– Я видел, вы надеваете перчатки. Есть у вас перчатки на всех?
– Пар пятнадцать найдем, но не больше. Но это ж нивенги. Они могут и без перчаток, если прикажешь.
– Пусть так, – с одолжением в голосе согласился Эйджелл. – Теперь по поводу катапульт. Строил их когда-нибудь?
– Знаю, как строить.
– Знать не значит уметь.
– Я жил в Каскапаре. Там строили.
– Из Каскапара переселиться в Землю Отступников? – удивился Эйджелл. – Дурак, значит.
– Ты не знаешь, через что я прошел, – с обидой сказал ему Бурт.
– И не хочу знать. Хочу, чтобы строили катапульты.
– Так нивенгам шары делать или катапульты строить, я не понимаю?
– Разбей их на две группы. Одна будет изготавливать шары. Вторая – катапульты. Кто-то из здешних деквидов, кроме тебя, владеет этим мастерством?
– Вроде есть один такой. Если не врет.
– Долго строить катапульту?
– Это смотря всколькиром.
– Всколькиром! – передразнил его ангалиец. – Долго или нет?
– Если командой работать, то за пару-тройку дней можно одну построить. А сколько катапульт нужно? И зачем?
– Тебя не спросили – зачем. Нужно много. Единиц восемьдесят, наверное.
– Ты в своем уме? Это ж мы сколько работать будем!
– Сколько я прикажу. Возможно, из Низины нам сюда Вильдумский отряд привезет еще нивенгов. Работа пойдет быстрее.
– Вам для войны нужно? – Перед тем, как задать этот вопрос, Бурт немного подумал, но все же спросил.
Эйджелл ничего не ответил. Он боялся дать утвердительный ответ даже себе. Какая-то часть его души надеялась, что Альвара испугается и в итоге откажется от идеи сжечь столицу Амплерикса. Но остальные части души, слишком хорошо знавшие Альвару Лаплари, не позволяли Эйджеллу надеяться на благоразумие его возлюбленной, на рассудительность матери его будущего ребенка. Будущего принца Амплерикса, если задумка Альвары сработает. Сейчас, в утробе Альвары, малыш размером меньше личинки, и он не знает, на какую опасность обрекает его будущая мать. Если план Альвары потерпит крах, то корона истребит весь род Лаплари. Истребит всех, кто с ними связан, включая самого Эйджелла и его будущего сына или дочь. Если бы только в его силах было проникнуть в голову Альвары и изменить ее помыслы! Если бы он мог доказать ей, что свержение династии Бальеросов будет грозить смертью планеты и всех ее обитателей… Эйджелл задрал голову кверху и посмотрел на бескрайнее черное, как уголь, небо. Огненное море отражало в небе оранжевое зарево своей беспрестанно бурлящей пламенем поверхности, и огненные сферы в небе блекли от этого дымчатого золотистого сияния. Кому ведомо знать наверняка, что там, за границей неба? Мерсеби? Пустота? Холод? Хаос? Смерть? В его голове вновь стали роиться самые разные мысли. И одна из них, которую он вынашивал уже не первый день, не давала ему покоя, пугала его, и он боялся думать о ней всерьез.
– Так что? – слова Бурта словно разбудили Эйджелла. – Это для войны?
– Закрой рот и ступай работать.
***
Из Триарби, куда ранее, согласно приговору Верховного судьи, был на время доставлен Гальер Аберус, отправлялась каравелла. Помимо капитана и самого Гальера, в путь к Песочным рукавам в качестве стражи были снаряжены пятеро плавийцев из отряда, ранее возглавляемого Медо Дайтаном. Сам Медо к тому моменту был откомандирован на прохождение дальнейшей службы в свои родные края, в Саами.
С борта каравеллы взору Гальера Аберуса открывалась невиданная ранее картина. Скопление огненных сфер, нависших над пустынной территорией Песочных рукавов, ясно освещало бескрайние просторы дюн и барханов. Яркий желтый свет небесных огненных шаров ложился на пески, делая их похожими на крупные густые темно-оранжевые мазки, небрежно положенные на холст кистью искусного художника. Если не считать недосягаемого для остальной планеты пиратского города Маударо, Песочные рукава были самой северной частью планеты, куда только могла долететь каравелла и где Гальеру еще ни разу не довелось побывать.
Когда каравелла приземлилась с воздуха на песок, Гальер встал на ноги, готовясь спуститься с борта судна на территорию Песочных рукавов, но один из плавийцев отрицательно покачал головой. Его сослуживец со свитком в руках покинул каравеллу и направился к входу в суровую тюрьму, сооруженную в огромной безмолвной дюне. Гальер видел, как из пещеры, поистине похожей на широкий распахнутый рукав великана, вышел какой-то деквид – очевидно, один из надзирателей тюрьмы. «Именем Королевы и по приговору Верховного судьи…» – доносились до Аберуса слова плавийца, но остального Гальер не слышал.
Надзиратель, изучив свиток, вернул его плавийцу и пошел обратно в тюрьму. Вскоре он вновь показался на улице, и за ним из пещеры один за другим стали выходить заключенные. Привыкшие к заточению в тесных мрачных песочных темницах, они прихрамывали и щурились от света, закрываясь от огненных сфер руками. Двенадцать отморозков выстроились в шеренгу перед плавийцем. Тот прошелся от одного края шеренги до другого, изучая каждого из пленников, которых не удостоили никакими объяснениями. Их было сложно отличить друг от друга – все они были примерно одинакового роста, со скомканными, давно не видавшими воды, длинными волосами и не менее длинными грязными бородами. На лицах некоторых из них виднелись шрамы и кровоподтеки – в тюрьме приходится постоять за себя кулаками и любыми подручными средствами. Одобрительно кивнув, плавиец рукой указал заключенным на каравеллу, и те, не задавая вопросов, принялись один за другим взбираться туда по сброшенной лестнице, пока все двенадцать не оказались на судне.
Лестница была убрана. Каравелла тихо оторвалась от песков и, оставляя за собой тонкие песчаные завихрения, стала набирать высоту. Гальер с опаской поглядывал на бывших обитателей Песочных рукавов, которых разместили по краям судна и приковали цепями. Длительное заключение закалило их, худших из худших – убийц, насильников, воров и казнокрадов. Когда-то их жизни разделились на «до Песочных рукавов» и «после Песочных рукавов», навсегда изменив представление о былом и приведя все к простому и понятному общему знаменателю. Аберусу казалось, что заключенным в целом не было дела до того, почему из сотен остальных из Песочных рукавов вызволили только их двенадцать. Не выказывали они интереса и к тому, куда теперь их отправляют. Даже если на казнь, в силу внезапно изменившегося решения Верховного судьи, – им было плевать. Уже после недели, проведенной в лишенных света темницах из песка, заключенный с радостью готов был принять любую смерть – чего же рассуждать об отданных тюремной клетке годах, десятилетиях. Понимал Гальер и то, что Верховный судья воистину оказал ему величайшую милость, ибо заточение в Песочных рукавах означало смерть – близкую или далекую, но неизбежную. Путь же в Аиль-Саттай оставлял, в отличие от тюрьмы, шанс дожить до старости. Призрачный, в который сложно поверить, но все же шанс.
– На забой? – внезапная реплика ухмыльнувшегося крупного деквида с осколками редких зубов прорезала тишину.
– На работу, – ответил плавиец.
– А платить будут? – продолжил тот, хрипло рассмеявшись и сплюнув себе под ноги.
– Если умудритесь выжить, – послышался ответ плавийца.
– И много заплатят? Я чего интересуюсь-то: мне бы новый канделябр на мансарду приобрести, а то гостей на чай совестно приглашать, мать их! Приходится принимать их в зимнем саду! – еще громче рассмеялся заключенный.
– Много, – сказал плавиец. – Но не монетами. Тем, кто выживет, даруется послабление режима по возвращении обратно. Прогулка раз в неделю.
– Недорого нас оценивают.
– Недорого стоите, недорогая и оценка. Но одному даруется освобождение из тюрьмы, – продолжил плавиец и добавил: – Если выживет.
– Это кому ж? Не мне ли? – спросил заключенный и хихикнул.
– Ему.
И плавиец пальцем указал на одного из двенадцати осужденных, который на вид меньше других походил на беспринципного отморозка. Им был Фрой Эрес, бывший советник мэра Сентры. Гернар Станби, приговоренный мэром Тенуитом к десятилетнему заключению, остался гнить в темницах Песочных рукавов, не зная, что именно его зятю выпал шанс на досрочное освобождение. Все время пути Фрой Эрес тихо сидел в цепях среди остальных на полу палубы, не задавая вопросов и радуясь хотя бы тому, что сейчас он мог видеть небо, а не низкий, осыпающийся песком потолок тюремной камеры.
– А что делать предлагают? – продолжил допытываться беззубый заключенный.
– Не предлагают. Приказывают. Узнаешь, когда прибудем.
– Куда тащат-то, скажешь хоть, командир?
– В Аиль-Саттай, – отрезал плавиец.
Спесь резко сошла с лица деквида – было заметно, что меньше всего он ожидал услышать название одной из самых опасных местностей на Амплериксе. Плавиец тем временем развернулся спиной к этому хамоватому заключенному и начал шептаться о чем-то со своими сослуживцами, дав пленнику понять, что разговор продолжен не будет.
Каравелла плыла по воздуху на небольшом удалении от земной тверди. Воздушные корабли вообще нечасто поднимались высоко в небо. В этом не было особой необходимости, да и дышать на большой высоте – задача нелегкая. Каравелла летела вдоль самого северного притока Арамея – того, который спустя много миль нырнет под Чистые горы, в тоннель, соединяющий Амарантовые топи Западного Амплерикса с землями Аиль-Саттая в Восточном Амплериксе.
Отсюда, с высоты, млечные воды реки казались голубыми. Скоро каравелла вонзилась в густые низкие серые облака, точно проткнув их носом. Облака полностью закрыли виды на ландшафт. Немного позже дымка слегка рассеялась, и перед пассажирами судна возникли очертания величественных Чистых гор. Казалось, что горы были совсем близко. Гальер Аберус свесился через борт и увидел, что здешние земли покрыты обширным красноватым покрывалом. Он слышал про Амарантовые топи и про растущие здесь тысячи мелких бесполезных диетр, но не мог и подумать, что из-за их обилия Амарантовые топи с высоты выглядят поистине, как темно-зеленый ковер, по которому разлили красное вино.
Капитан судна резко принял вверх – судно накренилось, и прикованные цепями заключенные не смогли совладать с силой притяжения, повалившись друг на друга и грязно матерясь от возмущения. «Эй, рулевой, не верблюдов везешь!» – послышались чьи-то недовольные возгласы. Капитан даже не повел ухом. Каравелла тем временем круто набирала высоту, чтобы не разбиться о контуры Чистых гор. Уши пассажиров заложило от резкого изменения курса. Чем выше взмывала каравелла, тем труднее становилось дышать.
– Ты уверен, что не разобьемся? – крикнул один из плавийцев капитану.
– Не был бы уверен, не встал бы за штурвал, – ответил старый капитан, крепко держа рулевое колесо.