Разорванный август

– Тогда все в порядке, – решила Раиса Максимовна, – поэтому ты не волнуйся. Пусть теперь Борис Николаевич почувствует ответственность за все, что происходит в России. Критиковать всегда легче, чем работать.

– Да, – сдержанно согласился Горбачев, – только нам все равно нужно будет выходить на совместное подписание Союзного договора.

Он попрощался с супругой, положил трубку и посмотрел на календарь, лежавший на столе. До подписания Союзного договора оставалось совсем немного. Сорок один день. Подписание назначено на двадцатое августа. Если удастся убедить прибалтов присоединиться к договору, это будет самая настоящая победа. Молдавию тоже можно убедить. Только с Грузией будут проблемы. Но, кажется, там назревает настоящая гражданская война. Значит, Гамсахурдиа пойдет на любой компромисс, чтобы удержаться у власти. Нужно использовать и этот момент.

В кабинет вошел руководитель администрации президента Валерий Иванович Болдин и, блеснув очками, положил на стол папку. Горбачев недовольно посмотрел на нее – опять очередные неприятные известия.

– Что у тебя? – спросил он.

– Реакция мирового сообщества на пражский протокол, – пояснил Болдин, – сообщения из МИДа, КГБ и Министерства обороны. Выдержки из зарубежных газет и журналов.

– И какая реакция? – невесело поинтересовался президент.

– В основном положительная, – ответил Болдин. – Все западные лидеры приветствуют роспуск организации Варшавского договора. Но, конечно, при этом не упускают случая позлословить.

Несколько дней назад в Праге был подписан Протокол о прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между странами Варшавского договора. Горбачев посчитал, что не должен так серьезно подставляться, и отправил на подписание Протокола вице-президента страны Янаева и министра иностранных дел Бессмертных. Все мировые агентства прислали своих корреспондентов в Прагу, которые отметили отсутствие Михаила Сергеевича, действовавшего в своем обычном стиле. Подписывать подобный Протокол он не хотел и не мог, понимая, насколько смешно и унизительно будет выглядеть. Генеральный секретарь ЦК КПСС сядет за один стол с известными антикоммунистами и диссидентами, отдавшими всю свою жизнь борьбе с коммунистическими режимами.

С самого начала планировалось отправить туда Павлова, ведь формально от Венгрии в подписании участвовал тоже премьер-министр. Но в последний момент Горбачев переиграл состав делегации и послал в Прагу Янаева. Павлов потом вспоминал, что против поездки самого Горбачева была и Раиса Максимовна, не советовавшая мужу лететь на подписание Протокола. Фактически это была капитуляция бывшего блока союзников СССР перед НАТО. Еще большее возмущение внутри страны вызывало и то обстоятельство, что НАТО начало расширять свои границы, включив в свой состав бывшую Восточную Германию, а Протокол в Праге подписывали известные антикоммунисты Лех Валенса, Вацлав Гавел, Желю Желев и пришедшие к власти в своих странах на волне отрицания прежних режимов Ион Илиеску и Йожеф Анталл. Горбачев примерно представлял, что именно могут написать западные газеты и как будут возмущаться отечественные «патриоты». Он открыл папку. В глаза сразу бросились заголовки западноевропейских и американских газет: «Очередная победа Запада», «Впечатляющий выигрыш НАТО», «Советский Союз потерял последних союзников в Европе», «Победа без войны». Горбачев поморщился, захлопнул папку и возмущенно произнес:

– Мы говорим о новом мышлении, а они позволяют себе такие заголовки!

Болдин молчал. Он уже привык к подобной риторике и не комментировал слова своего шефа.

– Представляю, что напишут наши газеты, – продолжал возмущаться Горбачев, – опять скажут, что мы сдали все наши позиции в Европе.

Мало ему неприятностей с Ельциным и всеми проблемами внутри страны. Теперь придется объясняться на очередном Пленуме ЦК КПСС, почему они так быстро пошли на подписание пражского Протокола. Хорошо еще, что туда полетел Янаев. Вот пусть теперь он и отвечает. Он снова раскрыл папку, достал выдержки из речи Янаева, перепечатанные советскими газетами.

«В основе этого решения лежат объективные факторы – глубокие изменения в Европе и в самих наших странах и в отношениях между нами, – говорил Янаев, выступая на пресс-конференции в Праге. Текст речи, конечно, был выверен и согласован и с президентским аппаратом, и с Министерством иностранных дел. – Тенденция преодоления блоковой модели безопасности будет набирать силу. Можно сказать, что в Европе создается фундамент нового мирового порядка, который устранит потенциальные источники опасностей и конфронтаций». По большому счету, это была неприкрытая демагогия. Все понимали, что пражский Протокол – это просто подведение черты под поражением Варшавского блока перед НАТО. Но нужно было облечь это поражение в красивую упаковку.

Главные вопросы, которые задавали Янаеву, были как раз об этом. Как Советский Союз относится к тому, что НАТО не только не распускается, но и расширяется? Янаев заученно отвечал, что в Москве надеются на то, что НАТО, рано или поздно, включится в антиблоковый процесс. Он говорил и сам не верил в свои слова, понимая, что это всего лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре.

Горбачев снова закрыл папку. Сегодня ему не хотелось больше читать никаких сообщений. Он не мог себе даже представить, в каком состоянии вернулся из Праги его вице-президент. Янаев был в ярости. Он понимал, в какой незавидной роли выступил, подписав подобный Протокол, и как смешно выглядел, придумывая различные объяснения по поводу позиции Советского Союза. Но сказать об этом Горбачеву он так и не решился.

Ремарка

«В Белграде состоялось заседание Президиума СФРЮ, на котором был избран его председатель, представитель Хорватии Стипе Месич. Сербский и черногорский представители проголосовали за его кандидатуру при условии, что Хорватия и Словения введут трехмесячный мораторий на провозглашение своей независимости».

    Сообщение «Франс Пресс»

Ремарка

«Избранный Председателем Президиума СФРЮ хорват Месич известен своими националистическими взглядами. Он родился в 1934 году, юрист по образованию, в годы «тоталитарного режима Тито» отсидел в тюрьме. Активный деятель национального хорватского движения, он выступает против сохранения нынешней федерации и за союз независимых суверенных республик».

    Сообщение ТАСС

Ремарка

«Министр иностранных дел Германии Геншер вылетает в Югославию по просьбе федерального правительства, а также руководителей объявивших о своей независимости Хорватии и Словении. Как заявил официальный представитель германского МИДа, Геншер попытается внести свой вклад в предотвращение гражданской войны в Югославии».

    Сообщение «Рейтер»

Ремарка

«Спортсмены из Словакии, входившие в сборную Югославии на проходивших в Афинах Средиземноморских играх, покинули национальную команду. По сообщениям из Афин, за сборную Югославии отказались выступить 26 спортсменов из Словении».

    Сообщение Би-би-си

Ремарка

«Югославский Красный Крест опубликовал данные о потерях сторон в вооруженных столкновениях в Словакии. Югославская народная армия потеряла 35 человек убитыми и 152 – раненными. Словенцы потеряли троих убитыми и шестьдесят шесть ранеными. В настоящее время на границах Словении и Хорватии продолжаются военные столкновения. По последним сообщениям, в сторону Загреба движется колонна танков».

    Сообщение ТАНЮГ

Глава 3

Обстановка на границе с Арменией продолжала оставаться сложной. Периодически в разных местах происходили вооруженные столкновения. Они участились и в Нахичеванской автономной республике, а в самом Нагорном Карабахе, где продолжались больше двух лет, и, казалось, подобным военным столкновениям уже не будет конца, несмотря на все усилия прибывающих в Азербайджан и в Армению частей внутренних войск МВД СССР. Каждая сторона создавала свои военизированные отряды, которые уже открыто не подчинялись центральной власти, а зачастую не подчинялись вообще никому, защищая свои села и города. Ежедневно поступали сводки об убитых, раненых, искалеченных. Позиции были предельно обозначены. Армянская община Нагорного Карабаха требовала выхода автономной области из состава Азербайджана и присоединения к Армении, в то время как в самом Баку и слышать не хотели об изменении границ подобным образом, не говоря уже о том, что в составе Нагорного Карабаха были города и села, населенные преимущественно азербайджанцами, например древний город Шуша.

Мурад Керимов – секретарь Союза писателей Азербайджана, избранный на последнем съезде в марте девяносто первого года, – каждое утро привычно приходил на работу к десяти часам утра, прислушиваясь к гулкой тишине в этом большом здании Союза. Здание было построено еще в девятнадцатом веке. Трехэтажный особняк с мансардой, высокие пятиметровые стены, мраморные лестницы, кабинеты с каминами и лепниной, увешанные картинами и фотографиями классиков азербайджанской литературы. Официально работа начиналась в десять, но к этому времени в здании почти никого не бывало, кроме охранников и приходившего раньше других Мурада. Остальные подтягивались к одиннадцати, секретари Союза вообще приезжали к двенадцати, чтобы уже в половине третьего, закончив работу, отправиться по своим делам. Собственно, в большом писательском Союзе в Москве работали еще меньше. Там собирались к двенадцати и почти сразу отправлялись в бары и рестораны, где и проводили все оставшееся время, за исключением пленумов, совещаний и литературных встреч с известными писателями, на которых должны были присутствовать и их коллеги.

Как шутили в Союзе писателей, главное – не просто получить заветную красную книжку с удостоверением члена Союза, главное – стать его секретарем. Даже рядовые члены Союза имели массу льгот, недоступных обычным смертным в СССР. Они имели право нигде не работать, числясь в творческом Союзе, официально нанимать машинистку-секретаря, личного водителя, помощника. В свое время Бродского осудили за тунеядство именно потому, что он не мог считаться поэтом, не будучи членом Союза. Заветная книжка давала возможность на получение вне очереди дефицитных автомобилей, дач, квартир, где предусматривался особый кабинет для творческого человека. А союзные и республиканские секретари вообще приравнивались почти к небожителям. Они пользовались правительственными магазинами, где могли заказывать дефицитные продукты, имели государственные машины с водителями, положенными по штату, собственных референтов, оплачиваемых государством, правительственные телефоны и вертушки, установленные для связи с любым должностным лицом. И, конечно, книги, которые выпускались безо всяких ограничений и щедро оплачивались. Многотомные собрания сочинений секретарской литературы были особой темой для насмешек. Эти книги, как правило, никто не читал и не покупал. Но их издавали самым массовым тиражом, платили по самым высшим ставкам и даже предлагали для издания в социалистические страны, выполнявшие специальную программу ознакомления своих читателей с «шедеврами» соцреализма. Были еще и другие многочисленные льготы. Секретари становились депутатами, лауреатами, героями. Им полагались частые зарубежные поездки, в которых щедро выплачивалась валюта на представительские расходы. Дачи в лучших местах и дома отдыха, где они могли творить и обдумывать новые эпохальные произведения. Были еще свои поликлиники, свои журналы, свои газеты, свои книжные магазины, в которых продавали гораздо более качественную и интересную литературу.

Вся эта система огромного литературного министерства была создана еще в тридцатые годы, при покровительстве самого Сталина, и благополучно дожила до девяносто первого года, когда со скандалами и склоками начала распадаться, похоронив под своими обломками не только творческие Союзы, но и вообще советскую литературу как уникальный феномен цивилизации двадцатого века. Конечно, было много всякой мути, много приспособленцев и откровенно бездарных графоманов. Но были и авторы с большой буквы. Имена Горького, Алексея Толстого, Шолохова, Пастернака, Булгакова, Платонова, Симонова, Твардовского, Фадеева, Леонова, Зощенко, Ильфа и Петрова, даже репрессированного Мандельштама можно смело отнести к выдающимся образцам советской литературы. Не говоря уже о целом созвездии национальных авторов, среди которых были Абай, Самед Вургун, Расул Гамзатов, Мустай Карим, Чингиз Айтматов, Давид Кугультинов, Василь Быков, Константин Гамсахурдиа, Георгий Гулиа, Муса Джалиль и десятки других авторов, состоявшихся именно в эти годы.

Собственно, весь мир литературы можно было разделить ровно пополам: мировая литература и русская литература, продолжателем которой была и советская литература. Даже такие явные критики и оппоненты советского строя, как Солженицын и Бродский, тоже были яркими образцами именно этого периода. А сама литература просто заменила собой религию. На протяжении всех семидесяти лет считалось просто неприличным иметь квартиру без соответствующих книжных полок или собственной библиотеки. Литературные журналы зачитывались до дыр, книги были одним из самым больших дефицитов в стране всеобщего дефицита. Поэты считались властителями дум. Их стихи заучивались наизусть, их книги дарили любимым девушкам.

Мурад любил эти утренние часы, когда можно было спокойно просмотреть документы и продумать текущие вопросы. Можно было также позвонить Карине в Москву и застать ее дома, сказывалась разница в один час. Поэтому сегодня он пришел на работу, как обычно, к десяти часам утра, – и сразу заказал разговор с Москвой на половину одиннадцатого.

Ждать пришлось достаточно долго. Его соединили только в десять сорок восемь. Он услышал знакомый голос Карины, и сердце привычно дрогнуло.

– Доброе утро, – начал он, – как ты себя чувствуешь?

– Доброе утро, Мурад, – ответила она. Голос был все-таки не такой, как раньше, немного наигранный.

– Как у тебя дела? Я боялся, что ты уйдешь на работу, и я тебя снова не застану дома.

– Нет. Сегодня я вообще дома, – сказала Карина.

– Почему? – удивился он.

– Неважно себя чувствую. Кружится голова. Ты обещал приехать еще на прошлой неделе...

– Не получается. Наверное, приеду в августе. Оформлю отпуск и приеду к тебе на весь месяц. А еще лучше, оформлю путевку куда-нибудь в дом отдыха, и мы вместе поедем. В Прибалтику или на Черное море.

– Куда угодно, только не к вам, – горько произнесла она. – Кажется, в Баку тоже был неплохой дом отдыха писателей?

– Был, – согласился Мурад, – но там сейчас живут военные. В январе девяностого они заняли наш дом отдыха и до сих пор не освободили. Сейчас мы как раз ведем с ними переговоры.

– Можно подумать, что, если бы не было военных, ты бы меня туда пригласил.