Бывшие

– И еще, – он нежно заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо, – поддержи маму.

Эти слова действуют на меня лучше пощечины и отрезвляют в считанные секунды. Слезы мгновенно высыхают сами, а в голосе появляется неприкрытая злость:

– Она ведь знала с самого начала, ведь так?

– Кристи, она в первую очередь моя жена и она обязана о таком знать одной из первых.

– А я твоя дочь! Которая, уж поверь, переживает о тебе намного больше, чем она! Что она делает сейчас? – Мечусь по комнате. – Готовится к своей вечеринке? Но разве это сейчас уже важно? Стоять и лицемерно улыбаться, зная, что твой муж серьезно болен…

– Кристина, мы не можем позволить себе сдаться у всех на глазах, – осаждает меня отец. – Мы – элита этого города. И каждая дурная весть разлетится куда быстрее, чем хорошая. Поверь, слушок уже прошел и сегодня ты увидишь настоящих стервятников, которые начнут копать землю в поисках слабого места.

– А мне плевать на них!

– А мне нет и точка! – Обрывает мое восстание папа и в довесок еще и бьет кулаком по столу. – Берроу всегда были и будут сильными игроками на этой арене! Поверь, они никого не пожалеют в случае нашего поражения.

С каменным лицом проглатываю и это, хотя у самой ноги подкашиваются от нервов. Разворачиваюсь на пятках и устремляюсь вон из кабинета, не разбирая дороги. И к своему огромному сожалению оказываюсь в столовой, где вовсю идут приготовления. Нанятые рабочие снуют с вазочками, полотенцами и прочей праздничной утварью. Мать тоже здесь, перебирает столовое серебро и выравнивает края салфеток. Кто бы сомневался, что она позволит кому-то другому командовать парадом. В два шага оказываюсь рядом с ней и грубо вырываю белоснежную тряпку из рук. Она сначала хотела возмутиться, но увидев мои заплаканные глаза, сразу же переменилась в лице. Она все поняла, но, даже не смотря на это, продолжила заниматься своими делами дальше. Лишь бросила тихое:

– Сейчас не подходящее время для этого разговора.

– А когда оно будет подходящим? После похорон?

– Тише! – Шипит она в ответ. – Вокруг нас люди!

– А мне плевать! – Повышаю голос и озираюсь по сторонам. – Пошли все вон!

Когда вся перепуганная прислуга разбежалась с глаз долой, я снова поворачиваюсь к матери. Но та отводит глаза и делает вид, что ничего не происходит.

– Ты знала обо всем и даже не сказала мне, – горькая констатация срывается с моих губ. – Почему?

– Потому что твой отец запретил.

– Не правда, ты могла… могла просто позвонить и рассказать.

– Зачем? Чтобы доконать отца твоими истериками?

– Мое поведение еще в пределах нормы, если учитывать, какие новости свалились мне на голову.

– Нет, твое поведение не вписывается ни в какие рамки. Ты видишь, чтобы я рыдала и била посуду? Нет? Так будь добра и ты веди себя так же, как и я. А сейчас извини меня, но мне надо продолжить подготовку.

И это все? Все, что она могла сказать в такой момент? В момент, когда вместо слов нужны объятия, которые бы подарили хотя бы мизерную каплю поддержки… Но нет, она выбрала свой излюбленный маневр. Отгородилась от меня и от всех проблем своим любимым хрусталем и фарфором из Франции. Я поражаюсь, что эта бездушная женщина вообще считается моей матерью.

– Знаешь кто ты? Ты трусливая с*ка. – Резко хватаю край скатерти и под изумленный возглас матери сбрасываю все содержимое на пол. А затем с каким-то больным удовольствием прохожусь по битому стеклу, расщепляя его на еще более мелкие осколки. И тем самым даю ей понять, что это не просто фамильный сервиз под ногами. А все мои чувства, которые я еще питала к ней. С этого момента они растоптаны и разбиты.

Глава 4«Сейчас»

– Я хотела уехать, – еще один вздох, – даже вызвала такси обратно.

– Но?

– Но отец бывал очень убедительным. – С грустью улыбаюсь своему отражению в окне. Так бывает всегда, когда я его вспоминаю. Накатывает тоска, особенно из-за того, что на похоронах отца меня не было.

– Это были какие-то угрозы или давление с его стороны?

– Нет, молчаливый укор. И этого было достаточно, чтобы вызвать банальную жалость к болеющему родителю. Когда наступаешь на горло собственной гордости, чтобы не выглядеть полной тварью в его глазах.

– Ты слишком самокритична к себе. Раньше такой интонации в тебе не было.

– Я такой была всю жизнь. Просто сюда я попала слегка не в себе и не было возможности показать свой характер во всей красе. Ты же призываешь к правде, не так ли? Так вот она.

– Мы не в суде, – мягко поправляет меня врач, – я не принуждаю к правде. Ты просто сама понимаешь, чем ты открытей со мной, тем быстрее я смогу помочь.

– А что с данными? С именами?

– А что с ними? – Джон смотрит на меня поверх очков. – Они остаются здесь. Я могу передать их другим органам, если ты об этом. Но лишь в случае, если человеку грозит реальная опасность. Или же если действия человека могут нанести реальный вред кому-то еще, кроме него. В твоем случае, это всего лишь воспоминания. А они не опасны.

Его ответ звучит честно. Но кто разберет этих психиатров? Никогда не знаешь, это он сейчас специально говорит то, что ты хочешь слышать или же все-таки лжет. Но я делаю вид, что все идет так, как надо.

«Тогда»

До начала ужина я принципиально не спускаюсь вниз. Боюсь, что при виде матери разгромлю остатки сервиза прямо ей об голову. Сумки тоже не разбираю. Хватит и того, что я остаюсь на этот карнавал лицемерия. На что-то большее пусть не рассчитывают, свалю при первой же возможности.

А за окном уже темнеет, но это ненадолго. Наш дом вспыхивает миллионом ярких огней с красной ковровой дорожкой на белом снегу. И на этот свет, словно мотыльки, начинает съезжаться богема всего города. Смотрю вниз на прибывающих людей и чувствую одно лишь раздражение. Многих я помню еще с детства и со временем они стали только хуже и сварливей. В этом случае, поговорка о горбатом и могиле весьма приходится кстати. Есть и те, кого я вижу впервые, но ситуацию это не исправляет. Если они здесь, то преследуют одни и те же цели, что и остальные. Обогатиться, выпендриться, наработать связи и мое любимое, переженить если не детей, то уже внуков. Боже, дай мне сил все это вытерпеть. Вздохнув, берусь за дверную ручку и делаю первые шаги навстречу кодлу змей.

Тематика вечера «Black&White» выдержана во всем. Поражаюсь тому, как наш дом на один вечер превратился в черно-белое царство. Мать даже картины и ковры сменила в тон. Удивительно, что стены дома она не тронула. Хотя… постойте, они и так были белыми. Гости тоже все на подбор блистали дизайнерскими нарядами в строго установленном порядке: мужчины в черном, женщины в белом. И только я, как обычно, выделялась в своем насыщенно темно-фиолетовом брючном костюме. Мой фееричный спуск по лестнице так же не остается незамеченным. Это видно по их презрительно сжатым губами, по гневному блеску в глазах. Я слышу со своего места язвительные пересуды, которые они маскируют под нашептывания каких-то мелочей друг другу на ухо. Лицемеры.

Мягкое касание и легкий захват локтя заставляет перевести взгляд на подошедшего спутника. Не могу не отметить того факта, что не смотря на всю ситуацию, папа в смокинге выглядит шикарно. Цветущий, уверенный в себе мужчина. Так и не скажешь, что у него серьезные проблемы со здоровьем.

– Спасибо, что осталась.

– Как я могла упустить такой шанс? Поиграть на нервах этих снобов – святое дело. – Поудобнее устраиваюсь на стуле у бара, куда мы прошествовали с отцом. – Сухой мартини, пожалуйста.

– Судя по глотающей залпом третий бокал матери, ты почти у цели. – Усмехается папа. – Кстати, выглядишь чудесно. Рад, что ты остаешься верна сама себе.

– Ты же знаешь, что я всегда все делаю по-своему, – делаю глоток, – и с ней у меня вкусы не совпадают. Та атласная тряпка, которую она мне заказала… такое чувство, будто она меня в ней собиралась красиво презентовать. Нет, не правильно. Я бы даже сказала, дорого продать.

– Слишком сурово, не находишь?

– Пап, я ведь не глупая. – Обвожу зал взглядом. Почти каждый второй мужик без кольца на пальце таращится в мою сторону. – Она уже просчитала, как можно выйти из сложившейся ситуации с выгодой. Ищет тебе замену, но в лице будущего зятя. Потому что боится, что я оставлю ее ни с чем после твоей смерти. А при наличии поддержки в лице моего будущего мужа да и еще из знакомой семьи, все это значительно улучшает ее положение. Посмотри, здесь же поголовно собраны маменькины сынки, которыми легко манипулировать.

Он, молча, выслушивает мою тираду вполголоса и параллельно приветствует новых гостей легким кивком головы. В какой-то момент я даже подумала, что перегнула палку. Но отец оттаивает сразу же, когда его взгляд возвращается ко мне. Он протягивает руку и сжимает ладонь:

– Не знаю, на что Лили рассчитывала этим вечером, но у нее ничего не выйдет. Не переживай, я не допущу такого расклада. Да и ты тоже. Просто перетерпи этот вечер.

– Слишком ты спокоен, папа. У тебя есть какой-то план?

– Я же Берроу, – смеется отец в ответ, – у меня всегда есть план.

О чем предупреждал меня отец, я поняла уже на двадцатой минуте фуршета. К нам то и дело кто-то подходил, что-то говорил. И все это выглядело таким ненастоящим. Желающих справиться о делах моего папы оказалось слишком много и, хотя они вовсю старались выглядеть учтивыми, за этим интересом скрывалась банальная алчность. Они восторгались убранством дома, а в их глазах сквозила надежда, что кто-то из них будет распоряжаться всем этим в будущем. Никто не осмеливался, но главный вопрос «Когда же?» так и витал в воздухе. Перед нами были не люди. Перед нами были падальщики, которые учуяли скорую добычу.