство из них ни за что не оценили бы старого пьяницу, узнай они о нём за забором. в его записках было много грустного. больше, чем весёлого. но мы только смеялись. Хэнк был принят парнями за своего.
целая рота потных, злющих и вымотанных мужиков взахлёб смеялась над записками этого козлины. покажите мне хоть одного писателя, который смог бы нас тогда рассмешить! чёрта с два! не было таких! мы не могли выдавить из себя лишней улыбки, но у Буковски получалось нас бодрить.
похабные офицеры приходили в наши казармы, заполняя их ненавистью. ограниченные, проебавшие свою жизнь, теперь они забирали нашу. они жевали жизнь, но не могли её проглотить, она рвалась наружу. лишь притворно пожёвывали. жадно набивали ей свой рот, жевали и выплёвывали на нагретый солнцем плац. купали нас в этой блевотине. злость и агрессия были главными поршнями, толкающими армию вперёд.
мы топтали своими берцами самое дно бездны. и когда сверху кто-то приоткрывал крышку, чтобы насмехнуться над нами, мы ржали ему в ответ. ржали страшно, кроваво. в нас было ещё немного силы, чтобы плюнуть на всё это. и если бы не Хэнк, я не знаю, получилось бы у некоторых дотянуться рукой до этой крышки, отодвинуть её и вылезти на свободу, ослепнуть от солнца, упасть на траву и зарыдать.
когда ты в самом низу, лежишь на ринге, отправленный в нокдаун хорошим апперкотом, смеяться становится легче. и нужнее.
я салютую тройное "ура!" в твою честь, засранец.

я так долго не писала рецензии, хотя прочитала за эти два месяца не мало. и так, спасибо тебе, любимый Ч. Б. за вновь громящую и глобальную Революцию в моей голове, боже, как я тебя люблю.нет смысла говорить о достоинствах его книг, да и вообще расхваливать его, как писателя. все мы знаем и так, какой Чарльз молодец. но, следует отметить, что то, что происходит со мной после прочтения именно его книг, несравнимо, скажем, ни с Достоевским, ни с Керуаком, и даже ни с, мать его, Ницше. это одно из тех чувству, испытываемых человеком, которые мало кто возьмется и сможет описать. мало кого я могла быть назвать, чьи слова обладали бы той же страстностью и точностью.
обескураживающее попадание в яблочко, мистер Буковски, можете забрать свой выигрыш на кассе. Ч. Б. во многом помог мне в становлении на моем жизненном пути, и главное, мое отношение к самой жизни значительно улучшилось. нет, я не беру это, как сравнение; скорее, это просто изменило мой угол зрения.Никогда нельзя сказать наверняка, что терзает человека, даже самые пустяшные вещи могут превратиться в кошмар, когда вы впадаете в определенное состояние духа, а хуже всех забот/страхов/мучительной усталости — это нечто, что вы не можете объяснить, или понять, или даже обсудить, оно наваливается на вас и давит, как большой лист металла.

сейчас мне не хочется читать ничего больше. это пройдет; проходит со временем, но не сейчас. как жаль, что я прочитала почти все его книги; как жаль, что эти истерзанные отрывки жизни, полные боли и правды так быстро впитываются и так тяжело забываются.
я буду читать тебя вечно, дорогой Ч. Б..