Тайна Эдвина Друда

Мистер Сапси встает, достает из стола ключ, отпирает сейф, вделанный в стену, и вынимает оттуда другой ключ.

– Когда Дёрдлс свою работу заканчивает, вроде как последний штришок кладет, все равно, внутри или снаружи, он любит ее всю смотреть, и с лица, и с изнанки, чтоб уж, значит, все было честь по чести, – обстоятельно поясняет Дёрдлс.

Так как ключ, поданный ему безутешным вдовцом, весьма не малого размера, он сперва засовывает свою двухфутовую линейку в специально для того предназначенный карман брюк, затем не спеша расстегивает свою фланелевую куртку и, расправив отверстие огромного нагрудного кармана, пришитого с внутренней ее стороны, готовится поместить ключ в это хранилище.

– Однако, Дёрдлс! – говорит, усмехаясь, Джаспер, которого все это, очевидно, забавляет. – Вы сплошь подбиты карманами!

– А какую тяжесть я в них ношу, мистер Джаспер, кабы вы знали! Взвесьте-ка вот эти! – Он извлекает из кармана еще два больших ключа.

– Дайте сюда и ключ мистера Сапси. Он-то уж, наверно, самый тяжелый?

– Что один, что другой, разница небольшая, – говорит Дёрдлс. – Все они от склепов. А склепы все Дёрдлсова работа. Дёрдлс все ключи от своей работы при себе держит. Хоть и не так уж часто они надобятся.

– Кстати, – словно что-то вспомнив, говорит вдруг мистер Джаспер, рассеянно вертя в руках ключи, – я давно хотел вас спросить, да все забываю. Вы знаете, конечно, что вас иногда называют Гроби Дёрдлс?

– В Клойстергэме я известен как Дёрдлс, мистер Джаспер.

– Понятно. Само собой разумеется. Но иногда мальчишки…

– Ну, сэр, если вы этих чертенят слушаете… – сердито перебивает Дёрдлс.

– Я их слушаю не больше, чем вы. Но как-то среди певчих возник спор: что, собственно, это значит – Гроби? То ли это испорченное Робби… – лениво продолжает мистер Джаспер, позвякивая одним ключом о другой.

– Осторожнее, не повредите бородки, мистер Джаспер.

– Или это уменьшительное от Герберт… – Ключи снова позванивают, но уже в другом тоне.

– Камертон вы из них, что ли, хотите сделать, мистер Джаспер?..

– Или это намек на вашу профессию? Так сказать, Гробный – или Гробовый – Дёрдлс? А? Так вот, скажите, какое из этих предположений правильное?

Мистер Джаспер выпрямляется – до сих пор он сидел, лениво развалясь перед огнем, – взвешивает все три ключа на ладони и протягивает их Дёрдлсу с дружеской улыбкой.

Но Гробный Дёрдлс вместе с тем и довольно грубый Дёрдлс, к тому же, несмотря на винные пары, застилающие его мозг, весьма чувствительный насчет своего достоинства и склонный всякую шутку принимать за обиду. Он берет ключи, два из них тут же спускает в нагрудный карман и аккуратно пристегивает его пуговицей, а третий, чтобы равномернее распределить тяжесть, засовывает в свой узелок с обедом, как будто он страус и любит закусывать железом; затем снимает этот узелок со спинки стула, куда повесил его, входя, и неторопливо покидает комнату, так и не удостоив мистера Джаспера ответом.

Оставшись наедине со своим гостем, мистер Сапси предлагает ему сыграть партию в триктрак, и за этим занятием, которое хозяин сдабривает поучительной беседой, а затем за ужином из холодного ростбифа с салатом, они засиживаются допоздна, с приятностью коротая вечерок. Мудрость мистера Сапси и к этому времени еще далеко не исчерпалась, ибо, одаряя ею смертных, он придерживается не афористического, а пространно-расплывчатого способа изложения; но гость намекает, что при первом удобном случае вернется за новой партией этого драгоценного товара, и мистер Сапси отпускает его на сей раз, чтобы он мог поразмыслить на досуге над теми крупицами, которые уносит с собой.

Глава V

Мистер Дёрдлс и его друг

Возвращаясь домой и уже вступив в ограду собора, мистер Джаспер внезапно останавливается, пораженный странным зрелищем: прислонившись спиной к чугунной решетке, отделяющей кладбище от древних монастырских арок, стоит Дёрдлс со своим узелком и прочими своими атрибутами, а безобразный и крайне оборванный мальчишка швыряет в него камнями – в лунном свете каменщик представляет собой отличную мишень. Камни иногда попадают в него, иногда пролетают мимо, но и к тому и к другому Дёрдлс проявляет полное равнодушие. Мальчишка же, наоборот, попав, издает победный свист, которому отсутствие у него нескольких передних зубов сообщает особую пронзительность, а промахнувшись, вскрикивает: «Эх! Опять промазал!» – и, прицелившись поаккуратнее, с удвоенной яростью бомбардирует Дёрдлса камнями.

– Что ты делаешь? – восклицает Джаспер, выступая из тени на лунный свет.

– Стреляю в цель, – отвечает безобразный мальчишка.

– Подай сюда камни, что у тебя в руке!

– Ну да, как же! Сейчас подам! Прямо тебе в глотку. Не тронь! – взвизгивает вдруг мальчишка, вырываясь и отскакивая. – Глаз вышибу!

– Ах ты, чертенок! Что тебе сделал этот человек?

– Он домой не идет.

– Тебе-то какая забота?

– А он мне платит полпенни, чтоб я загонял его домой, если увижу поздно на улице, – отвечает мальчишка и вдруг пускается в пляс, словно дикарь, тряся лохмотьями и спотыкаясь о распущенные шнурки своих башмаков, до того уж дырявых, что они еле держатся на его ногах; при этом он визгливо выкрикивает:

Кук-ка-реку! Кик-ки-рики!
Не шляй-ся после де-сяти!
А не то дураку
Камнем запалю в башку!
Кук-ка-реку-у-у! Будь начеку-у!

На последнем слове он замахивается сплеча, и в Дёрдлса снова летит град камней.

Эти поэтические прелиминарии служат, очевидно, установленным по взаимной договоренности сигналом, после которого Дёрдлсу остается либо увертываться от камней, если он сумеет, либо отправляться домой.

Джон Джаспер, убедившись в безнадежности всяких попыток воздействовать на мальчишку силой или уговорами, кивком головы приглашает его следовать за собой и переходит через дорогу к чугунной решетке, где Гробный (и наполовину уже угробленный) Дёрдлс стоит в глубокой задумчивости.

– Вы знаете этого… этого… эту… тварь? – спрашивает Джаспер, не находя слов для более точного определения этой твари.

Дёрдлс кивает.

– Депутат, – говорит он.

– Это что, его имя?

– Депутат, – подтверждает Дёрдлс.

– Я служу в «Двухпенсовых номерах для проезжающих», что у газового завода, – поясняет загадочное существо. – Нас всех, кто в номерах служит, там зовут депутатами. И когда у нас полно и все проезжающие уже спят, я выхожу погулять для здоровья. – И, отпрыгнув на середину дороги и снова прицелившись, он опять затягивает:

Кук-ка-реку! Кик-ки-рики!
Не шляй-ся пос-ле де-ся-ти!

– Погоди! – кричит Джаспер. – Не смей кидать, пока я с ним, не то я тебя убью! Пойдемте, Дёрдлс, я провожу вас до дому. Дайте я понесу ваш узелок.

– Ни в коем случае, – отвечает Дёрдлс, крепче прижимая узелок к себе. – Когда вы подошли, сэр, я размышлял посреди своих творений, как по…пу…пуделярный автор. Вот тут ваш собственный зять. – Дёрдлс делает широкий жест, как бы представляя Джасперу обнесенный оградой саркофаг, белый и холодный в лунном свете. – Миссис Сапси, – продолжает он с жестом в сторону склепа этой преданной супруги. – Покойный настоятель, – указуя на разбитую колонну над прахом этого преподобного джентльмена. – Безвременно усопший налоговый инспектор, – простирая руку к вазе со свисающим с нее полотенцем, водруженной на пьедестал, сильно напоминающий кусок мыла. – Незабвенной памяти кондитерские товары и сдобные изделия, – представляя своему собеседнику серую могильную плиту. – Все в целости и сохранности, сэр, и все Дёрдлсова работа. Ну а разная там шушера, у кого вместо надгробья только земля да колючий кустарник, про тех и поминать не стоит. Жалкий сброд, и скоро будут забыты.

– Эта тварь, Депутат, идет сзади, – говорит Джаспер, оглядываясь. – Что он, так и будет плестись за нами?

Отношения между Дёрдлсом и Депутатом носят, по-видимому, неустойчивый характер, ибо, когда каменщик оборачивается с медлительной важностью насквозь пропитанного пивом человека, Депутат тотчас отбегает подальше и принимает оборонительную позу.

– Ты сегодня не кричал «будь начеку!», прежде чем начать, – говорит Дёрдлс, вдруг вспомнив – или вообразив, – что права его были нарушены.

– Врешь, я кричал, – отвечает Депутат, употребляя единственную известную ему форму вежливого возражения.

– Дикарь, сэр, – замечает Дёрдлс, снова поворачиваясь к Джасперу и тут же забывая нанесенную или примерещившуюся ему обиду. – Сущий дикарь! Но я дал ему цель в жизни.