Преступный человек (сборник)

С другой стороны, замечен факт, что среди иммигрирующих наблюдается тем более преступлений, чем менее они оседают. Так, бельгийцы, натурализующиеся во Франции, дают меньший процент преступников, чем испанские эмигранты, проживающие в ней недолговременно.

Все сказанное относится и к внутренней эмиграции, совершающейся в пределах одной и той же страны. Так, при исследовании Сен-Годена, откуда ежегодно эмигрирует множество странствующих купцов (около 7 тысяч из 36 тысяч жителей), оказалось, что среди них наблюдается огромный контингент мошенников, насильников и убийц, и число этого рода преступников возросло с 41 в 1831–1869 годах до 300 в 1881. Точно так же стали среди них более частыми подкидыши, нарушения супружеской верности и разводы. В силу этого же департамент Крёз занимает видное место по преступности своего населения благодаря ежегодной иммиграции в него, достигающей 45 тысяч человек.

Многие из иммигрантов являются честными людьми в больших городах, но, не имея верного представления об условиях городской жизни, легко впадают вследствие этого в ошибки и постепенно доходят до преступления: молодая девушка, например, уступая первым соблазнам любви, становится проституткой; мастеровой, не находя работы, впадает в праздность и, окруженный дурными примерами и искушениями, превращается в вора. Помимо этих невольных жертв преступления известный контингент иммигрантов приезжает в большие города для преступной деятельности. «В маленьких городках, – справедливо замечает Жоли, – ищут случая совершить преступление, а в Париже, напротив, случай ищет человека».

Наконец, богатый класс населения дает известный процент преступников именно против нравственности.

Эмигрант, писали мы еще в 1876 году, представляет собой, в общем, особую человеческую разновидность с сильно выраженной наклонностью к преступлениям, очень нуждающуюся, не знающую никакого стыда и легко ускользающую из рук правосудия. Все воры ведут большей частью кочевой образ жизни.

Абруццкие эмигранты составляли наибольший контингент в шайке Манчини.

В предыдущие столетия иммиграция часто совершалась исключительно с преступной целью. Так, например, шайка Фордиспини при возникновении своем состояла исключительно из сброда приезжих лудильщиков, продавцов свечей, жнецов, коробейников, людей более или менее запятнанных преступлением.

Наконец, большое влияние на преступность имеет и эмиграция. Именно благодаря ей Италия так сильно отличается от Франции соотношением между количеством убийств и плотностью населения. Во Франции за последние 10 лет, с 1880 по 1890 год, число эмигрирующих достигает в среднем всего 11 163 человека в год, между тем как в Италии количество их в 1892 году было уже 246 751.

3. Рождаемость. Исследованиями об эмиграции разрешается в большей части своей другой вопрос, но совершенно различно для Италии и Франции. Известно, в частности, что число преступлений при одних и тех же плотностях населения должно зависеть от колебаний рождаемости, что кражи, например, возрастающие с плотностью населения, должны также увеличиваться с рождаемостью. Однако во Франции некоторые преступления, особенно изнасилования и убийства, умножаясь прямо пропорционально плотности населения, увеличиваются обратно рождаемости.

Во Франции малая рождаемость совпадает, как мы уже говорили, с наибольшей иммиграцией иностранцев. Именно ею и объясняется, по наблюдениям Жоли в Сетте и Марселе, высокая преступность этих мест, подвергающихся постоянной иммиграции генуэзцев и калабрийцев.

Другая разница в преступности населения данной местности зависит от того, какой элемент является преобладающим в ее населении: мастеровые отличаются, как известно, плодовитостью, чего совсем нельзя сказать про крестьянское население. Вследствие этого в местностях, где сильно развит рабочий элемент, как, например, в департаменте Нижняя Сена, в департаментах Нор и в Па-де-Кале, наблюдается также, сравнительно с департаментами Шер и Эндр, значительно большее число преступлений.

Но, в общем, всюду преобладает антагонизм между количеством преступлений и рождений, так что в Париже, в части Шампани и Нормандии и во всех средиземных департаментах, кроме Гарского, при резком падении рождаемости среди населения наблюдается значительное повышение преступности.

По словам Ги, департамент Тарн и Гаронна, очень бедный и изолированный, характеризуется сравнительно менее интенсивной преступностью, несмотря на рост населения в нем, между тем как в богатых и плодородных департаментах замечается, наоборот, быстрое уменьшение населения и увеличение числа преступлений при постоянном увеличении иммиграции.

Напротив, в Бретани, в департаментах Шер, Сена, Дром, Вьенна и Вандея, наблюдается очень много законных рождений и ранних браков, но мало преступлений.

Зависит это здесь не столько от рождаемости, сколько от иммиграции. Значение последней подтверждается обратным явлением, имеющим место в Италии, где – как уже замечено – ее вовсе нет, но где зато происходит довольно сильная эмиграция, достигающая 193 человек в год на каждые 100 тысяч населения.

Изучая по новейшим данным Боско влияние эмиграции на количество убийств в Соединенных Штатах в 1889 году, мы убеждаемся, что из содержавшихся в тюрьме за убийство приходилось на 1 миллион населения местных уроженцев 95, а иностранцев – 138.

В Италии максимум рождений почти всегда наблюдается в тех провинциях, которые более всего известны своей преступностью и бедностью: так, ежегодное число рождений в Южной Италии и на островах за период времени с 1876 по 1888 год определено в среднем в 40 душ на каждую 1 тысячу человек населения, между тем как в остальной Италии число это равно только 36.

Точно так же и на острове Сицилия максимум рождений наблюдается в четырех провинциях, отличающихся наибольшей пропорцией убийств. Но здесь приходится считаться еще и с другой причиной, а именно с повышенным, благодаря жаркому климату, половым инстинктом.

Результаты сильной рождаемости в Южной Италии парализуются огромной смертностью и значительной эмиграцией, имеющими здесь место. Вот почему при исследовании, предпринятом в 1881 году, ни в одной семье не оказывалось в среднем более 4,10 человек в Сицилии и 4,5 в Базиликате, в то время как в Тоскане число их было равно 4,92, а в Венето – даже 5,17.

Из стран с минимальной рождаемостью незначительное количество убийств наблюдается в одной только Ирландии.

В Италии, Англии и Германии высокой рождаемости соответствует значительная пропорция краж, чего нельзя сказать о Венгрии и Швейцарии.

4. Городское и деревенское население. Влияние плотности населения на преступность подтверждается на жителях городов и деревень, и наиболее обстоятельные исследования в этом направлении принадлежат Файе, Соке и Лакассаню.

По их наблюдениям, число осужденных было больше среди деревенского населения, чем среди городского, в период с 1843 по 1856 год, но с 1863 года начинает преобладать в этом отношении последнее.

Деревенское население так сильно эмигрирует в города, что составляет в них пятую часть всего населения, а так как эмигрирует преимущественно лучшая и наиболее интеллигентная часть его, то результат этого сказывается в падении деревни. Положение дела усугубляется еще вредным и порочным влиянием на деревенское население возвращающихся обратно из города индивидов.

В общем, количество осужденных за преступления против собственности уменьшилось в деревне на две трети, а в городах – наполовину, так что в 1843 году осужденные в деревнях составляли 73 %, а в городах 64 %. В 1878-м в деревнях – 27 %, а в городах 36 %.

Деревенское население превосходило городское по числу осужденных за преступления против личности в течение 1823–1878 годов, но с 1859 года оно начало заметно уступать ему в этом отношении.

Соке доказывает, что в более отдаленные времена, в период с 1846 по 1850 год, деревенское население превосходило городское количеством осужденных за убийство почти втрое (20 и 7,6 %), но в позднейшие годы – в 1876–1880 годах – только вдвое: 63 и 31 %. Таким образом, оказывается, что в деревнях преступность этого рода уменьшилась, а в городах, наоборот, увеличилась почти на одну треть.

Осужденные за предумышленное убийство составляли:

то есть количество этих убийств в последнее время уменьшилось как в городах, так и в деревнях.

По числу покушений на честь взрослых женщин крестьяне превосходят горожан, по-видимому, вследствие отсутствия в деревнях домов терпимости. Так, крестьянское и городское население дали в этом отношении следующие цифры:

причем преступления этого рода, очевидно, уменьшаются среди первых и, напротив, увеличиваются среди вторых.

Что касается покушений на целомудрие детей, то:

что объясняется большей праздностью и злоупотреблением спиртными напитками среди деревенского населения.

Далее, горожане превосходят крестьян вдвое или даже втрое по числу выкидышей, но уступают им по количеству отцеубийств, очевидно, потому, что в городе легче найти соучастников в преступлении и труднее попасться. Осужденные за выкидыши составляли во Франции на 1 миллион населения:

А осужденные за отцеубийство:

Кривая преступлений против собственности доказывает, что экономические кризисы сильнее отражаются на деревнях, чем на городах.

Хлебные урожаи сильно влияют только на население деревень, в которых число осужденных в урожайные годы заметно увеличивается, но мало или даже вовсе не отражаются на городском населении.

Итак, город и деревня имеют каждый свою специфическую преступность: деревенские преступления отличаются дикостью и жестокостью, а мотивами их являются преимущественно месть, жадность, удовлетворение животного чувства. В городах преобладающими причинами преступлений являются праздность, лень, мошенничество и чувственность.

Особенно резко бросается в глаза высокий процент преступлений против собственности и относительно незначительное количество правовых преступлений среди населения собственно столиц.

Во Франции, например, Сенский департамент по числу убийств уступает (19,9 на 1 миллион жителей) окружающим департаментам Сена и Уаза (24,3), Уаза (25,8). Еще меньше пропорция наблюдаемых здесь детоубийств. Что же касается краж и растления детей, то эти преступления достигают огромных цифр.

В Италии крупные центры, такие как Турин, Венеция, Генуя, Неаполь, Палермо, Болонья и Рим, превосходят соседние провинции по числу преступлений против общественного порядка и нравственности. Что же касается убийств, то первое место по числу их занимает Рим и отчасти Турин по причинам, о которых мы скажем впоследствии; во всех же других крупных городах количество их постоянно падает.

В Вене насчитывается 10,6 убийств на 1 миллион населения, а в остальной Австрии – 25, но зато число краж в ней – 116, а в провинции – 113.

В Берлине преступления против собственности, кражи, мошенничество и бродяжничество заметно уменьшились с 1818 по 1878 год, несмотря на громадный рост населения, между тем как преступления против личности за это время увеличились, исключая 1870 год. Но число их в столице Пруссии все-таки меньше (11,6 на 1 миллион жителей), чем в провинции (в Бреславле – 18,2; в Магдебурге – 12; в Констанце —16). По числу краж Берлин оставляет далеко позади себя все другие прусские города.

Еще более поразительные цифры наблюдаются в Англии. На каждые 100 тысяч населения приходится 3–4 подозрительных дома в Лондоне, 3,9 – в провинции и 18 – в других городах Англии.

Глава 6

Питание. – Неурожаи. – Цены на хлеб

1. Факторами, значительно ослабляющими и даже уничтожающими влияние климата на преступления, являются плотность населения и условия питания его.

Сопоставляя, по Эттингену, преступления в Пруссии с колебаниями цен на предметы потребления первой необходимости, мы приходим к заключению, что на ежегодное число первых влияет (столько, сколько и цивилизация, если не больше) питание населения. Зависимость между последним и преступностью выражается в том, что по мере падения цен на хлеб уменьшаются преступления против собственности (кроме поджогов) и, напротив, увеличиваются преступления против личности, особенно же изнасилования, как это видно из следующих цифр:

В Пруссии в 1862 году, когда цена на картофель была очень велика, преступления против собственности составляли 44,38, а против личности – 15,8 от общего числа всех преступлений. Когда же цена упала, то соответственно этому преступления первого рода уменьшились до 41, а второго – возросли до 18.

Неурожай 1847 года был причиной увеличения в Пруссии среднего числа преступлений против личности на 24 %.