Волшебный дар. Голубые ангелы

– Пан Шокальский имел все основания не любить семью Фармера, – задумчиво сказал Мурашенков.

– Как и вы Шокальского, – напомнил Дронго, – я был свидетелем, как вы вчера спорили.

– Это не имеет никакого отношения к убийству Сильвии Фармер, – жестко заметил Мурашенков, повышая голос. Впервые он не выдержал и сорвался на крик.

– Не кричите, – так же жестко одернул его Дронго, – я не ваш подчиненный, и здесь не ваш офис. Я имею право высказывать любые предположения. Например, даже такое безумное: вы знали, что Шокальский спустится позже всех, и сделали все, чтобы специально его подставить. Возможно, даже оставили пистолет в его номере.

– Вы сумасшедший! Мы конкуренты, но зачем нам убивать жену Фармера? Скорее мы перестреляли бы друг друга. – Мурашенков сделал движение, намереваясь подняться, затем неожиданно рассмеялся: – Как здорово вы вывели меня из себя! И разговорили. А я считал себя гораздо устойчивее. Отдаю должное вашему умению.

У здания отеля резко затормозили несколько автомобилей. В холл ворвались сотрудники полиции. Вбежавшие полицейские поспешили на второй этаж.

– Все наши споры закончились, – нервно произнес Мурашенков, – ружье, висевшее на стене, должно было выстрелить. Теперь сотрудники полиции быстро установят, кто именно выстрелил в несчастную женщину. Хочу обратить ваше внимание, что у меня нет и не было оружия. Хотя бы потому, что я летел через Англию, и мне было бы невозможно пройти проверку в аэропорту, имея пистолет в своем багаже. Вам не кажется, что ситуация предельно простая? Искать нужно человека, способного привезти с собой оружие.

– Это не алиби, господин Мурашенков, – возразил Дронго, – достать оружие не так сложно, как вам кажется.

– У нас бесполезный разговор, – поднялся Мурашенков, – вы считаете меня убийцей? Зачем мне нужно было убивать супругу мистера Фармера? Это чудовищный бред.

– Лучший способ сорвать переговоры, – заметил Дронго, – вчера вы узнали, что Шокальский представляет серьезных конкурентов…

– Я полагал, что подслушивать чужие разговоры неприлично.

– Когда вы срываетесь на крик, вас могут услышать…

Мурашенков взглянул на Сарычева. Тот поднялся под его взглядом. Они повернулись и пошли по коридору.

Дронго смотрел им вслед, когда над его головой раздался голос:

– Неприятные господа эти гости из Москвы. Шокальский жаловался, что они готовы на все, чтобы получить контракт…

Дронго поднял голову. Рядом с ним стояла пани Илона. Он тоже встал.

– Вы слышали, что произошло? – спросил Дронго.

– Убили Сильвию, – пожала плечами Илона. Она сказала это так, словно в случившемся не было ничего особенного.

– Откуда вы узнали?

– Горничная орала на весь отель, – объяснила она, – я ничему не удивилась. В таких местах всегда случаются какие-нибудь жуткие трагедии. Когда здесь столько знаменитостей, должна произойти какая-нибудь пакость. Чем выше статус людей, чем они богаче, тем больше гадостей можно найти в их прошлой жизни.

– Интересная теория, – ответил Дронго, – вы знаете, что Сильвию застрелили?

– Ну и что? Конечно, застрелили. Эти миллионеры бывают еще и большими трусами. Я правильно сказала по-русски?

– Ударение нужно ставить на первом слоге, а не на втором, – улыбнулся Дронго.

– А вы хотели, чтобы убийца задушил Сильвию своими руками? Или перерезал бы ей горло?

– Вы так спокойно говорите об этом потому, что работали много лет в полиции или вы вообще циник по жизни?

– И то, и другое, – ответила Илона, – я циник, потому что много лет работала в полиции, и работала там столько лет, потому что я циник. Вас устраивает такой расклад?

– Сильвию застрелили, – вернулся к первоначальной теме Дронго. – Я бы на вашем месте подумал, кому это выгодно.

– Я уже думаю, – призналась Илона. – Боюсь, что среди подозреваемых будут гости нашего отеля.

– И пан Шокальский в том числе?

– Нет, – чуть замешкавшись, сказала она, – он не входит в круг моих подозреваемых. Он способен соблазнить Сильвию или обмануть ее мужа. Но на убийство не пойдет. Нет, нет, это не он.

– В таком случае это могла быть женщина, – сказал Дронго, глядя ей в глаза. – Женщина, которая ненавидела мужа Сильвии. Которая приехала сюда непонятно зачем с одним из оппонентов Джеймса Фармера. И появление которой столь очевидно вывело мистера Фармера из себя. Достаточно или продолжать?

– Продолжайте. – Рослая Илона смотрела ему прямо в лицо, не мигая и не отводя глаза.

– Добавьте еще один немаловажный факт, – Дронго не стал выдерживать эффектную паузу, – мы с вами единственные здесь, кто хорошо владеет оружием. Вам не кажется неприятным такое совпадение?

– Вы думаете, что я убила Сильвию из ревности? Или из мести? – Она рассмеялась, продемонстрировав красивые здоровые зубы. – Зачем мне нужно было в нее стрелять? Я скорее пристрелила бы самого Фармера за все, что я из-за него пережила. А его несчастная жена мне ничего плохого не сделала.

– Я могу узнать, почему вы так не любите Джеймса Фармера?

Она оглянулась – мимо них спешили врачи, прибывшие позже полицейских. Илона чуть посторонилась, пропуская людей в белых халатах.

– Вчера я вам уже все сказала. – Ей был неприятен подобный поворот в разговоре.

– Вы сказали, что познакомились с Джеймсом Фармером двадцать лет назад. И больше ничего. Я могу узнать, почему вы его так ненавидите? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Он был спонсором конкурса красоты в Лондоне.

– Это вы уже говорили. Очевидно, он был не только спонсором, но и успел познакомиться с вами гораздо ближе, чем требовалось по правилам соревнований?

– А разве бывает иначе? – Она горько усмехнулась, и Дронго подумал, что она действительно циник. – Конечно, мы сблизились. Вспомните, что было в моей стране двадцать лет назад. Ярузельский произвел военный переворот, все лидеры «Солидарности» были отправлены в тюрьму. Меня с трудом выпустили в Лондон, не хотели отпускать. Это был мой шанс. Я так хотела остаться на Западе и никогда не возвращаться в Польшу! И конечно, обрадовалась вниманию Фармера. Он был тогда такой представительный и красивый! Но очень холодный. Он всегда был холодным эгоистом. Я сейчас думаю, что нужно быть именно таким, чтобы сделать себе огромное состояние. Человеком, которого не трогают радости и горе других людей. Бездушной машиной.

– Кто-то из великих сказал, что остаться счастливым на протяжении всей жизни можно при наличии хорошего пищеварения, бесчувственного сердца и абсолютного отсутствия совести, – негромко напомнил Дронго.

– Это так, – согласилась Илона, – это самая точная характеристика Джеймса Фармера. Он в жизни никого не любил. Я думаю, он и Сильвию не любил. Для него она была очередной новой «игрушкой».

Она замолчала и вдруг, тряхнув головой, продолжила:

– Я была тогда глупой девочкой. Для меня он был небожителем… В общем, мы с ним дважды встречались наедине в лондонском «Ритце». Он заказывал мне номер, присылал цветы, шампанское. И это после голодной Польши, где не хватало продуктов. Я совсем потеряла голову. И конечно, не предохранялась, – считала, что мне нечего бояться. В те времена мы даже не слышали о такой болезни, как СПИД.

Дронго терпеливо ждал. И наконец, она сказала:

– По условиям конкурса все победительницы соревнований получали в качестве призов контракты с рекламными агентствами. Я тоже должна была остаться в Лондоне. Казалось, мои мечты сбываются. Но через полтора месяца выяснилось, что я беременна. Ни о каком участии в рекламных мероприятиях уже не могло быть и речи. Скандал получился грандиозным. Со мной разорвали контракт. Наше посольство приняло решение выслать меня обратно в Польшу. Я умоляла Фармера мне помочь, но он даже не захотел со мной разговаривать…

Она достала сигареты.

– Здесь нельзя курить, – напомнил Дронго.

Илона чертыхнулась и убрала пачку.