Барнеби Радж

Мистер Честер утвердительно кивнул.

– Тогда пожалуйте сюда. – Сим утер лицо фартуков – Идите за мной, сэр. Вы позволите шепнуть вам кое-что на ухо? Это займет не более, чем полсекунды.

– Пожалуйста, я вас слушаю.

Мистер Тэппертит опять стал на цыпочки, приложил губы к его уху, но, ничего не сказав, откинул голову назад, пристально посмотрел на мистера Честера, опять нагнулся к его уху – и опять отодвинулся. Наконец он прошептал:

– Его зовут Джозеф Уиллет. Тсс! Больше ничего не скажу.

После этого содержательного сообщения он с таинственным видом сделал мистеру Честеру знак следовать за ним в столовую и на пороге возвестил тоном церемониймейстера:

– Мистер Честер!

– Не мистер Эдвард, – добавил он в качестве постскриптума, снова заглянув в дверь, – а его отец.

– И этот отец, – сказал мистер Честер, входя с шляпой в руке и заметив, какой эффект произвело пояснение Сима, – никак не желал бы помешать вашим занятиям, мисс Варден.

– Ах, подумайте, мэм, он принимает вас за вашу дочь! Ну разве я не говорила всегда, что вы с виду просто молоденькая девушка, мэм! Да, да, теперь вы поверите мне! Ну, что я говорила, мэм? – закричала Миггс, хлопая в ладоши.

– Неужели, – самым умильным голосом сказал ми стер Честер, – неужели же вы – миссис Варден? Я поражен. А это, конечно, не ваша дочь, миссис Варден? Нет, нет, не может быть! Это, вероятно, ваша сестра?

– Нет, это моя дочь, сэр, уверяю вас, – возразила миссис Варден, краснея, как девочка.

– Ах, миссис Варден! – воскликнул гость. – Какое это счастье – видеть себя возрожденными в своих детях и оставаться такими же молодыми, как они! Разрешите, сударыня, по доброму старому обычаю поцеловать вас… и вашу дочь также.

Долли попробовала уклониться от этой церемонии, но мать сердито пожурила ее и приказала сию же минуту исполнить желание гостя. Сурово и внушительно заявив, что гордыня – один из семи смертных грехов, а послушание и скромность – великие добродетели, она потребовала, чтобы Долли тотчас же позволила гостю поцеловать себя. При этом миссис Варден дала понять дочери, что, когда она, ее мать, делает что-нибудь, Долли может спокойно делать то же без всяких рассуждений, которые были бы дерзостью с ее стороны и прямым нарушением законов божиих.

После такого нагоняя Долли повиновалась, но весьма неохотно: ее очень смущало откровенное и бесцеремонное до наглости восхищение, которое она прочла на лице мистера Честера, как ни старался он скрыть его под маской изысканной учтивости. Она опустила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, а он стоял и любовался ею. Затем обратился к ее матери:

– Вижу, что мой друг Гейбриэл, с которым я только сегодня познакомился, – счастливый человек, миссис Варден.

– Ах! – миссис Варден вздохнула и покачала головой.

– Ах! – немедленно вздохнула и Мните.

– Неужели же… – сочувственно подхватил мистер Честер. – Господи, твоя воля!

– Хозяин старается, сэр, – прошептала Миггс, бочком подобравшись к нему, – старается быть благодарным, насколько ему характер позволяет и насколько он способен оценить то, что ему послал бог. Но знаете, сэр, – тут Миггс искоса посмотрела на миссис Варден и, перемежая свою речь выразительными вздохами, продолжала: – Мы не умеем ценить дары божии, пока не лишимся их. Тем хуже для тех, сэр, кто не печется о своем винограднике и смоковнице и у кого этот грех останется на совести, когда они погибнут и зацветут в ином саду. – И мисс Миггс подняла глаза к небу, чтобы показать, какой сад она имеет в виду. Миссис Варден, конечно, слышала эту достаточно внятно произнесенную и явно предназначавшуюся для ее ушей тираду, в которой заключалось метафорическое предсказание, что она, миссис Варден, преждевременно падет под бременем испытаний и воспарит в надзвездные края. Она тотчас приняла томный вид и, взяв с соседнего стола один из томиков «Наставлений протестантам», оперлась на него, как бы желая показать, что он – ее якорь надежды. Не преминув заметить это и прочтя заглавие на корешке, мистер Честер тихонько взял у миссис Варден книгу и стал ее перелистывать.

– Это – моя настольная книга, дорогая миссис Варден. Как часто, ах, как часто черпал я из нее правила нравственности и в доступной детям форме внушал их моему дорогому сыну Нэду, – тогда он был так мал, что вряд ли это помнит. (Последнее было совершенно верно.) Вы знаете Нэда?

Миссис Варден ответила, что имела честь познакомиться с ним и что он – очень приятный и красивый молодой человек.

– Миссис Варден, вы – мать, – промолвил мистер Честер, беря понюшку табаку, – и понимаете, что я чувствую, когда хвалят моего сына. Правда, он меня несколько заботит… даже сильно заботит… У него такой непостоянный нрав, миссис Варден! Порхает, как мотылек, с цветка на цветок, от одной любви к другой. Впрочем, молодость – пора легкомыслия, сударыня, и не следует слишком строго судить ее за это.

Он посмотрел на Долли. Она очень внимательно слушала. А ему этого только и нужно было!

– Единственное, что заставляет меня сожалеть об этой слабости Нэда… Кстати говоря, я вспомнил, что хотел вас просить уделить мне минутку для разговора с глазу на глаз… Да, единственное, в чем я упрекаю Нэда, это в неискренности, которую неизбежно влечет за собой ветреность. Из любви к нему я стараюсь скрыть это от себя самого, но не могу не думать об этом постоянно. Для меня лицемер – последний человек. будем всегда искренни, дорогая миссис Варден.

– И добрыми протестантами, – подсказала шепотом миссис Варден.

– И, конечно, добрыми протестантами. Будем искренни, глубоко благочестивы, будем строго блюсти нравственность и справедливость (не забывая притом о милосердии), будем честны и правдивы – и мы только выиграем от этого. Разумеется, это немного, но все же кое-что: мы, так сказать, закладываем этим фундамент, на котором зиждется великое здание духовного совершенства.

«Вот поистине замечательный человек!» – мысленно говорила себе миссис Варден. Она уже видела в мистере Честере идеал кроткого, добродетельного и стойкого христианина. Обладая всеми качествами, которые так трудно даются людям, он сумел сохранить в себе все основные добродетели, так сказать насыпав им соли на хвост, чтобы не улетучились, – и притом ничуть не ставит себе этого в заслугу и стремится к еще большему совершенству! Добрая женщина, как и многие, принимала за чистую монету его притворную скромность, позу человека, якобы не придающего значения своим великим заслугам, небрежный тон, словно говоривший: «Вот я какой, я не горд, не считаю себя лучше других, – не будем говорить об этом». Именно потому, что мистер Честер говорил о себе словно нехотя, покоряясь необходимости, речи его произвели на слушательницу такое впечатление.

Сообразив это – ибо мало кто мог в таких случаях соперничать с ним в наблюдательности, – мистер Честер усилил атаку и провозгласил еще несколько неоспоримых истин – правда, довольно неопределенного и общего характера и смахивающих на затрепанные и банальные сентенции, но высказанных так мило, с такой задушевностью, что они подействовали как нельзя лучше. И это ничуть не удивительно: пустые сосуды при падении издают гораздо более мелодичный звук, чем полные, и точно так же пустые слова часто звучат в мире громче всего и больше всего нравятся людям.

Картинным жестом вытянув руку с открытой книгой, а другую руку положив на грудь, мистер Честер разглагольствовал, чаруя всех своих слушателей, как ни различны были их мысли и чувства. Даже Долли, сильно смущенная его плотоядными взглядами и «гипнотизирующим» взором Сима Тэппертита, сознавалась себе, что никогда еще не встречала такого красноречивого джентльмена. Даже Миггс, в душе которой боролись восхищение мистером Честером и смертельная зависть к хозяйской дочке, и та в конце концов была умиротворена. И мистер Тэппертит, хоть и был, как мы уже говорили, поглощен созерцанием своей дамы сердца, невольно отвлекался от этого занятия, плененный голосом чародея. А миссис Варден мысленно твердила себе, что ничто в жизни никогда еще не действовало на ее душу так благотворно, как речи гостя. Когда же мистер Честер встал и попросил разрешения поговорить с нею наедине, а затем, предложив ей руку и отступив на полшага, повел ее торжественно наверх, в парадную гостиную, она решила, что он – сущий ангел во плоти.

– Дорогая миссис Варден, – сказал он, галантно под нося к губам ее руку, – присядьте, прошу вас.

Миссис Варден села, призвав на помощь все свое знание светских обычаев.

– Вы догадываетесь, о чем я хочу говорить? – спросил мистер Честер, придвинув свой стул поближе. – Вы поняли меня? Дорогая миссис Варден, я – любящий отец.

– Сэр, я в этом ничуть не сомневаюсь, – отозвалась миссис Варден.

– Благодарю вас, – мистер Честер постучал пальцем по табакерке. – Миссис Варден, на родителях лежит великая моральная ответственность!

Она развела руками, тряхнула головой и устремила взгляд на пол с таким выражением, словно смотрела сквозь весь земной шар в необозримые просторы вселенной.

– С вами я могу быть совершенно откровенен, – продолжал мистер Честер. – Я люблю сына, нежно люблю. Любя его, я не желал бы, чтобы он причинил зло. Вы знаете о его привязанности к мисс Хардейл. Вы даже помогали им, – это очень великодушно с вашей стороны. Я вам глубоко признателен за ваше участие к Нэду. Но, дорогая моя, поверьте, вы поступали опрометчиво.

Миссис Варден, запинаясь, пробормотала, что очень сожалеет…

– Нет, нет, дорогая миссис Варден, – перебил ее мистер Честер, – не сожалейте о том, что делалось с самыми лучшими намерениями, со всей свойственной вам добротой. Но очень серьезные и веские причины, важные семейные соображения и, кроме всего прочего, различие вероисповеданий делают этот брак невозможным, совершенно невозможным. Мне следовало сообщить об этом вашему мужу, но он – простите мою вольность – не обладает вашей быстротой соображения и такой глубиной нравственного чувства… Какой у вас превосходный уютный дом и в каком порядке он содержится! Для меня, старого вдовца, все эти признаки присутствия в доме женской заботливой руки и женского глаза имеют невыразимую прелесть.

Миссис Варден (не отдавая себе отчета, почему) уже начинала думать, что прав Честер-старший, а Честер младший кругом виноват.

– Мой сын, как я слышал, пользовался услугами вашей прелестной дочери и даже вашего доброго простодушного мужа, – продолжал искуситель, пуская в ход все свое обаяние.

– Меньше всех помогала ему я, сэр, – сказала миссис Варден. – Гораздо меньше, чем другие. Меня часто одолевали сомнения. Мне казалось, что это…

– Что это – дурной пример, – подхватил мистер Честер. – И вы совершенно правы. Конечно, дурной! Ваша дочь в таком возрасте, когда особенно опасно видеть, что в столь важном вопросе, как брак, дети не повинуются родительской воле. Да, да, вы совершенно правы. И как это мне самому не пришло в голову? Сознаюсь, я совсем упустил это из виду. Насколько женщины прозорливее и мудрее нас, мужчин!

Миссис Варден сделала такую глубокомысленную мину, как будто она действительно сказала что-то очень мудрое и заслужила его похвалу. Она в это уже твердо верила, и уважение ее к собственному уму значительно возросло.

– Миссис Варден, – продолжал мистер Честер – Вижу что с вами я смело могу быть откровенным. В этом вопросе мы с сыном совершенно расходимся. Так же не согласен с выбором мисс Хардейл ее опекун, заменивший ей отца. И, наконец, мой сын во имя сыновнего долга чести, во имя всех священных уз и обязанностей должен жениться на другой.

– Значит, он обручен с другой! – воскликнула миссис Варден, воздевая руки к небу.

– Дорогая миссис Варден, к этому браку его готовили когда растили, воспитывали, учили… Говорят, мисс Хардейл – очаровательная девушка?

– Кому же это знать, как не мне, – ведь я ее выкормила. Другой такой на свете нет! – ответила миссис Варден.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь. И вы, такой близкий ей человек, обязаны подумать о ее счастье. Судите сами, как я могу допустить (это самое я сказал Хардейлу, и он со мной вполне согласен), чтобы она связала свою судьбу с юнцом, у которого нет сердца? Называя его бессердечным, я его этим ничуть не позорю – таковы почти все молодые люди, погруженные в легкомысленную суету большого света. Только к тридцати годам в них может заговорить сердце. Пожалуй, – даже наверное, – и я в возрасте Нэда был бессердечен.

– О нет, сэр, этому я не могу поверить! – возразила миссис Варден. – Чтобы такой добрый человек, как вы, когда-нибудь был бессердечным!