– Ты кое о чем забываешь. Тут тебе не вовне. Большую часть того, чем мы тут занимаемся – кроме живых машин, разумеется, которые мы получаем благодаря сам знаешь кому, – в Бремене считают чистым шаманством. Включая и секс-технологии. Ты хоть помнишь, как делают детей? Мы с тобой не очень-то…
Он засмеялся.
– Очко, – сказал он. И взял меня за руку. – Совместимы везде, кроме постели.
– А кто сказал, что я хочу делать это в постели? – ответила я. Это была шутка, а не попытка соблазнения.
Если подумать, то теперь все это сильно напоминает прелюдию. Впервые я увидела незнакомых мне экзотов в беспутном городишке на крохотной планетке, которую мы зовем Себзи. Там меня представили группе ульев. Понятия не имею, кто они были такие и откуда вели свой род. С тех пор я никого похожего на них не видела. Один подошел ко мне на своих ложноножках, перегнул в талии похожее на песочные часы тело и, шевеля крошечным отверстием, полным похожих на пеньки зубов, на безукоризненном всеанглийском сказал:
– Мисс Чо. Очень рад встрече.
Не сомневаюсь, что Скайл реагировал на кеди, шурази и паннегетчей с большим апломбом, чем я на ульев тогда. Он читал в восточном районе Послограда лекции о своей работе и путешествиях (меня всегда изумляло, как он, ничего не придумывая, ухитряется, тем не менее, превратить свою жизнь в связную историю, стройную и яркую, как радуга). Тройка кеди подошла к нему потом, перемигиваясь цветовыми клетками на брыжах, и она-самец поблагодарила его, выговаривая слова с характерной для этих существ любопытной дикцией, и пожала ему руку хватательным половым органом.
Он сам познакомился с торговцем-шурази, которого мы знали как Гасти, – позже Скайл с явным удовольствием произнес мне всю цепочку его имен, – и свел с ним кратковременную дружбу. Люди разевали рты, видя их вдвоем прогуливающимися по городу: рука Скайла дружески лежала поперек основного туловища Гасти, а реснички шурази переступали по земле в такт шагам Скайла. Они рассказывали друг другу истории.
– В следующий раз, когда будешь в иммере, – говорил Гасти, – попробуй поехать на веретенной тяге. Чтоб мне провалиться, вот это путешествие! – Я так и не поняла, на самом ли деле его мышление настолько близко к нашему, как позволяли предположить его анекдоты. По крайней мере, разговорный язык давался ему легко, один раз он даже спародировал убогий всеанглийский соседа-кеди, пересказывая какую-то довольно сложную шутку.
Но, конечно, Скайлу больше всего хотелось увидеть ариекаев. Именно ими он занимался по ночам, отдыхая от светской жизни. И именно они ему и не давались.
– Я все еще почти ничего о них не знаю, – говорил он. – Какие они, о чем думают, что делают, как работают. Даже бумаги, в которых послы описывают свою работу, свои, как это сказать, взаимоотношения с ариекаями, какие-то на удивление… пустые. – Он посмотрел на меня так, словно чего-то хотел. – Они знают, что им надо делать, – сказал он, – но не понимают, что делают.
Я не сразу поняла смысл его жалобы.
– Работа послов не в том, чтобы понимать Хозяев, – сказала я.
– Чья же это работа?
– Ничья. – Думаю, что именно тогда я впервые ощутила пропасть между нами.
Тогда мы уже знали Гарду, Кайли и других, были знакомы со служителями и их кругом. Я подружилась с Эрсуль. Она дразнила меня тем, что у меня нет профессии (она, в отличие от большинства послоградцев, была знакома с понятием «флокер» еще до того, как я ввела его), и я отвечала ей тем же. В качестве автома Эрсуль не имела ни прав, ни обязанностей, но, насколько было известно, ее прежний хозяин скончался, не оставив завещания, и она так и не стала чьей-либо собственностью. Согласно некоторым вариантам законов об имуществе, кто-нибудь теоретически мог предъявить на нее права, но теперь это показалось бы омерзительным.
– Все дело в тюрингских программах, – говорил Скайл, когда ее не было с нами, хотя и он соглашался, что лучше так, чем как раньше. Наши с ней отношения его забавляли. Мне не нравился его настрой, но поскольку он был отменно вежлив с ней, словно и впрямь считал ее человеком, я не стала устраивать скандал. Единственный раз он заинтересовался Эрсуль по настоящему, когда сообразил, что, раз она не дышит, то может входить в город. Я рассказала ему правду: о том, как однажды я ее спросила, а она ответила мне, что никогда там не была и не собирается, но почему, не объяснила, а тон у нее при этом был такой, что мне расхотелось вникать в подробности.
Иногда ее звали подхалтурить с искусственными умами и автомами Послограда, что приводило к ее тесному контакту со служителями: мы с ней часто встречались на одних и тех же официальных званых вечерах. Меня приглашали на них потому, что я тоже бывала полезна. Ведь я вернулась извне гораздо позже, чем кто-либо из начальства: редкие служители ездили по делам в Бремен и возвращались оттуда. Я была источником, из которого они могли узнать о последних событиях и культуре Чаро-Сити.
Когда я уезжала из Послограда, папа Реншо отвел меня в сторону – буквально прижал меня к стене комнаты, в которой проводилась моя отвальная. Я ждала отцовских наставлений, измышлений о жизни снаружи, но он только сказал мне, что, если я когда-нибудь вернусь, Послоград будет очень заинтересован состоянием дел в Бремене. Это было сказано так вежливо и прямо, что я даже не сразу поняла, что меня вербуют в шпионки. Сначала я забавлялась тем, что совсем не похожа на шпионку. А потом, тысячи часов спустя, когда я вернулась в Послоград и обнаружила, что стала полезна именно в том качестве, о котором мне говорили, мне сразу стало и грустно, и смешно.
Мы со Скайлом в любом случае вызывали бы интерес – он, зачарованный местной культурой одержимый иностранец, был явлением редким; я, часть Языка, иммерлетчица-возвращенка, была местной знаменитостью. Но, начав поставлять факты о Бремене, я, простолюдинка, и мой простолюдин-муж куда быстрее вошли в окружение служителей, чем могли бы при иных условиях. Приглашения продолжали поступать даже тогда, когда местные средства массовой информации уже перестали публиковать интервью и статьи о блудной иммерлетчице.
Ко мне подошли вскоре после моего возвращения. Не послы, разумеется, а какие-то визири и другие важные шишки, и попросили меня присутствовать на встрече, где говорили так туманно, что я никак не могла понять, к чему все это, пока внезапно не вспомнила слова папы Реншо, и тут только сообразила, что все эти негромкие вопросы о некоторых тенденциях, существующих в данный момент в Бремене, об объединенных силах и возможном отношении к зависимым территориям и их притязаниям были на самом деле просьбами предоставить политическую информацию. За плату.
Последнее показалось мне глупым. Я не взяла денег за то, что поделилась с ними своими скромными знаниями. Я отмела в сторону чьи-то дипломатичные попытки объяснить суть их политических опасений: это не имело значения. Я показывала им новостные трубки, загруженные из сети файлы, давая тем самым слабое представление о балансе сил внутри правящей в Бремене Космополитической демократической партии. Войны и интервенции, которые вел Бремен, и тяжелое положение, в которое он в связи с этим время от времени попадал, никогда не представляли для меня особого интереса, но, возможно, для тех, кому это было очень важно, даже мои крохи информации о недавних событиях были откровением. Честно говоря, я сомневаюсь, чтобы их искусственные мозги и аналитики не предвидели всего того, о чем я говорила, и не догадывались об этом.
В общем, никакой шпионской драмы тут не было. Несколько дней спустя меня представили Уайату, тогда еще новому человеку Бремена в Послограде, о котором мои собеседники-служители упоминали в выражениях расплывчато-предостерегающих. Он тут же начал дразнить меня той встречей. Спросил, не установила ли я камеру в его спальне или что-то в этом роде. Я рассмеялась. Мне нравилось, когда наши пути пересекались. Он присвоил мне персональный номер.
Вращаясь в таких кругах, в высшем обществе Послограда, я повстречала посла КелВин и стала их любовницей. Они немало сделали для меня, в том числе дали возможность Скайлу встретиться с Хозяевами.
КелВин были высокими, серокожими мужчинами немного старше меня, склонными к некоторой игривости и обладавшими очаровательным высокомерием лучших послов. Они приглашали меня и, по моей просьбе, Скайла, на приемы, и сами ходили с нами в город, где послы так редко появлялись без сопровождения служителей, что это зрелище привлекало внимание.
– Посол, – Скайл набирался смелости спросить, поначалу осторожно, – у меня есть вопрос касательно вашего… взаимодействия с Хозяевами. – И тут же пустился в какие-то узкоспециальные, таинственные подробности. КелВин, в то время стремившиеся заслужить мою благодарность, проявляли терпение, хотя их ответы, вне всякого сомнения, не оправдали его ожиданий.
В компании КелВин я видела, слышала и интуитивно догадывалась о таких подробностях разных сторон послоградской жизни, которых иначе не узнала бы никогда. Я улавливала любые мелкие оговорки, намеки и комментарии моих любовников. Они не всегда отвечали, когда я задавала им прямые вопросы, – иногда у них проскакивало что-нибудь насчет заблудших коллег или ариекайских фракций, и, хотя они отказывались развивать эти темы, я все мотала на ус.
Я спросила у них про Брена.
– Я нечасто его вижу, – сказала я. – Похоже, он не приходит на собрания.
– А я и забыл, что у тебя есть с ним контакт, – сказали КелВин, оба глядя на меня, хотя и немного по-разному. – Нет, Брен у нас вроде как в добровольном изгнании. С планеты он, конечно, не уедет, это понятно.
– Такой поступок противоречил бы его представлению о себе в наших глазах.
– А шанс у него был. Он мог уехать.
– После того, как его разделили.
– Вместо… – Они рассмеялись. – Он у нас вроде узаконенного изгоя.
– Он в курсе почти всего происходящего. И даже больше – он знает такие вещи, которые ему не следовало бы знать.
– Лояльным его назвать нельзя. Но польза от него есть.
– И все равно он больше не лоялен, а может, и раньше не был. – Скайл жадно ловил каждое их слово.
– На что это похоже? – спросил меня Скайл. – Я, конечно, и сам раньше бывал с двумя сразу, наверняка и ты тоже, но тут наверняка все…
– Нет, Фарои, нет. Господи, ты невыносим. Нет, с ними все совсем иначе. – Тогда я твердо стояла на своем: теперь у меня есть сомнения.
– А они оба концентрируются на тебе? – спросил он. Мы захихикали, он от глупой похоти, а я от ощущения того, что богохульствую.
– Нет, мы с ними вполне на равных. Кел, я и Вин, все вместе. Честное слово, Скайл, я не первая, кого посол когда-либо…
– Зато ты единственная, кого я могу об этом расспросить. – К тому времени я уже не была уверена в том, что это правда. – Я считал, что гомосексуальные связи не одобряются, – добавил он.
– Ну вот, теперь ты выделываешься, – сказала я. – Они не занимаются этим, когда остаются наедине. Ни они, ни другие послы. Ты это знаешь. У них… мастурбация. – Таково было упрощенное, хотя и несколько скандальное описание процесса, и, выговорив это слово, я почувствовала себя как маленькая девочка. – Представь, как это выглядит, когда встречаются два посла.
Скайл часами, буквально часами слушал записи ариекайской речи, разглядывал плоские и объемные изображения их встреч с послами. Я наблюдала за ним, когда он беззвучно шевелил губами и делал неразборчивые заметки, одной рукой занося их в свое дата-пространство. Учился он быстро. Меня это не удивляло. Когда КелВин, наконец, пригласили нас на какое-то событие, где должны были присутствовать Хозяева, Скайл уже понимал Язык почти в совершенстве.
Это была запланированная дискуссия из тех, которые послы проводили с Хозяевами каждую неделю. Межпланетный торговый обмен мог совершаться не чаще одного раза в несколько тысяч часов, но ему неизменно предшествовали тщательные, всесторонние переговоры. Как только из иммера прибывал очередной корабль, его капитану тотчас сообщались все договоренности, достигнутые Хозяевами и служителями (при непременном участии представителя Бремена), и снабженное этой информацией, а также нагруженное ариекайской техникой судно уходило в обратный рейс, а в следующий раз привозило то, что мы обещали ариекаям взамен. Они терпеливо ждали.
– Будет прием, – сказал нам один из КелВин. – Хотите пойти?
На сами переговоры нас, разумеется, не пустили. Скайл очень об этом жалел.
– Да какая тебе разница? – удивлялась я. – Там же с тоски помрешь. Торговые переговоры? Правда? Сколько вам нужно того, сколько этого…
– Вот именно, я хочу знать, вот именно. Что им нужно? Ты, вообще-то, знаешь, чем мы с ними обмениваемся?
– В основном опытом. Искусственный интеллект, искусственные мозги и прочее. Это они делать не умеют.