Таблетка полиглота. Как изучать иностранные языки

В различных научных и популярных книгах по психологической и деловой тематике проблеме целеполагания отведено особое место. Главное требование к цели сводится к следующему: «Если хотите чего-то достичь, максимально четко и конкретно формулируйте свои цели!» Цель должна быть понятна, достижима и измерима. Какова же цель изучения иностранного языка? Для чего вообще мы учим язык?

Давайте сразу обратимся к профильной литературе и посмотрим, как в ней формулируются цели обучения и какую информацию могут вынести из нее будущие учителя иностранных языков и все интересующиеся этой темой читатели. Открыв одно известное пособие по методике преподавания иностранных языков (далее – ИЯ), мы читаем: «Стратегической целью обучения ИЯ является формирование у обучаемых черт вторичной языковой личности».

Понятна ли эта формулировка? Человек, не имеющий предварительной педагогической подготовки, вряд ли сможет понять, о чем идет речь. Здесь, вероятно, нужен краткий методический экскурс. Действительно, словосочетание «языковая личность» стало в последние годы одним из основных понятий в лингвистике и методике обучения иностранным языкам. Языковую личность определяют в специализированной литературе как «многослойный и многокомпонентный набор языковых способностей, умений, готовностей к осуществлению речевых поступков, которые классифицируются по видам речевой деятельности (аудирование, говорение, чтение, письмо)». Иными словами, поясняют ученые, «языковая личность есть личность, выраженная в языке (текстах) через язык, есть личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств».

В том случае, когда «языковая личность» начинает изъясняться на иностранном языке, она становится уже «вторичной языковой личностью», которая определяется как «совокупность способностей человека к иноязычному общению на межкультурном уровне, под которым понимается адекватное взаимодействие с представителями других культур».

Что можно сказать по этому поводу? Пожалуй, пару соображений.

Во-первых, формулировка «Цель обучения иностранному языку – формирование черт вторичной языковой личности, то есть совокупности способностей человека к иноязычному общению на межкультурном уровне, под которым понимается адекватное взаимодействие с представителями других культур, явно не отвечает требованию четкости и конкретности цели. Она не понятна, не измерима и вследствие этого не достижима. Человек, приступающий к изучению нового для себя языка, не сможет использовать такую формулировку цели как практическое руководство к действию; она не более вразумительна, чем инструкция «Пойди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что». Поэтому не стоит даже пытаться глубоко вдумываться в смысл этого пассажа, по большому счету, реального смысла в нем нет, а вопрос о цели обучения иностранному языку в подобной формулировке остается без ответа.

Вообще, такой стиль изложения выдает в авторе данного определения типичного представителя отечественной академической науки, который по мере возрастания академических званий полностью отрывается от действительности и от адекватного понимания того, что и для кого он пишет.

Мода современных ученых пользоваться даже в самых безобидных ситуациях подчеркнуто научным языком приобретает сегодня размеры эпидемии. Подобный «высоконаучный» стиль изложения призван обычно, с одной стороны, замаскировать малозначительность предмета исследования, а с другой – писательские недочеты собственно автора.

Другой психологический источник тяги к наукообразности состоит в остром комплексе неполноценности, развившемся в ХХ веке у представителей гуманитарных научных дисциплин по отношению к естественнонаучным и техническим специальностям. Очевидно, что в ХХ веке рентабельность и финансовая привлекательность прикладной науки, связанной с материальным производством, стремительно выросла, а гуманитарной – столь же стремительно упала. Поэтому многим гуманитариям хочется хотя бы в мечтах и на уровне терминологии иметь право на сопричастность «настоящей» науке, подкрепленной математическими выкладками и денежным благополучием. Их манит образ ученых из Кремниевой долины, проводящих свой рабочий день в белых халатах в окружении компьютеров и дорогой аппаратуры и получающих за свои исследования деньги, доступные в России преимущественно в сфере организованной преступности. Как сказал однажды знакомый доктор филологических наук: «Это не то, что мы свои диссертации на кухне созидаем».

Но что же в итоге можно считать целью обучения? Первый ответ, который ассоциативно приходит на ум, – знания, получение знаний. Сложно оспаривать такую точку зрения, у нас ведь даже первое сентября называется Днем знаний. Но все же довольно часто обращалось внимание на то, что есть здесь одна психологическая ловушка на уровне терминологии. Ассоциативно привязывая слово знание к цели обучения, мы невольно начинаем представлять себе учебный процесс в виде такой картинки: сидит ученик, обложенный стопками учебников и энциклопедий, читает их и выписывает наиболее полезные мысли в конспект. Происходит это обычно в тишине читального зла библиотеки. И такое представление начинает ассоциативно доминировать в нашем воображении.

Но что такое «знание» в привычном обиходном смысле слова? Например, есть знание о том, как в языке образуется форма прошедшего времени. Знание это сформулировано в виде грамматического правила. Однако маловероятно, чтобы кому-то когда-то (кроме как на уроке) пришлось бы делиться этим знанием с окружающими в виде рассказа о том, как именно это делается. Иными словами, теоретических знаний для практической жизни мало, да и выветриваются они быстро.

Гораздо важнее в ходе учебы приобрести то, что называется словом навык. По сути, навык – это способность использовать полученные теоретические знания на практике. Действительно, в более выгодном положении оказывается не тот, кто помнит наизусть, как образуется прошедшее время, а тот, кто умеет его образовывать в процессе общения и делает это быстро и без ошибок.

Зафиксируем максимально четко и недвусмысленно: Главной целью обучения является именно навык! По сути, других целей в обучении просто нет. Тем более, если речь идет об обучении иностранному языку.

Навык – это доведенная до автоматизма способность выполнять тот или иной вид деятельности (чаще всего моторной, то есть двигательной, возникающей с использованием мышечных движений). Важно, что при автоматизированном навыке действия осуществляются практически неосознанно, без подключения сферы мышления, то есть не создают для работающего проблемной ситуации. Навыки делают деятельность экономной и эффективной.

С точки зрения современной методической науки здесь опять же есть некоторая терминологическая сложность, поскольку плодовитые ученые наизобретали довольно много слов, обозначающих способность использовать теоретические знания на практике. В этом ряду стоят такие понятия, как процедуральные знания, умения, компетенции, компетентность, и видимо, это не полный список. Я же ограничусь использованием слова навык для всех случаев, когда человек способен «на автомате», быстро и эффективно выполнять необходимые практические действия. И именно навык будем считать главной и конечной целью обучения.

Мы редко задумываемся и поэтому редко догадываемся о том, какую огромную роль в нашей жизни играют навыки и насколько важно должным образом заботиться об их приобретении. Мы владеем тысячами навыков, практически никогда не отдавая себе в этом отчета. По сути, любое наше действие является проявлением навыка: ходьба, еда вилкой или ложкой, сидение на стуле, письмо, поворот ключа в замке, чистка зубов, нажимание на выключатель, застегивание пуговиц и ТЫСЯЧИ других повседневных действий, составляющих нашу жизнь. Навыки настолько плотно пронизывают нас самих, что стали абсолютно привычной, обыденной и из-за этого незаметной частью нашего существования. Однако так было не всегда. Можно вспомнить, как мы начинали осваивать те повседневные действия, которые кажутся нам сегодня такими естественными. В качестве примеров можно взять умение ходить, говорить, кататься на коньках, играть на музыкальном инструменте, пользоваться компьютерной мышью и водить машину. Легко представить или вспомнить собственные неудачные и неуверенные попытки сделать первые шаги, держась за мамину руку, сказать первые невнятные и медленные слова, проехать, не упав, пять шагов по катку, сыграть одним пальцем «В траве сидел кузнечик», сделать двойной щелчок мышью в нужном месте экрана и плавно отпустить сцепление, дав ровно столько газа, чтобы машина не заглохла. Если мы сравним эти первые «пробы пера» с тем, как мы это делаем теперь, то увидим ощутимую разницу. Иногда нам даже трудно представить, что для кого-то эти действия могут являться проблемой. И из-за этого какие-нибудь родители в очередной раз отругают двухлетнего ребенка за то, что он разлил суп из ложки на стол или выдавил пасту вместо щетки на пол. Они же без труда попадают ложкой в рот, а пастой на щетку. Что же изменилось у них, у взрослых? Только одно: они приобрели навык.

Тема навыков требует к себе особого внимания. Проблема в том, что слово навык слишком глубоко вошло в повседневный язык, стало слишком обыденным и на него перестали обращать внимание, считая, что все понятно без дальнейших пояснений. Самое неприятное, что содержание этого понятия девальвировано и недооценено не только на обывательском уровне. Среди преподавателей уровень осмысления феномена навыка также в большинстве случаев не особенно глубок. Я на своем опыте имел возможность убедиться, насколько поверхностным может быть понимание этого слова. Как-то раз в одном из университетов, в которых я работал, было заседание кафедры, на котором обсуждалось планируемое сокращение учебных часов для иностранного языка. И заведующая кафедрой рассказывала о том, как она пыталась доказать ректору, что иностранный язык и экономика (а это был экономический университет) разные по своей сути предметы. Главный аргумент: «Ведь мы же (преподаватели языка) формируем навык!» Все сотрудники кафедры согласно кивнули. И я тоже. Мол, да, конечно, мы формируем навык, а эти экономисты просто рассказывают свою экономическую теорию.