Игра

Я тогда не очень понимал, что говорил дед, но главное понял. Отец сильно болен, а мама выглядела усталой и постаревшей, бледной с тёмными кругами под глазами. Видно было, что она держится из последних сил.

– Ей отдых длительный нужен: сон и питание, – сказал дед. – Много сил потратила: сначала думала, что Роман пропал, потом мысленный контакт с ним устанавливала…

Помню, отца посадили в кресло, и все пошли на кухню. Я, было, тоже туда направился, но дед строго сказал:

– А, ты, тут посиди, мал ещё. Да и не поймёшь ты ещё наши разговоры.

Я остался с отцом. Хоть я и понимал, что с ним что-то не так, но какому ребёнку после разлуки не хочется пообщаться с отцом. Я подошёл к нему, взял за руку и удивился: прежде крепкая рука отца теперь была вялой и холодной. Я стал трясти его за руку, но он никак не реагировал. Тогда я заглянул ему в глаза. Что я там увидел? Мрак, бездну и что-то ещё, от чего сжалось моё детское сердце, и ужас охватил меня. Позже, повзрослев, я пытался вспомнить, что же я увидел или почувствовал, но не мог. Скорее всего, мой мозг наложил запрет на воспоминание, иначе моя детская психика не справилась бы с тем ужасом, от которого у меня случился нервный припадок. Помню, как я отринул от отца, что-то закричал и спрятался под столом, откуда и извлек меня дед, прибежавший на крик, перешедший в рыдания. Прибежали все.

– Что, что случилось? – спрашивала бабушка.

Но я ничего не мог объяснить, только всхлипывал и показывал пальцем на отца.

– Хотелось бы знать, что его так напугало. Не нужно было оставлять их вдвоём, – сказала мама, забирая меня от деда.

Вот так и решилась моя судьба. Вместо школы в Петербурге я уехал с дедом в Карелию. Вообще-то, он мне не дед, а прадед, но я называл его дедом. Он дед моей мамы, а его дочь, мамина мама Ольга Гвидоновна – другая моя родная бабушка, тоже осталась в Петербурге. Она не такая старая, как Дина Анатольевна, она всего на пару лет старше моего отца и у неё в Петербурге своя семья. Деда все называют Гена. И я до определенного возраста думал, что это его настоящее имя. Но повзрослев, и сопоставив некоторые нестыковки, поинтересовался: «Почему же у моей второй Питерской бабушки отчество не Геннадьевна, а Гвидоновна?»

– Понимаешь, Илья, имя Гвидон в наше время редкое и не у каждого язык повернется его сказать, поэтому я и решил, чтобы не вызывать лишних вопросов, называться Геной.

Ну, тут я его понял. У нас в школе были учителя с именами и отчествами, которые у меня язык не поворачивался произносить. Например, учительница английского Рина Биокаевна. Я часто задумывался «… как же звали её отца…», или учительница географии Бронислава Айзековна и её подруга биологичка Фаина Израильевна. Я, когда к ним обращался, никогда не произносил их имен вслух, просто язык не поворачивался. Я говорил: «Вы забыли…, Вы поставили…» Примерно так. Кстати, географичка с биологичкой нас покинули. Фаина Израильевна отбыла на постоянное место жительства в Израиль, а Бронислава Айзековна в США, где у них обнаружились родственники.

Дед Гена жил с Кристиной Прокопьевной, которую я тоже стал считать своей бабушкой, и которая в данный момент, сидя у телевизора, довязывала носок. Она была намного моложе моего деда и по её словам, дед привез её и какой-то далекой страны. У Кристины Прокопьевны была приятная певучая речь с каким-то неуловимым акцентом. И ещё она очень хорошо пела. «Заслушаешься» говорила наша соседка Дарья Ивановна «…уж как она колыбельные тебе пела… слушаешь, а глаза и закрываются сами, не хочешь, а заснешь… И носки она по-другому вяжет, никогда не видела, чтобы пятку так вывязывали. Ну, да, она же не местная, из Псковской области…». С чего Дарья Ивановна, которая за всю свою жизнь никуда не выезжала так решила, я не мог долго понять. А потом вспомнил, как она как-то спросила:

– И где же ты так петь научилась?

– На Острове, – ответила Кристина Прокопьевна.

– Всё ясно, «мы пскопские»

При своей малообразованности, она откуда-то знала, что в Псковской области есть город Остров. Но, совсем другой Остров имела в виду моя бабушка…

Вы скажете «…и чего это тебе в шесть лет пели колыбельные, не младенец же…» Да, не младенец. Но меня привезли после нервного срыва, испуганного неизвестно чем, а тут Кристина Прокопьевна с её добротой и напевностью. Как мне потом говорил дед «Она любого в чувство приведёт (кроме отца конечно, тут особый случай), дар у неё…» И постепенно всё плохое ушло на второй план, а потом просто забылось. Я любил перед сном слушать её певучие сказки и засыпать под них с полной уверенностью, что ничего плохого со мной не произойдёт. Со временем необходимость в них отпала, я засыпал сам сном младенца, но любил перед сном попросить её рассказать что-нибудь. Вот тут дед раз и посоветовал:

– Расскажи ему «сказку про белого бычка».

– Сам расскажи.

Так я впервые услышал докучную сказку, которую дед при случае предлагал рассказать, и делал он это не один раз и сказки были разные, истории никак не решающие проблему, например, «… на столбе мочало, не начать ли нам сначала…»

Все передачи со спорами политологов дед называл сказками «про белого бычка».

– Люди страдают, гибнут, живут в нищете, а проблемы не решаются. Помнишь, Илья, как ты злился, когда я тебя докучными сказками донимал? Так это тоже самое, только рассказывают эти сказки с экрана телевизора люди со специальным образованием, с хорошей дикцией и хорошо поставленным голосом. Может и думают они правильно, но проблемы-то не решаются. Это как «воду в ступе толочь»… И поверь мне, ничего от них не зависит, всё решается на более высоком уровне и не теми людьми, о которых ты думаешь… Теневыми фигурами…

– А ты их знаешь?

– Нет. Игра большая, играют по-крупному, ставки высоки. А я ни в какие азартные игры не играю. Планету жалко и людей простых, пешек в этой игре. Видел я, до чего эти игры доводят…

А потом дед то ли подумал, то ли очень тихо сказал:

– Осколки разрушенных миров…

Я в последнее время сам не могу понять, как так выходит, что я слышу окончания недосказанных фраз. Вот и сейчас я не уверен, что фраза была сказана вслух…

Оснований не верить деду у меня не было. Я уже начал кое-что понимать по намекам, недомолвкам и некоторым странностям в поведении близких. А главное я уже знал, что сам не такой, как все. Не всё так просто в нашей семье, как казалось мне раньше.

Если ставкой в игре неведомо кого была наша планета, то ставка высока…

Обрывки фраз

Как я уже говорил, я пошёл в первый класс в Карелии. Бабушка Дина хорошо подготовила меня к школе. Особых проблем не было. Сколько себя помню, я не уделял много времени домашним заданиям, делал только письменные, но, тем не менее, всегда отвечал на вопросы у доски. Учитель задавал вопрос, а у меня всегда был ответ, который сам собой появлялся у меня в голове. И самое интересное, что ответы не забывались. В младших классах я думал, что так происходит со всеми, но понял, что это не так, когда столкнулся с заучиванием стихов.

Мой школьный товарищ Вася часами заучивал заданные стихи и пока не приготовит все уроки и не покажет их своей бабушке на улицу не выходил. (Но это было только в младших классах, пока была жива его бабушка) Я никогда ничего не учил, я просто слышал мысленную подсказку и повторял её. Вначале я этого не понимал, сам удивлялся, как у меня получается. Оказывается, я настраивался на Ваську, потому что сбивался в тех же местах, где и он. А надо было слушать, как мысленно отвечали отличники, тогда по литературе у меня были бы одни пятерки. Конечно, точно зная о своих способностях, я бы на отличников и настраивался, но тогда я сам ещё не понимал, как это происходит, а Васька был моим лучшим другом, и я, видимо, инстинктивно надеялся на его поддержку и подсказку.

– Надо же, как у нас с тобой всё одинаково. Ты запинаешься в тех же местах, что и я, – говорил Вася.

В восьмом классе я поспорил с Васькой на его новый велосипед, что назову все важные даты из курса истории за восьмой и седьмой класс.

– Назови хоть за восьмой, у меня нет учебника седьмого класса, и я не смогу проверить.

Вася открыл учебник и стал задавать вопросы. Ответы я выдавал моментально.

– Ну, ты супер! Пойдем к историку, пусть удивляется.

И мы пошли. Вася быстро рассказал Виктору Антоновичу о моих познаниях в истории.

– Так, так, молодой человек, сейчас проверим. Интересно. Ну что же начнем.

Виктор Антонович сначала спрашивал известные исторические даты, а потом, изумляясь всё больше и больше, начал задавать и более сложные, как он считал малоизвестные даты. Я отвечал, ведь я слышал ответ. В разгар моей экзаменовки в кабинет заглянула директор школы Людмила Ивановна.

– Виктор Антонович у меня к вам небольшое дело.

– Людмила Ивановна, если дело не срочное, прошу уделить нам немного внимания. Вот Илья – своего рода феномен.

Директорами школ обычно назначают историков. И Людмила Ивановна не была исключением. Она с удовольствием присоединилась к нам и тоже стала задавать вопросы по датам. Я отвечал. И тут она задала какой-то вопрос, на который и сама не помнила ответ. Я задумался и с удивлением понял, что подсказки ждать неоткуда. Виктор Антонович тоже не знал ответ.

– Не знаю.

– Наконец-то, – подал голос Васька. – А то я уже стал за тебя волноваться.

– Чего ты волновался?

– Сомневаться стал человек ли ты, может робот в облике человека…

Эта Васина реплика прозвучала вовремя. Я понял, что перестарался и даже испугался слегка. И поэтому стал отвечать неправильно или просто: «Не знаю». Всё-таки Васька – друг. Неосознанно, но вовремя меня остановил. Неизвестно кому бы ещё захотел показать меня Виктор Антонович… А оно мне надо? Интуиция мне подсказывала: «Не выделяйся, тебе это не нужно»

– Я вижу, ты утомился. Конец учебного года, май, погода отличная, самое время прокатиться на велосипеде, – сказал Виктор Антонович.

После его слов Василий погрустнел. Ведь он помнил, что мы спорили на велосипед. Но на улице я его успокоил.