Психопат

– Да? Ну и ладно! Просто посчитал нужным проинформировать.

Я продолжал говорить непринужденно, стараясь не придавать эмоциональность словам. – Конфеты точно не будете?

– Нет, спасибо.

– А я, знаете ли, сладкоежка. Не могу удержаться, когда вижу что-то сладкое. Руки прямо сами тянутся.

– Да вы угощайтесь, угощайтесь, – президент одобрительно махнул рукой, внимательно наблюдая, как я разворачиваю очередную конфету и аккуратно скручиваю обертку в тонкую трубочку. Его глаза следили за моими руками, но мысли были сосредоточены на другом. Свет мутных хрусталиков напряженно сканировал пространство. Бесцветное лицо выдавало дикую усталость от прошедшего дня. Его внимание не было занято мной, сейчас он просчитывал варианты. В этом клубе улыбающихся лиц ни на секунду нельзя потерять концентрацию, утратить внимание, сосредоточенность на словах, жестах окружающих членов. Любое слово, движение глаз могут выдать их скрытые намерения. Здесь не бывает прямых вопросов и практически исключены прямые ответы. Поэтому он наблюдал, как питон наблюдает за кроликом, с каждой секундой уменьшая его шансы на жизнь. Пока что ему было интересно, с чем было связано появление незнакомого человека в его кабинете. Какие силы обеспечили мне сюда доступ? Какие цели я преследую и что намерен предпринять?

– И все равно вкус у конфет не такой, как в детстве. Тогда все было натуральней, что ли. Шоколад был шоколадом, фруктовая помада изготовлялась из фруктов. Сейчас же – эмульгаторы, консерванты, усилители вкуса. Детей угощаешь – как отраву даешь. А чаем конфету запить – не дай бог! Сразу устойчивое послевкусие, как будто на уроке химии реактивы съел. Экономят, мерзавцы! – с чувством злорадства сказал я. – Заметьте, экономят на здоровье наших детей. Не на энергоносителях, не на производственных издержках, не на любовницах своих, в конце концов. На здоровье нашем экономят, подлецы. Продукты в магазине выбираешь не по надобности, а по наименьшей степени опасности. Дожили! – добавил я, взяв очередную конфету. – О, «Рошен»! Надо же, это многое объясняет.

Я резко замолчал и, не отводя от него взгляда, начал энергично стряхивать с колен на пол крошки от съеденного только что печенья. Президент брезгливо поморщился.

– Послевкусие от конфет! – как ни в чем не бывало, продолжил я. – Как они это делают? Умом ведь понимаю, что уже достаточно наелся, но это сладостное ощущение блаженства не отпускает, заставляет брать следующую. Что они туда добавляют? Как им удается лишить человека воли и внутренних тормозов, заставить поверить, что все происходит по его собственному желанию?

Бросив короткий взгляд на вазу с конфетами, я тут же отодвинул ее от себя. Он молча продолжал наблюдать за мной. Он понимал, что реприза с вазой конфет была явно не главной в этом спектакле. Он ждал основных мизансцен.

– Что им от нас нужно?

– Вы сейчас про кого? Про кондитеров? – с ухмылкой ответил президент.

– Да, про этих мировых поставщиков сладенького. Что им от нас нужно вообще? Что им никак неймется в своих удобных кабинетах? Посмотрите, во что они превратили весь остальной мир. Не видят же ничего, кроме сухих цифр о прибыли. Ни стран, ни народов, ни людей! Для них это просто рынок, расширение собственных прилавков как торговой площади в супермаркете. Что это там, Болгария? Подвинем. Здесь у нас запланирован новый павильон. Сломанные судьбы людей, говорите? Ну и что? В любом бизнесе есть побочный эффект. Кто-то не уступает землю под строительство? Томагавками его, заразу, чтобы остальным неповадно было. Заодно расчистим место под котлован. Ничего личного, просто расширение рынка, сфер влияния, решение геополитических задач. Торговля встала? Так, подвинем стенку вашего домовладения, организуем государственный переворот, чтобы обеспечить свой бизнес новыми голодными ртами. Только чтобы рабам было не так обидно, назовем это «революцией достоинств». А на смерть людей плевать. Там люди гибнут, а они обсуждают какие-то пошлины на ввозимые товары. Им лишь бы место освободить под очередной ларек, и чтобы никто не оттяпал при этом пару полок в их супермаркете. Это же революция, у нее должны быть свои жертвы, герои, так сказать, завтрашнего дня. И все это в красивой и приятной на ощупь упаковке под предлогом продвижения демократии и свобод личности. Такой вот привлекательный маркетинговый ход. Эти ваши политические лозунги – всего лишь баннеры для продвижения собственного бизнеса. Какие вы, к черту, лидеры стран? Так, торговые представители транснациональных корпораций.

Тут я, конечно, не сдержался и рассмеялся. Это был нервный смех, уж очень меня передергивает, когда я говорю об их извращенном представлении об устройстве мира. Потом пристально впился взглядом в его серые безразличные глаза и спросил:

– Так вот я спрашиваю, что вам, в конце концов, надо-то от нас? Вам и вашим, так называемым, западным партнерам.

– С чего вы взяли, что я буду с вами это обсуждать?

Президент смотрел на меня без особых эмоций. Ничего нового для себя он не услышал. Внутреннее ощущение собственного превосходства лишало его всяческой заинтересованности в навязанной мной дискуссии.

– А потому что у вас нет выбора! Вам придется продолжить диалог, иначе вы не сможете узнать, кто я, как здесь оказался и какие цели преследую? Этот вопрос написан у вас на лице, вычерчен мимическими морщинами, скован в сжатых кулаках и нервно бегающем взгляде.

– Почему же? Я могу просто вызвать охрану и через некоторое время получу ответы на искомые вопросы.

– Если бы вы считали это целесообразным, вы бы это уже сделали. Однако…

Президент опустил взгляд, мысленно просчитывая различные варианты. Он, как обычно, предпочел быть осторожным в принятии решения. По крайней мере, мне так показалось. Я не услышал от него приглашения к разговору, но сел напротив и начал говорить.

– Каково оно – впервые попасть в это общество лакированных лиц, дорогих аксессуаров? Людей, наделенных особыми регалиями, титулами? Людей, контролирующих все капиталы мира? В общество игроков, делающих мировую политику, где вопросы решаются одним кивком головы? Каково оно – ощущать себя равным среди тех, кто считает себя выше остальных и наделяет себя правом решать за этих остальных все остальное? – я сделал паузу, чтобы оценить его реакцию. – Хотя понимание, что президент РФ им не ровня, пришло к вам не сразу, только после отказа директора МВФ Камдессю в обычной аудиенции, на которой вы хотели обсудить возврат долга «Парижскому клубу». Да и кто вы для них? Очередной президент, пусть даже самой большой европейской страны. Они расставляют таких президентов во многих странах чуть ли не ежедневно после вечернего чаепития в своем поместье в Лондоне. Послушных, обласканных ими, а строптивых демонстративно казнят. Нет! Титулы их не смущают. Они настоящие хозяева жизни, в их руках самое эффективное оружие экономической экспансии – мировая финансовая система. Это плод их творения, их детище, над которым они трудились много десятилетий. Теперь же, когда она, как раковая опухоль, пустила метастазы во всех странах мира, каждый из них реально ощутил, какой силой они обладают. Благодаря этой феерической возможности они без единого выстрела оккупируют любые страны, лишают их фактической независимости, навязывают политические решения.

Ядовитая улыбка на моем лице выдавала внутреннее раздражение.

– Нет, то, что вы президент, это их не смутит. Вот деньги – да! Наличие огромного личного капитала – вот что позволит разговаривать с ними на равных, ощущать трепет и подобострастие стоящих ниже по финансовой лестнице. Вам ведь так этого хотелось. Только наличие собственного капитала, по размерам сравнимого с их, давало вам возможность тешить свои внутренние амбиции ощущением значимости в этой игре. И вы эту задачу решили без видимых усилий. Еще бы! В вашем распоряжении такая богатая страна!

Президент молчал. Он даже не пытался вступать в дискуссию, всем видом показывая свое безразличие к вышесказанному. Однако его взгляд стал более цепким, чем в начале, скрупулезнее в оценке сидящего напротив человека. Он анализировал мою речь, структуру построения предложений, прочие мелочи, на которые обычно не обращают внимания, но которые очень информативны. Давно забытые им профессиональные навыки стали всплывать на поверхность из глубин подсознания. Уж слишком необычную форму стала приобретать беседа. Озвученные в ней факты не были доступны широкому кругу лиц. Это были его личные переживания в самом начале прихода к власти, очень чувствительные и потому нигде не афишируемые. Откуда я это мог это знать – пока оставалось для него загадкой.

– Это пьянящее чувство мнимой значимости человека первого круга, эти лакейские взгляды со стороны… Власть и могущество не только в пределах своей страны, но и всего мира. Эти лестные отзывы, признание заслуг. Все это сводит с ума. Какой живительный бальзам на уязвленное самолюбие! Но чувство собственной неотразимости способно уничтожить восприятие реальности даже в самом критически настроенном сознании, – я продолжал говорить издевательским тоном, пытаясь разогнать в нём ответные эмоции. – Столько лет вы пытались казаться для них своим, расценивая похлопывание по плечу как проявление дружбы и единства интересов. Вашего единства с их интересами, заметьте, если вы не поняли, господин Президент!

В этот момент я поднялся с кресла и направился вглубь кабинета. Сунув руки в карманы брюк и уткнувшись взглядом в пол, я продолжал говорить, расхаживая при этом взад и вперед вдоль длинного рабочего стола.