ЮАР. Полная история страны

Глава первая. Предыстория, или где находится прародина человечества

Подавляющее число публикаций, касающихся предыстории Южно-Африканской Республики, начинается с описания открытия мыса Доброй Надежды португальцами в конце XV столетия. Такой подход, казалось бы, объясним – у народов, проживавших здесь до появления европейцев, не было письменности. Соответственно, отсутствуют и полноценные источники, способные внятно рассказать о «седой старине» здешних мест. Однако в последнее время европоцентричный подход все больше подвергается критике как «колониальный» и оскорбительный для многих коренных народов.

И здесь на помощь приходят специалисты по археологии, физической антропологии и генетике, которые уже давно и весьма успешно проводят здесь свои изыскания. В настоящее время считается вполне доказанным, что гоминиды – предшественники современных людей – появились как раз в различных частях Восточной и Южной Африки, в частности на территории Трансвааля[1 - Регион на северо-востоке современной ЮАР, расположенный между реками Вааль и Лимпопо. В 1852–1902 гг. на этой территории располагалось независимое государство Республика Трансвааль, или Южно-Африканская Республика, в 1902–1910 гг. – колония Великобритании, в 1910–1994 гг. – провинция Трансвааль. – Здесь и далее прим. автора.]. Здесь археологи обнаружили окаменелости, которые относятся к общим далеким пращурам всего человечества и датируются тремя миллионами лет. Самые ранние окаменелости, которые антропологи приписывают современному Homo sapiens, найдены в устье реки Класис в восточной части Капской провинции, а также в пещере на границе Наталя и Эсватини (до 2018 года – Свазиленд). Возраст этих находок составляет более пятидесяти тысяч лет.

Также известно, что много тысяч лет назад на юге Африки проживали племена, которые занимались охотой, рыбной ловлей и собирательством съедобных растений, а также отметились многочисленными наскальными изображениями (впрочем, глубокая древность этих рисунков многими специалистами оспаривается). Именно эти люди были непосредственными предками сегодняшних койсанских народов – автохтонного населения южной части континента, которых белые поселенцы долгое время будут называть бушменами и готтентотами. Эти наименования сегодня считаются устаревшими, и для обозначения этих этносов обычно применяют названия сан и кой-коин соответственно. Антропологически они относятся к южноафриканской, или капоидной, расе[2 - В отличие от подавляющего большинства других представителей негроидной расы койсанские народы имеют желто-бурый оттенок кожи, относительно небольшой рост, похожие на монголоидные черты лица, тенденцию к жироотложению в ягодичной области и т.?д. Совокупность всех этих признаков настолько своеобразна, что некоторые антропологи выделяют койсанские народы в качестве отдельной большой расы.] большой негроидной расы и говорят на койсанских языках. Наиболее характерной чертой последних является наличие щелкающих согласных в качестве полноценных фонем. По этой причине кой-коины и получили от голландцев прозвище «готтентоты» (буквально – «заики»; в свою очередь «бушмены» – «люди кустарников»).

К моменту появления европейцев культура кой-коинов резко отличалась от образа жизни санов. Бушмены были охотниками, и в качестве основного оружия использовали небольшой лук и стрелы с отравленными наконечниками. Единственным домашним животным у них была собака – помощник на охоте. Постоянных жилищ они не имели, на ночь оборудовали шалаши из веток или укрывались в кустарнике – буше.

Кой-коины же занимались скотоводством, имели развитые родовые связи, умели обрабатывать железо, делали одежду и утварь из шкур. Жили они в поселках, которые голландские поселенцы называли крааль. Хижины, сделанные из прутьев и шкур, в краале располагались по кругу, внутри которого был загон для скота. Ни кой-коины, ни в особенности саны никогда фактически не представляли собой единых народов, будучи разрознены по родоплеменному признаку. Практически с самого начала колонизации европейские поселенцы начали агрессивно вытеснять их, частично истребляя, на север, за Оранжевую реку и дальше. Впрочем, немалая часть из них попыталась приноровиться к новым реалиям, став слугами, пастухами и рабочими на фермах белых колонистов и постепенно утратив все свои обычаи и даже язык.

Мыс Доброй Надежды

Санов (бушменов) к настоящему времени насчитывается, по самым оптимистическим подсчетам, около 100 тыс. человек. Их образ жизни мало изменился за последние тысячи лет. Насильственно выдавленные другими африканскими народами и европейцами в засушливые пустыни, локальные группы санов, как и прежде, вынуждены кочевать, демонстрируя поразительный пример стабильности своих древних традиций и жизненного уклада.

Несколько лет назад американские генетики провели масштабное исследование 121 этнической группы Африки. По версии специалистов из Института эволюционной антропологии, именно племена санов обладают наиболее древним генотипом, являясь носителями древнейшей Y?хромосомной гаплогруппы А. Они имеют наибольшее разнообразие ДНК, и фактически являются старейшими представителями человечества.

Необходимо сказать, что к моменту появления на юге Африки первых европейцев в этот регион с севера уже начали активно переселяться воинственные этносы, принадлежащие к группе банту[3 - Банту – группа народов, проживающих на территории Африки южнее Сахары. Антропологически относятся к негрской расе большой негроидной расы. Филологически ее представителей объединяет принадлежность к группе бантоидных языков в составе бенуэ-конголезских языков.]. Большая часть древних банту происходит из района саванн к северу от экваториальных лесов. Двигаясь из этих районов, банту пересекли пояс лесов и проникли в местности, схожие по условиям с их первоначальной средой обитания в Южном Конго. Далее и началась их широкая экспансия на юг и восток. Изначально банту занимались в основном культивацией корнеплодов и различных видов сорго и проса. Уже в первые века нашей эры они умели обрабатывать железо, имели домашний скот и занимались земледелием, у них существовало разделение труда, а у некоторых народов было рабство. Ряду бантуязычных народов даже удалось создать несколько протогосударств в Восточной Африке. Постепенно они оттеснили санов и кой-коинов в малопригодные для жизни пустыни и на самую южную оконечность континента. Можно сказать, что в свое время банту являлись такими же завоевателями и чужестранцами в Южной Африке, как и европейцы[4 - Согласно одной из версий, первыми чужестранцами, увидевшими побережье юга Африки, были финикийцы. Якобы около 600 года до н.?э. они на своих кораблях обошли вокруг континента. Плавание было совершено из Красного моря по приказу фараона Нехо и продолжалось около трех лет. Путешественники вернулись через Гибралтар и Средиземное море. Эти сведения были зафиксированы через полтора столетия Геродотом. Однако правдивость рассказа оспаривалась еще в те времена и не может быть ни подтверждена, ни опровергнута и сегодня.]. Они заселили эту часть континента тремя мощными потоками: группа племен зулу-коса заняла юго-восточные районы, группа басуто-бечуана – центр, группа гереро-овамбо – юго-запад.

В конечном итоге в этой части Африки сформировалась весьма пестрая этническая картина, составными частями которой в настоящее время можно назвать банту (наиболее многочисленная группа народов), европейцев, азиатов (которых колонизаторы в свое время массово ввозили сюда в качестве невольников и дешевой рабочей силы), цветных (так здесь издавна официально именуют внушительную этническую группу, появившуюся в результате смешения европейских поселенцев с санами, кой-коинами, банту и азиатами), а также автохтонные койсанские племена.

С колониальных времен, не говоря уже о периоде апартеида (1948–1994 гг.), все этнические группы, за исключением европейцев, подвергались дискриминации, рознь между ними так или иначе поощрялась властями и их собственными лидерами. Увы, до сих пор взаимное недоверие и неприязнь друг к другу со стороны многочисленных этнических сообществ в ЮАР не преодолены. Это периодически приводит к всплескам насилия, беспорядкам на расовой почве, к чудовищной коррупции и даже к «апартеиду наоборот», когда в опутанных колючей проволокой резервациях оказались уже европейцы (их жилища напоминают «золотые клетки», впрочем, некоторые из них, лишившись всяких средств к существованию, вообще оказались жителями грязных трущоб). В любом случае общество всеобщего согласия и процветания, о котором мечтал первый небелый президент страны Нельсон Мандела, судя по всему, появится здесь еще не скоро…

Глава вторая. Экспедиции португальцев

Знойным августовским днем 1487 года две небольшие каравеллы – «Сан-Криштован» и «Сан-Панталиан» – и сопровождавшее их грузовое судно, на котором помещались дополнительные запасы продовольствия, воды и корабельных снастей, снялись с якоря в западном пригороде Лиссабона, Риштелу, и, выйдя из устья Тежу, взяли курс на юг, к Африке. Эта сравнительно скромная по тогдашним меркам экспедиция, которую возглавлял именитый дворянин и опытный мореход Бартоломеу Диаш ди Новаиш, имела цель проторить путь к заветной «стране пряностей» – Индии.

К тому времени португальцы были безусловными лидерами в деле открытия новых, неизведанных земель. В течение XV века отважные мореходы исследовали всю береговую линию Африки и полностью изменили существовавшие до того сведения о географии мира. Началом великого португальского движения на юг вдоль побережья Черного континента были экспедиции и десанты принца Энрике, также известного как Генрих Мореплаватель, который с 1415 года стал постепенно отвоевывать у арабских халифатов африканское побережье. Полученные сведения о сказочно богатых землях внутренней Африки, откуда шли караваны, груженные золотом, заразили принца Энрике жаждой открытий.

Карта побережья Южной Африки. XVIII век

Отнюдь не только возможность поживиться драгоценными металлами, слоновой костью и «черным деревом» – африканскими рабами – двигала португальским принцем. Хронист Гомиш Эанниш Азурара писал о пяти мотивах, которыми руководствовался Энрике. Во?первых, «желание узнать страну, лежащую за Канарскими островами и мысом Бохадор, к чему его призывало страстное стремление послужить Богу и тогда царствовавшему его брату и господину – королю Дуарти». Во?вторых, намерение развить выгодную торговлю с такими странами, особенно христианскими, с которыми «эта торговля дала бы нашим соотечественникам крупные выгоды». В?третьих, как можно лучше разведать, «как далеко распространяется власть неверных». В?четвертых, разыскать мифического христианского монарха Иоанна, который помог бы Португалии в ее войнах против тех же неверных. В?пятых, послать миссионеров с тем, чтобы «подчинить себе те души, которые будут спасены».

Подобные же задачи (помимо упомянутого поиска пути в Индию) лежали и перед экспедицией Диаша. К слову, этот выдающийся человек происходил из того же рода, что Жуан Диаш, первым обогнувший мыс Бохадор, и Диниш Диаш, открывший Зеленый мыс. Начальником экспедиции Бартоломеу Диаш был назначен еще в октябре 1486 года. Все время до отплытия заняла весьма тщательная подготовка. Главным кормчим стал один из самых известных мореходов того времени, Перу д’Аленкер. Его положение при дворе было настолько прочным, что он мог спорить с самим королем – Жуаном II. Капитаном «Панталиана» был назначен рыцарь Жуан Инфанти, его кормчим был Алвару Мартинш, а штурманом – Жуан Грегу. Грузовым кораблем командовал Диогу Диаш, брат Бартоломеу, кормчим был Жуан ди Сантиягу, хорошо знакомый с африканским побережьем.

Итак, в конце лета 1487 года флотилия двинулась в далекий путь. На борт были взяты также два африканца и четыре африканки, захваченные португальцами в Гвинее в одну из предшествующих экспедиций. Им предназначалась важная миссия: невольников предполагалось высадить в разных местах по побережью, предварительно снабдив образцами золота, серебра, пряностей и других нужных товаров, дабы убедить туземцев начать вести торговлю. Посланцы должны были повсюду рассказывать о богатстве и могуществе Португалии. Диаш надеялся, что эти рассказы в конечном итоге дойдут до государя-священника Иоанна, которого португальцы давно безуспешно разыскивали.

Через некоторое время флотилия подошла к устью Конго, после чего с большой осторожностью корабли начали следовать вдоль незнакомых берегов. Примерно тогда же отправили на берег двух африканцев, в надежде забрать их на обратном пути. Одну африканку высадили в местности Ангра-душ-Ильоиш (здесь же Диаш поставил свой первый падран – каменный крест, указывавший на то, что эти земли отныне принадлежат португальскому монарху), другую – в гавани Ангра-даш-Волташ, третья умерла на борту. Возле залива, названного Диашем Ангра-душ-Ильоиш-ди-Санта Круж, моряки захватили двух местных жительниц, собиравших ракушки. Чуть позже их отпустили на свободу вместе с последней из невольниц. Ни об одном из высаженных на побережье африканцах португальцы впоследствии ничего не слышали…

Вскоре корабли попали в жестокий шторм, и тринадцать последующих суток флотилия была вынуждена следовать с зарифленными парусами. Наконец непогода стихла, и Диаш, полагая, что его отнесло далеко в сторону от намеченного курса, приказал идти к востоку, чтобы приблизиться к берегу. Однако прошло несколько дней, а земли все не было. Тогда Диаш приказал повернуть на север. 3 февраля 1488 года моряки увидели песчаный пляж с разбросанными по нему скалами, а за ним – возвышающуюся по мере удаления от берега зеленую каменистую равнину, поросшую лесом. Корабли приблизились к берегу и бросили якорь в бухте, прилегающей к области, позже названной Капской.

Высадившись на берегу, моряки увидели пастухов и их многочисленные стада. Голые, необычного вида люди (совершенно не похожие на других знакомых европейцам африканцев) при виде кораблей пришли в ужас, а когда к ним начали приближаться португальцы – бросились бежать прочь. Убедившись, что у пастухов он ничего не сможет выведать, Диаш приказал начать поиск питьевой воды. У подошвы горы, недалеко от берега, моряки нашли ручей. С кораблей доставили бочки и стали наполнять их водой. Тем временем туземцы забрались на вершину горы и криками старались прогнать пришельцев. Поскольку португальцы не обращали на это внимания, они осмелели и принялись швырять в матросов камни. Тогда Диаш выпустил из арбалета стрелу, поразившую одного из аборигенов. Лишь после этого те скрылись. Изучив труп, португальцы пришли к выводу, что волосы у местных обитателей «как и у жителей Гвинеи, напоминают шерсть», но кожа – «цвета сухих листьев», гораздо светлее, чем у жителей Западной Африки. Сама гавань была названа Диашем Баиа-душ-Вакейруш (залив Пастухов, сегодня – Моссел-бей, или бухта Мидий). Туземцы, с которыми люди Диаша встретились на берегу, принадлежали к группе племен, позднее названных готтентотами.

Оставив в гавани грузовой корабль, Диаш распорядился плыть на восток. В заливе, позже названным Алгоа, была совершена еще одна высадка и установлен второй падран. В это же время среди команд кораблей начался ропот, грозивший перейти в открытое неповиновение: матросы жаловались на недостаток продовольствия и призывали повернуть домой. Проведя совещание со своими капитанами, офицерами и некоторыми вожаками-матросами, Диаш согласился вернуться в Португалию. Начался долгий путь назад, к Лиссабону.

Попутно был обнаружен грузовой корабль, но из девяти матросов, которых Диаш оставил на нем, в живых остались лишь трое. Причиной были не только болезни, но и то, что матросы попытались наладить контакт с местными туземцами, а те, позарившись на их вещи, убили португальцев. По приказу Диаша запасы продовольствия с грузового судна забрали, а само судно сожгли, так как оно было сильно изъедено червем и находилось в весьма плачевном состоянии. Помимо этого, на обратном пути, 16 или 17 августа 1488 года, был открыт и знаменитый мыс Доброй Надежды – южная оконечность континента, которую корабли Диаша проскочили во время шторма. Здесь Диаш сошел на берег и поставил свой третий падран.

Корабли Бартоломеу Диаша

Существует версия, что изначальное название мыса, которое присвоил ему начальник экспедиции, было Бурный (Tormentoso), а нынешнее наименование после возвращения флотилии дал мысу король Жуан, воспринимая его как символ надежды на открытие Индии. Однако Христофор Колумб, присутствовавший при португальском дворе в момент доклада Диаша о своем путешествии, сделал следующую заметку: «В декабре текущего 1488 года Бартоломеу Диаш, командующий тремя каравеллами, которые король Португалии посылал в Гвинею для открытия земель, высадился в Лиссабоне. Он доложил, что достиг мыса, который назвал Cabo de Boa Esperanca [мыс Доброй Надежды] …Он описал свое путешествие и отметил его, лига за лигой, на морской карте, с тем чтобы положить ее перед очи упомянутого короля. Я присутствовал при всем этом».

Итак, экспедиция Диаша доказала, что морской путь в Индию реален. Был приобретен бесценный опыт, который чуть позже с выгодой использовал Васко да Гама. Сам Диаш погиб в 1500 году при весьма трагических обстоятельствах. В составе флотилии Педру Алвариша Кабрала он принял участие в открытии Бразилии. В начале мая экспедиция, состоявшая из тринадцати кораблей, взяла курс от берегов Южной Америки на Африку. У берегов Черного континента шторм потопил четыре корабля, в том числе и тот, которым командовал Диаш.

В ходе триумфальной экспедиции адмирала Васко да Гамы в Индию (1497–1499) португальцы вновь получили возможность установить контакт с южноафриканскими туземцами. Это произошло в той же самой, открытой Диашем бухте Пастухов. Когда четыре корабля вошли в залив, несколько десятков готтентотов спустились к берегу. На этот раз общение было более плодотворным: когда да Гама бросил аборигенам горсть маленьких бубенчиков, они схватили подарки и пустились в пляс от восторга. Более того, было положено начало торговле: готтентоты с удовольствием отдавали португальцам браслеты из слоновой кости в обмен на шапочки и безделушки. Спустя пару дней появились еще две сотни аборигенов, гнавших перед собой волов, коров и овец. Матросы выменяли за три браслета жирного черного быка. После этого был воздвигнут падран и установлен большой крест, сделанный из запасной мачты.

Впрочем, дружеские отношения между туземцами и португальцами продолжались недолго: лишь только флотилия да Гамы снялась с якоря, чтобы продолжить дальнейший путь, готтентоты на глазах матросов уничтожили и падран, и крест.

Португальцы не предпринимали попыток колонизировать юг Африки, несмотря на то что булла Папы Александра VI от 1493 года предоставляла на это право. Причиной тому была крайне дурная репутация здешних мест.

В конце февраля 1510 года вице-король Португальской Индии Франсишку д’Алмейда по пути в Лиссабон произвел высадку в Столовой бухте с целью пополнения запасов питьевой воды (его флотилия состояла из трех кораблей – «Гарсия», «Белем» и «Санта Круж»). Моряки вновь встретили здесь африканцев, которых португальцы именовали «кафрами»[5 - Само слово португальцы позаимствовали у арабских работорговцев, которые широко использовали понятие каффир (буквально – неверный) в отношении язычников?африканцев. В XX веке это слово приобрело крайне презрительный смысл, вплоть до того, что с 1976 г. законодательство ЮАР рассматривало его употребление как уголовно-наказуемое деяние.] (в XVI–XVII веках так называли все племена, жившие к югу от рек Замбези и Конго; позднее было сделано различие между племенами западной части – готтентотами, а также бушменами, и восточной – бантуязычными народами, которых европейцы продолжали называть кафрами вплоть до начала XX века). Европейцы попытались установить контакт с аборигенами, а капитаны Педро и Хорхе Баррето во главе небольшого отряда даже посетили ближайшие деревни готтентотов, однако при этом один из матросов, по имени Баррос, загадочно пропал.

На следующий день, 1 марта, д’Альмейда возглавил рейд против туземцев и захватил в качестве заложников несколько голов скота и до десятка детей готтентотов. Аборигены пришли в ярость и атаковали португальцев. Те отступили к берегу в надежде добраться до кораблей. Однако ни одной шлюпки в бухте не было: капитан флагманского корабля, Диогу д’Унхос, отогнал их к пресноводному ручью, лежащему к востоку, чтобы наполнить бочонки питьевой водой. В итоге, д’Альмейда и еще 64 человека – половина экспедиции – погибли от рук готтентотов.

После этого европейцы очень редко нарушали покой берегов, заброшенных португальцами. Мореходы лишь изредка отваживались останавливаться у мыса Доброй Надежды, чтобы запастись питьевой водой. Она была настолько хороша и вкусна, что капитанам датских кораблей вменялось в обязанность доставлять бочку этой воды ко двору своего короля.

В 1614 году в Столовой бухте были высажены восемь преступников, высланных из Англии. Один из них, некий капитан Кросс, был убит туземцами, четверо других утонули, пытаясь выйти в открытое море на плоту, а трое оставшихся в живых вскоре были возвращены на родину, где они вновь оказались под судом за повторные кражи.

А в 1627 году два английских капитана, Роберт Шиллинг и Хамфри Фитцхерберт, вскарабкались на Львиный хребет и водрузили там штандарт британского монарха, объявив Столовую бухту собственностью короля Якова I. Политически эта акция в тот момент ничего не значила и была лишь проявлением бессмысленной удали.

Глава третья. Начало колонизации. Голландцы

К началу XVII века молодая Голландская республика достигла необычайного подъема. Политический, экономический, социальный и культурный потенциал нидерландской нации раскрылся стремительно и в потрясающем объеме. Впрочем, в последней четверти столетия это «золотое время» столь же стремительно и закончилось – Нидерланды не смогли выдержать суровой конкуренции с Британской империей.

В 1648 году подножие Столовой горы, возвышающейся над мысом Доброй Надежды, стало местом вынужденного пристанища для потерпевших кораблекрушение моряков голландского торгового судна «Харлем». Спасшиеся счастливчики обосновались на африканском берегу, не теряя надежды вернуться на родину. Благодаря своему упорству и удаче они не только не погибли, но и предприняли шаги для дальнейшей колонизации этого края. Погибшее судно возвращалось из Индонезии с грузом овощных семян, предназначенных для голландских огородников. Чудом спасенные во время шторма семена были заботливо посажены в землю, а выращенный из них урожай превзошел самые смелые ожидания.

Кроме того, голландцы сумели на основе торговли наладить мирные отношения с готтентотами (напомним, что они и дали туземцам это наименование) и дожить до того момента, когда почти через два года здесь бросил якорь другой нидерландский корабль, на борту которого находился судовой врач Ян ван Рибек. Рассказы соотечественников произвели на него глубокое впечатление, что и послужило началом новой, на этот раз вполне удачной колонизации юга Африки…

Готтентот. Рис. XVIII века

Ян ван Рибек – отважный и незаурядный человек, которому было суждено стать первым комендантом Капской колонии и «отцом-основателем» нации буров. Он родился в 1618 году в маленьком голландском городке Кулемборг и происходил из весьма респектабельного семейства: его дед по материнской линии был бургомистром, а отец служил морским капитаном. По окончании школы ван Рибек получил специальность цирюльника-хирурга и устроился на службу в Голландскую Ост-Индскую компанию. В 1639 году он стал помощником судового хирурга. К этому моменту первая фаза борьбы за пряности завершилась, и Голландская Ост-Индская компания вышла из нее победительницей. Она превратилась в самую богатую в мире коммерческую организацию, которой управлял могущественный Совет Семнадцати. Перед этими «владыками мира» и рискнул предстать Ян ван Рибек, чтобы предложить им обустроить на Капе перевалочную базу для пополнения запасов проходящих кораблей и облегчения торговли с Индией.

Неизв. автор. Портрет Яна ван Рибека. Середина XVII века

Директора компании внимательно выслушали ван Рибека и одобрили его план. Впрочем, не обошлось и без оговорок. К тому моменту в Северной Америке действовал аналогичный предложенному ван Рибеком пункт в Новом Амстердаме (позже он станет Нью-Йорком). Руководство компании было крайне раздражено тем обстоятельством, что служащие американской колонии стремились превратиться в буров, то есть свободных фермеров, фактически не зависящих от метрополии. Исходя из этого, Рибеку было строго наказано не допускать подобных явлений и ограничиться лишь созданием огорода и станции для выращивания скота. Рибек принял эти жесткие условия; впрочем, они были нарушены в первые же годы после начала предприятия.

В декабре 1651 года Ян ван Рибек и 90 добровольцев погрузились на три корабля – «Дроммедарис», «Райхер» и «Де Худе Хоп» – и отправились в далекий путь на юг. Ван Рибека сопровождали жена – Мария де ла Келлери и их годовалая дочь, а также две племянницы, Элизабет и Себастьяна ван Опдорп. Спустя семнадцать недель, 6 апреля 1652 года, они высадились в Столовой бухте, чтобы основать поселок Капстад (дословно – «город мыса»), позже ставший городом Кейптаун, столицей Капской колонии.

Поселенцы сразу же приступили к делу: первейшей заботой было возведение форта (с целью защиты от диких зверей и африканцев) и разбивка огорода площадью в двадцать шесть акров. В благодатную капскую почву были высажены семена овощей, доставленные в специальных бочонках с грунтом, – колонистам вменялось в обязанность обслуживание и снабжение проходящих мимо голландских судов.

Первоначальные посевные площади зерновых и овощей оказались недостаточны, поэтому, по предложению ван Рибека, в 1657 году компания освободила часть колонистов от службы. Им предложили заняться непосредственно земледелием, а в помощь с острова Ява была прислана первая партия рабов?малайцев (по некоторым соображениям компания запретила обращать в рабство готтентотов, хотя многие из них со временем становились слугами и наемными работниками у поселенцев). Чуть позднее сюда начали ввозить невольников?африканцев из Анголы и Гвинеи, а также с Мадагаскара.

В 1673 году в колонии было 53 черных раба. Первое время они жили здесь относительно сносно. Была даже открыта школа для невольников. Для того чтобы содействовать обращению последних в христианство (первый пастор Нидерландской реформатской церкви появился на мысе Доброй Надежды в 1665 году, и до 1778 года она была единственной легальной церковью в колонии), Рибек приказал выдавать им по стаканчику бренди и по две понюшки табака после каждой проповеди. Однако многие колонисты, укорененные в господствовавших тогда религиозных и расовых предрассудках, вообще считали, что «церковь не предназначена для негров, так же как и для грубых животных, которые вместе с ними делят тяжелый труд».

Впрочем, так думали отнюдь не все поселенцы. В 1664 году в правительственном здании Капстада была официально отпразднована свадьба одного из первых колонистов с африканкой, которая после крещения была наречена Евой. И хотя в 1685 году вышел закон, запрещавший смешанные браки, крайняя малочисленность женщин среди колонистов часто приводила к внебрачным связям между голландцами и их невольницами. Еще до этого, в 1671 году, представитель Ост-Индской компании докладывал, что две трети детей, рожденных рабынями, имели отцов европейского происхождения. В результате этого и появилась особая категория населения Южной Африки, которую стали называть цветными (в современной ЮАР они составляют вторую по численности группу населения и насчитывают около 4,5 млн человек).

Через короткое время на каждого колониста уже приходилось не менее 10 гектаров земли и некоторое число рабов. Благоприятный климат способствовал процветанию хозяйства. Впрочем, поначалу поселенцы роптали на различные ограничения, налагаемые Ост-Индской компанией, на размер сельскохозяйственного производства и сокращение возможностей торговли. Жалобы касались того, что цены на их продукты, установленные властями, слишком низки в сравнении с затраченным трудом.

Бывшие служащие компании все чаще стали называть себя просто крестьянами, по-нидерландски – бурами. А рожденных непосредственно на африканской земле начали именовать африканерами[6 - Понятие «африканер» исторически было не вполне однозначным. С XIX века африканеры – это те граждане европейского происхождения, которые говорят на языке африкаанс. До этого некоторые сужали это определение по принципу принадлежности к Нидерландской реформатской церкви. В свое время африканерами могли называться и цветные жители Южной Африки, например метисы гриква. В период апартеида всем небелым было отказано в праве именовать себя африканерами.]. Позднее слова «бур» и «африканер» стали синонимами. В Капской колонии также широко применялось понятие бюргер для обозначения свободных граждан, не задействованных на службе в компании. В 1672 году в колонии всего насчитывалось 64 бюргера. К 1711 году здесь было уже 1756 белых бюргеров, которым принадлежал 1781 раб. При их непосредственном участии колония успешно выполняла свою миссию. В порту Капстада в 1652–1700 гг. ежегодно становились на якорь в среднем около 33 нидерландских кораблей, а в 1715–1740 гг. – уже 69.