Меч и Крест

И ударом своего громадного кулака, Маниак сокрушил начальника стражи нового катапана. С проломленным черепом и сломанной шеей, тот отлетел в дальний угол палатки, и дёрнувшись пару раз в конвульсиях, затих. В воздухе повис тяжёлый запах испражнений.

– Что, мразь, обосрался? Слизняк! Все вы, ничтожные твари! Что, среди вас нет никого, кто бы осмелился напасть на меня? Тьфу, на вас!

Новый удар, и ещё один, подогнув колени, упал с проломленной грудью. Стукнув головами двух патрициев, Маниак убил их на месте. А евнуху, писцу и переводчику, быстро, двумя руками, скрутил шею.

– Твари! Гниды! Ничтожества! Эй, воины, кто там есть? Тащите эту падаль отсюда!

Трясущегося нового катапана выволокли из палатки.

– Что с тобой сделать, а? – громадный Маниак, грозно возвышался над жертвой. Тут его взгляд упал на большую кучу конского навоза, сваленного у коновязи. – А-а-а! Ты наверное голоден? Прости мои неучтивые манеры, благородный патриций. А ну-ка, окажем радушие и гостеприимство и накормим нашего гостя!

Толпа офицеров и воинов становилась всё гуще. И если кто-то и был недоволен действиями своего командующего, то не смел выказывать своё недовольство открыто. Под одобрительные возгласы толпы, Маниак схватил патриция за ноги, и сунул головой прямо в кучу навоза.

– Жри, тварь! Эй, вы, помогите нашему любезному гостю. Я хочу, чтобы он досыта наелся!

Подбежавшие воины, смеясь, забавляя себя шуточками и оскорблениями в адрес патриция, забили рот, нос, уши незадачливого катапана навозом. Они всё продолжали пихать его в него, даже когда он, задохнувшись, умер.

– Хорош! Жаль, что нельзя эту падаль, в таком виде отправить в Константинополь!

И тут, кто-то из толпы воинов, крикнул:

– Да здравствует император Георгий! Да здравствует император Георгий!

Этот одинокий крик, сначала поддержал один, потом десяток, сотня, и вот вскоре, уже несколько тысяч людей орали во все глотки:

– Да здравствует император Георгий! Vivat! Веди нас, император! Веди! На Константинополь! Всем забьем рты дерьмом! Веди!

Как передают очевидцы, поначалу, этот гигант, даже растерялся, может быть, уже раскаиваясь, за свою опрометчивую вспышку гнева. Но затем, увидев, как всё больше и больше людей выкрикивают его имя, прославляя его, встал, горделиво выпрямившись, сложа руки на груди.

Откуда-то принесли лавровый венок, и Маниак, склонив голову, позволил возложить его.

– У нас нет пурпурных кампагий (высокие башмаки, присвоенные царскому званию в Византии) и пурпурной мантии, о, император. Но мы добудем их тебе в Константинополе!

Византийцы свернули все действия против восставших в Южной Италии, и начали поспешно готовиться к походу на столицу империи. И наплевать им было на то, что ободрённые бездействием армии противника, лангобарды и нормандцы, начали возвращать себе утраченные позиции. Не остановило Маниака и известие, что восставшие осадили приморский город-крепость Трани. Единственный город, который все эти годы, несмотря на все перепитии борьбы, сохранял верность Византийской империи.

Наняв корабли, армия Маниака пересекла Адриатику. В пожаре войны запылала Македония, Греция, Болгария. К Маниаку, ободрённые успехами его армии, присоединялись всё новые и новые войска. Города открывали перед ним ворота. Громя тех, кто отказывался ему покориться, войска Маниака упорно шли вперёд, приближаясь к Константинополю.

Император Константин IX Мономах, выслал к Фессалоникам новую армию под командованием евнуха Стефана Севастофора.

С лёгкостью, присущей великим и талантливым военачальникам, Маниак разгромил армию евнуха. Казалось вот он, вожделенный Константинополь и императорская корона! Но в самом исходе победоносной битвы, Георгий Маниак был убит подосланными убийцами.

Стефан Севастофор, быстро собрав свои войска, разгромил приспешников Маниака, подавил остатки мятежа. Взятых в плен, ослепляли, рубили им руки и ноги, жестоко казнили, в назидание остальным.

Глава четвёртая

Нормандцы не особо любили осаждать и штурмовать крепости, а предпочитали стремительный рейд, дерзкий набег, битву в поле, где можно было прославиться и захватить добычу. А стены Трани были высоченными, укрепления мощными… Надежду на успех штурма в них вселяли только большие осадные башни, построенные захваченными в плен греческими инженерами. Нормандцы и лангобарды дивились искусству греков, восхищаясь всеми хитроумными устройствами башен. А тут ещё, греческие умельцы изготовили и огромные стенобитные и камнемётные орудия. Такие большие, какие большинство из них и в глаза не видывало, хотя и повоевали они на своём веку не мало.

– Да с такими малышками, ха, мы и не заметим, как перескочим через стены! А город-то богатый! Там, за его стенами, есть чем поживиться!

– Да, добыча это славно! Видели, как в битве у Монтемаджоре, Хэмфри Отвиль всунул в пузо одного сирийца меч, а оттуда посыпались золотые монеты. Вот бы мне найти такого…

– Болван! Не из пуза посыпались монеты, а из кожаного пояса, который Хэмфри разрезал своим мечом, – здоровяк Гуго Тубо, знаменитый своей силой, тем, что одним ударом кулака валил наземь быка и страшный в бою со своим тяжеленным боевым молотом, презрительно сплюнул в костёр.

Его оппонент, высокий и стройный, молодой нормандец Синибальд, вскочил на ноги, и, тряхнув своими длинными, светлыми волосами, тихо, с издевкой, сказал:

– Ты хочешь сказать, Гуго, что я лжец? Да я сам видел…

Гуго Тубо, через пламень костра, настороженно смотрел на Синибальда, нащупывая рукой рукоять своего молота.

Их вот-вот готовую начаться ссору, остановил сидевший рядом старик, с морщинистым лицом, покрытым шрамами, и с длинными седыми усами, падающими на грудь.

– Золото, это хорошо. Но не всегда оно приносит добро. Хотите, я вам расскажу о золотом кольце Локки, приносящем смерть?

– Давай, Визигис, расскажи. Ты стар, и уже не можешь участвовать в битвах, но мы ценим тебя за твой дар скальда. Давай, рассказывай, – не спуская глаз с Синибальда, проговорил Гуго.

– Сядь, молодой Синибальд, сын Одрика. Сядь, и я начну рассказ.

Синибальд, несколько поколебавшись, убрал руку с рукояти меча, и подогнув свои длинные ноги, сел, пододвинувшись ближе к костру. Ему тоже было очень интересно послушать занимательные истории, множество которых знал старый Визигис.

– Это произошло в давние времена, когда боги, вынуждены были сами добывать себе пропитание, и были простыми охотниками. В стране Карелы, в дремучем и тёмном лесу, возле грозно шумящего водопада, как-то проходили Один и Локки. У воды, зажмурив глаза и пожирая пойманную рыбу, сидела большая выдра. Локки, из пращи метнул камень, и убил её. Довольные охотничьей удачей, боги пошли дальше и к ночи добрались до хижины одного знаменитого чародея, известного по всем землям и народам, и попросились к нему на ночлег. Перед тем как сесть за стол и отведать пищи, выставленной хозяином, они показали ему убитую выдру. И тут, кудесник узнал в ней своего сына, знаменитого охотника, который умел обращаться в различных зверей и в таком виде охотиться на зайцев или ловить рыбу. Гневу чародея не было предела! За стенами хижины, поднялась страшная буря, с громом и молниями! Сильный ветер, вырывал с корнями вековые деревья и носил их по воздуху! Огромные валуны, с грохотом обрушивались в воду! Чародей настолько разъярился, что забыв законы гостеприимства, захотел предать Одина и Локки смерти. Но Один, упросил его не делать этого и пообещал дать ему столько золота, сколько уместиться на шкуру выдры. Локки отправился в лес, буря не стихала, но ему, удалось поймать гнома, которому была известна тайна кладов. Найдя сокровище, он вернулся и отдал всё золото волшебнику, а себе оставил только одно-единственное, небольшое колечко. Оно приносило счастье всем, кто носил его. Но злой чародей, узнал об утаённом кольце и наложил на него проклятье. И теперь, горе тому, кто найдёт это кольцо! Отныне оно стало приносить только смерть.

Долго, зачарованные рассказом Визигиса, молча сидели норманны. Первым нарушил молчание Синибальд. Он вытянул вверх руки, хрустнув костями и мечтательно закатив глаза, сказал:

– Вот бы мне найти такого гнома, которому известны все тайные клады. Эх, я бы тогда!..

– А где сейчас это кольцо Локки? – пытаясь улечься поудобнее спросил Гуго Тубо.

– Не знаю. Говорят, что где-то есть, в одном из семейств, живущих у заснеженных фьордов Норейга. Передаётся от отца к сыну… И все, кто обладает этим кольцом, гибнут на поле битвы.

– Ха, не так уж и плохо погибнуть в бою. И славно, чтобы скальды воспевали твои подвиги. Это лучше, чем подыхать от старости или от болезни дома, на соломе.

– Визигис, а расскажи о несчастной любви Гаральда Смелого, отвергнутого Эллисивой, дочерью конунга руссов Ярослава. Ведь все скальды, от берегов Норвегии до Сицилии знают эту историю.

– Ха, ты ещё молод, Синибальд, это для тебя Гаральд герой сказаний, а я, сражался рядом с ним, плечом к плечу, на Сицилии. Он молод, но уже успел прославить себя как герой! О его подвигах, битвах и сражениях, а не только о несчастной любви, поют все скальды!

– Ну и что с того?! Расскажи, а, Визигис?

Неожиданно, необычайно яркое зарево озарило половину ночного неба.

– Что это?

– Что-то горит!

– Да ведь это у нас в лагере!

– Скорее туда!

Со всех сторон норманны бросились к огромному очагу пламени, и в недоумении остановились, когда увидели, что жарко пылают осадные орудия и башни, изготовленные греками.