Реадаптация и ресоциализация

Уровень Е – характеристики среды жизнедеятельности человека как совокупности физических и социальных переменных внешнего мира.

Таким образом, в более общем смысле ситуация рассматривается как совокупность элементов среды, либо как фрагмент среды на определенном этапе жизнедеятельности субъекта.

Опираясь на уровневое представление ситуации экстремальные УЖД схематично могут быть представлены следующим образом (табл. 1).

Таблица 1. Экстремальные УЖД

Некоторые виды деятельности, сопряженные и с условиями проживания, потенциально содержат в себе большее число внешних факторов воздействия на психику человека, повышающих экстремальность УЖД. Но как было показано выше, в других ситуациях среди малого количества, факторов экстремальности некоторые могут обладать очень высокой степенью вероятности приведения человека в неадекватное состояние восприятия окружающего мира, даже с последующим летальным исходом. (Кроме рассказов А. П. Чехова вполне можно привести широко распространенную фразу: «сгорел на работе».) А теперь давайте попробуем помножить одну ситуацию на другую, а именно, представим себе человека в УЖД, характеризующихся большим числом факторов экстремальности, и плюс к тому некоторые из них имеют еще повышенную вероятность выведения человека из нормального состояния. Что произойдет? – Человек не выдерживает. Подтверждение тому мы видим, например, в таком не слишком широко известном факте, что потери в МВД за счет самоубийств – сравнимы с потерями в боевых действиях в Чечне. Человек оказался разорванным. Он одновременно должен как милиционер реагировать на одни условия жизни, и как нищий безработный организовывать бюджет семьи и свой личный на те гроши, которые он получает в виде зарплаты. Но почему обязательно самоубийство? Есть и другой путь – путь преступления, получения незаконных доходов, иногда даже путем самого крайнего беспредела. Что произошло в данном случае? Изменились ли УЖД человека. Внешне нет, но изменилась их экстремальность, что привело к тому, что человек сам перевел себя в иные условия жизни, а именно перестал быть служащим МВД и стал преступником.

Итак, экстремальностъ УЖД есть сложная личностная функция факторов УЖД, взятых в конкретной ситуации жизни конкретного человека.

Конкретная ситуация жизни при этом определяет не внешнюю экстремальность УЖД, а именно то количество факторов, которые накладывают ограничения на эмоциональное, волевое и когнитивное поведение личности. Так, например, количество ограничений, накладываемых УЖД на поведение студента вуза, меньше, чем количество ограничений, накладываемых на поведение военнослужащего (что, очевидно, вызывает и всем известную борьбу вузов за отсрочку от службы в армии). Также количество ограничений в деятельности ответственного работника больше, чем у студента или простого рабочего. Также и среди военных, больше факторов экстремальности УЖД в боевых условиях, чем у военных внутренней службы, несущих непосредственное дежурство, чем у преподавателей военных ВУЗов. Однако все эти факторы являются лишь внешними. Изучая их, нельзя получить ответа на вопрос, что произойдет с конкретным человеком в этой конкретной ситуации, здесь и теперь.

Мы видели, что чеховский герой погибает в условиях максимально далеких от внешне экстремальных, потому что фактор нечаянного оскорбления начальства оказался для него столь весомым. Но также нам известно, что во времена войны опытный офицер, имея в тысячу раз больше возможностей погибнуть, часто остается в живых.

Итак, в одинаковых внешних УЖД люди ведут себя по-разному, а, следовательно, экстремальность этих УЖД для каждого конкретного человека есть сложная многомерная (позже мы покажем, что речь скорее всего идет о трехмерной функции) индивидно-личностная функция факторов УЖД, определяющая его эмоциональное, волевое и когнитивное поведение. Внешние факторы определяют лишь «ячейку» УЖД, в которой находится индивид (например, студент, военный, преступник, осужденный). Если личностная функция экстремальности выходит за пределы, предусмотренные ячейкой, то человек рано или поздно попадает в другую ячейку. Если же размах личностного непринятия ограничений оказывается слишком велик, то человек оказывается за гранью общественного бытия, превращаясь сначала в преступника, а затем в осужденного, отбывающего наказание в местах лишения свободы (не считая, конечно, случаев преждевременной смерти или самоубийств, о которых говорилось выше). Эта запредельная ячейка обладает максимумом ограничений поведения, и мы будем использовать ее в наших экспериментальных исследованиях как эталон максимума внешней экстремальности УЖД.

Однако для того, чтобы человек действительно оказался в экстремальных условиях жизнедеятельности, недостаточно только наличия внешних факторов экстремальности. Главным и определяющим является изменение функции экстремальности по многим внутриличностным параметрам или же по немногим, но с большим весом изменения. Личностная функция экстремальности УЖД не зависит от внешней экстремальности. Она формируется внутри человека по совершенно иным законам, базирующимися в своей основе на глубинных особенностях человеческой психики, его души, которая несет на себе бремя грехопадения и Божьего проклятия. Именно в этом мы видим естественную необходимость ограничений, накладываемых обществом на поведение человека. А совсем не в каком-то неосознанном (в основе своей сексуальном) конфликте человека и общества как у Фрейда, или в архетипах коллективного бессознательного, как у Юнга. Все эти конструкты объясняют частные случаи личностных (по существу криминальных) выходов из изначально экстремальной ситуации. Изначален же конфликт не человека с обществом, а человека с самим собой, со своим грехом. И этот конфликт вполне осознан, и выход из него прост. «Уклонися от зла и сотвори благо» – сказано в псалме. Бегство в глубины бессознательного, в путаницу архетипов появляется после свободного выбора человека между добром и злом. Причем выбор этот дан человеку всегда в любой момент его сознательной жизни. Такая позиция позволяет ответить на многие неудобные для психоанализа вопросы. Например, откуда берется у ребенка, еще не научившегося говорить, столь сложная структура бессознательного, определяющего всю последующую его жизнь. Откуда берется такая сложная система архетипов. Что в конце концов является ее материальным носителем? Ответ прост. Все эти структуры появляются не до, а после осознания ребенком самого себя в этом мире. Именно как средство выхода из изначально экстремальной ситуации, как путь оправдания греха, выбранный свободно, хотя и не без участия родителей и всего ближайшего окружения. «И враги человеку домашние его» (Матф.). Через непосредственное (вполне осознанное) общение втягивается человек в грех. Сначала только перед Богом как забвение заповедей, а в последствии нередко и перед людьми. Именно поэтому не психология бессознательного или архетипа стала первой и самой разветвленной областью знания в истории человечества, а право, юриспруденция. Именно поэтому, на наш взгляд, и структурирование собственно психологии как науки, по принципу зеркального отражения, начинается со сложных запутанных форм индивидуального осознания действительности (психоанализ в широком смысле). И только в наше время (более чем через сто лет) всерьез начинают говорить о юридической психологии как самостоятельной области знания. Коснемся этого вопроса и мы.

Глава 3. О предмете юридической психологии

В юридической психологии как относительно молодой отрасли психологического знания продолжается обсуждение вопроса о ее предмете как самостоятельной науки. При этом, с нашей точки зрения, в настоящее время юридическая психология находится в процессе перехода от статуса отрасли знания к самостоятельной науке. Признание за этой областью психологического знания статуса отдельной науки требует дальнейшего уточнения предмета научных изысканий, т. е. определения круга тех специфических закономерностей человеческого поведения и психики, которые ни в какой другой области психологии не изучаются или же изучаются под совершенно иным углом зрения. Определение предмета науки, таким образом, непосредственно связано с определением ее конкретно-научной методологии. Сходство предмета родственных областей научного знания может компенсироваться различной методологией исследования, той глобальной точкой зрения (общенаучной методологией), на которой стоит ученый исследователь. По методологической позиции происходит и определение места научного знания в системе наук.

Так некоторые авторы рассматривают юридическую психологию как «научно-практическую дисциплину, которая изучает психологические закономерности системы „человек – право“» (Васильев В. Л., 1991 – 2). Здесь явно делается акцент на прикладном характере юридической психологии, почему и предмет ее определен достаточно общо. Еникеев М. И. и Кочетков О. Л. рассматривают юридическую психологию как область близкую к социальной психологии и изучающей «проявление и использование психологических закономерностей, психологических знаний в сфере правового регулирования и юридической деятельности» (5).

В своей докторской диссертации Еникеев М. И. детально исследует в том числе и вопрос статуса юридической психологии, подчеркивая, что «являясь пограничной наукой между психологией и правоведением, юридическая психология остается психологической дисциплиной – ее теоретическая основа состоит в закономерностях и особенностях психики человека; специфично лишь приложение, учет и использование этих закономерностей и особенностей человеческого поведения (выд. нами): юридическая психология рассматривает их применительно к сфере правовой регуляции» (4). Такое определение предмета научных изысканий уже полностью закрепляет за юридической психологией статус прикладной дисциплины, что отражено и в окончательном определении ее предмета: «юридическая психология исследует и систематизирует психологические основы правотворческой, правовоспитательной, правоприменительной, правоохранительной и пенитенциарной деятельности» (там же). Преувеличенный акцент на исключительно прикладном характере юридической психологии ведет к дальнейшему размыванию представлений о ее предмете вплоть до полного его исчезновения. Так, Столяренко А. М. высказал мысль, что предмет юридической психологии следует определять как его определяет психологическая наука в психологической части и как его определяет юридическая наука в юридической части (13). Очевидно, что такой подход является скорее уходом от проблемы, чем ее решением и неявным признанием невозможности на данный момент определить предмет юридической психологии как самостоятельной науки. Другая группа авторов считает, что юридическая психология имеет свой специфический предмет как сложившаяся или по крайней мере активно формирующаяся область научного знания. Так, Костицкий М. В., тщательно проанализировав различные определения предмета юридической психологии, имеющиеся в литературе, приходит к выводу, что она изучает «психологию государственно-правовых явлений как целостность, в которой нельзя отделить юридическое от психологического» (6). Здесь обоснованием специфичности предмета юридической психологии является указание на простое системное правило, что целое всегда больше составляющих его частей, а следовательно является уже некой новой организацией (системой, с точки зрения системного подхода), существующей по своим законам и требующей отдельного изучения, в данном случае специальной науки. Следует отметить, что выделение замкнутой целостной системы взаимосвязанных явлений во внешнем мире или социуме является изначальным моментом определения предмета той или иной области знания (3,7,9). Абстрактным определение системы является ее задание через пару множеств, первое из которых суть множество элементов системы, а второе множество всех возможных отношений между этими элементами, т. е множество уже пар, троек,… элементов, связанных некоторым отношением (3,9,12). Этот формальный системный подход позволяет достаточно просто создать методологическую базу для определения предмета и объекта научных изысканий. Так множеством элементов системы изучаемой, например, семейной психологией является некоторое множество людей (ограниченное городом, нацией, народностью или др.). Отношением «семейное положение», заданным над этим множеством, является множество пар, связанных браком или разводом. Множества троек, четверок и т. д. позволяют задавать более сложные родственные отношения. Так, например, семейность в азиатских странах задает отношение, включающее большее число родственников, для западных стран родственные связи старших и младших поколений не столь сильны, и ими часто можно пренебречь.

Динамика отношений в системе и является предметом научных изысканий, тело системы (множество элементов – людей, психических явлений, образов, текстов, стимулов и реакций и т. д.) является объектом исследований. В юридической психологии примером системного подхода в определении ее предмета может являться определение Романова В. В.: «предметом юридической психологии являются различные явления психики, индивидуально-психологические особенности личности участников правоотношений, вовлеченных в сферу правоприменительной деятельности, социально-психологические закономерности этой деятельности, воздействующей на психику и поведение участвующих в ней людей» (10). В более лаконичном варианте предмет юридической психологии часто определяют как поведение человека в правовом поле. Здесь уже сделана попытка указать и на критерий ограничения системы в рамках социума, а именно правовым полем. Предполагается, что можно в общем случае говорить о поведении людей и вне правового поля, что составляет содержание предмета других областей психологии. Однако это последнее утверждение, неявно обосновывающее все системные определения предмета юридической психологии, является совсем не столь безобидным, как это может показаться на первый взгляд. Из чего становится вполне понятной осторожность авторов, делающих существенный акцент на сугубо прикладном характере юридической психологии.

Действительно, могут ли проводиться все другие психологические исследования человека вне норм права. Достаточно очевидно, что нет. Не говоря уже о том, что всякий человек необходимо является субъектом и объектом правовой деятельности, следует подчеркнуть, что и всякое психологическое воздействие психолога исследователя на человека регулируется нормами права, будь то эксперимент по определению времени реакции или сложное тестовое обследование. Исследователь связан обязательствами о ненанесении какого либо вреда испытуемому, его действия подпадают под действующее законодательство РФ. Другое дело, что специальные вопросы правовой регламентации деятельности психолога очень слабо проработаны. Но это уже отдельный вопрос, не являющийся предметом этой статьи. Таким образом, никакая отрасль психологии не может исследовать поведение человека вне правового поля, вне правоприменительной деятельности, хотя на этом и не делается акцент кроме как в сфере собственно юридической психологии. Однако одного указания на этот акцент, по нашему мнению, совершенно недостаточно для того, чтобы определить предмет самостоятельной теоретической области психологического знания. Чтобы обойти этот вопрос некоторые исследователи и указывают на исключительно прикладной характер юридической психологии. Но, вероятно, возможен и другой путь. По нашему мнению, определению предмета юридической психологии не достает теоретико-психологического анализа специфики поведения человека в сфере правоприменительной деятельности, в правовом поле. Необходимо определить те устойчивые изменения поведения человека, которые возникают под действием применения к нему правовых норм. Таким образом, при определении предмета юридической психологии на первый план должно выступить некоторое измененное поведение человека в условиях применения к нему специальных норм права. По мысли Еникеева М. И. к юридической психологии относятся исследования «особенностей поведения человека в системе жесткой соционормативной регуляции – в системе права» (4). Очевидно, что далеко не всякую соционормативную регуляцию поведения человека в системе права следует называть жесткой. Можно привести большое количество примеров, когда, исполняя тот или иной закон, человек даже не вспоминает об ограничениях наложенных на его поведение, подобно мольеровскому литературному герою, который до определенного момента никогда не подозревал, что говорит прозой. Жесткой правовая регуляция становится в тех (и только в тех) ситуациях, когда имеет место совпадение выбранных или предпочитаемых в данный момент способов достижения целей (а в некоторых случаях и самих целей) с запрещенными нормами права. Возникает противоречие между внутриличностными морально-нравственными установками и положениями регулятивных правовых норм. А следовательно, возникшая психологическая ситуация, в которой развивается поведение, становится в той или иной степени экстремальной для ее участников. Здесь, однако, следует специально пояснить (и в этом смысле употребление Еникеевым М. И. термина «жесткой соционормативной регуляции» кажется нам абсолютно обоснованным), что, с нашей точки зрения, совпадение установок личности и норм права, ведущее к неэкстремальной ситуации, не возможно. Не следует путать норму права с нравственно-религиозной нормой. Право не полагает закона «Не убий» (наоборот, на войне за неубийство человек может быть осужден), право четко расписывает классы ситуаций когда, как и где убийство не может быть совершено, когда оно не влечет ответственности, а когда его несовершение влечет ответственность. Подобного типа установки личностью могут быть только усвоены, а будучи усвоенными они так или иначе делают личностное бытие экстремальным, как бы разрывая ее целостность (подробнее см. 12). Естественно можно говорить о большей или меньшей экстремальности тех или иных воздействий правового регулирования на человека, предполагать даже нулевую экстремальность (неэкстремальность) каких-то личностных ситуаций. Однако в любом случае этот круг проблем не входит в предметную область юридической психологии. А следовательно, не существует неэкстремальных условий жизнедеятельности и для всякого человека в той мере, в какой он находится в правовом поле. Тогда неэкстремальность существования человека есть абстракция. Эта абстракция оправдана для психологических исследований, но в реальности человек как социальное существо не существует вне правового поля с самого своего рождения.

Изменение экстремальности ситуации влечет применение специальных норм права. Слово «специальных» указывает здесь лишь на то, что в диалектическом процессе взаимодействия норм права и изменения экстремальности ситуации мы начинаем рассмотрение с изменения экстремальности ситуации. Нельзя говорить о том, что является первичным – изменение экстремальности ситуации, влекущее применение специальных норм права или применение некоторых норм изменяет экстремальность ситуации, и они уже становятся специальными нормами права в данном конкретном случае. Эта взаимосвязь является диалектической и неразрывной. Однако в итоге мы можем сказать, что применение к человеку специальных (в указанном смысле) норм права порождает изменение экстремальности ситуации и наоборот. При этом нам не важно как меняется экстремальность ситуации, нам важно, что процесс этот органически связан с применением к человеку специальных норм права. С психологической точки зрения то, что норма становится специальной относительно некоторой конкретной ситуации, означает и ее осознанность в той или иной мере. Т. е. необходимо начинает развиваться процесс соотнесения осознанной (принятой или не принятой) нормы права с внутренней системой морально нравственных установок. Все это ведет к изменению поведения человека. В соответствии с этим мы и предлагаем внести уточнение в определение предмета юридической психологии. Коротко можно сформулировать так, юридическая психология изучает психологические особенности и закономерности измененного поведения человека в условиях применения к нему специальных норм права. К этому определению следует дать следующие пояснения, демонстрирующие, в частности, его непротиворечивость с уже имеющимися определениями предмета юридической психологии.

1. Под особенностями поведения человека мы понимаем всю сферу психических проявлений, как непосредственно наблюдаемых, так и скрытых, восстановленных на основе внешних наблюдений, структур.

2. Изменения поведения человека происходят вследствие изменения экстремальности ситуации, которое, в свою очередь, произошло в диалектической взаимосвязи с применением к человеку специальных норм права.

3. Норма права применялась всегда как к конкретному человеку, так и ко всем людям. Изменение экстремальности ситуации сделало ее специальной относительно данного случая, что в свою очередь повлекло изменение поведения человека и изменение экстремальности. Диалектический процесс взаимодействия применения нормы права и изменения экстремальности ситуации влечет изменения индивидуальной психодинамики поведения (подробнее см.12).

Уточнения, внесенные нами в определение предмета юридической психологии, на наш взгляд, не только являются обобщением современного эмпирического и теоретического развития этой области психологического знания, но и ставят перед исследователями новые задачи. Так, если предметом изучения становится прежде всего измененное вследствие применения специальных норм права человеческое поведение, то необходимо изучать специфику этого изменения, достаточно полно исследовать и описать основные его закономерности, опираясь на обширную эмпирическую базу. Во-вторых, необходимо также более детально разработать и исследовать понятие экстремальности условий жизнедеятельности (УЖД) человека как их неотъемлемой характеристики, которая в диалектическом взаимодействии с применением норм права и порождает специфически измененное поведение, являющееся предметом юридической психологии (подробнее см.12). Наконец, третьей важной задачей является разработка специфического психодиагностического аппарата, приспособленного для оценки именно психодинамических изменений поведения в экстремальных УЖД (подробнее см.8,11,12).

Часть 2. Дезадаптация и реадаптация

Глава 1. Синдром посттравматических стрессовых нарушений как особая форма стрессогенной социальной дезадаптации

1.1. Причины возникновения, механизмы действия, факторы формирования посттравматических стрессовых нарушений

Круг явлений, вызывающих травматические стрессовые нарушения, достаточно широк и охватывает множество ситуаций, когда возникает угроза собственной жизни или жизни близкого человека, угроза физическому здоровью или образу «я».

Нарушения, развивающиеся после пережитой психологической травмы, затрагивают все уровни человеческого функционирования (физиологический, личностный, уровень межличностного и социального взаимодействия), приводят к стойким личностным изменениям не только у людей, непосредственно переживших стресс, но и у очевидцев, и у членов их семей. Посттравматические стрессовые нарушения способствуют формированию специфических семейных отношений, особых жизненных сценариев и могут влиять на всю дальнейшую жизнь.

Травматический стресс – особая форма общестрессовой реакции. Когда стресс перегружает психологические, физиологические, адаптационные возможности человека, он становится травматическим, т. е. вызывает психологическую тревогу. Травматический стресс – это переживание особого рода, результат особого взаимодействия человека и окружающего мира, это нормальная реакция на ненормальные обстоятельства.

Впервые термин «посттравматический стрессовый синдром», которым обозначалась разновидность вызванного тяжелым стрессом психического расстройства, был введен в 1980 году М. Горовицом и соавторами и включен в американскую диагностическую систематику OSM-III-P.

Подчеркивая некоторые особенности длительных послестрессовых расстройств, Е. Линдерман в 1944 году предложил использовать для их определения понятие «патологическое горе». По мнению автора, сюда может быть отнесена аномальная реакция субъекта на несчастье, вследствие которой развиваются различные психические и психосоматические расстройства. «Патологическое горе» – это синдром, имеющий специфическую психопатологическую и соматическую симптоматику. Он может развиваться непосредственно после несчастья или спустя какое-то время, может быть преувеличенно выражен или малозаметен. При соответствующем лечении, по мнению автора, этот патологический синдром способен успешно трансформироваться в «нормальную реакцию на горе», а затем исчезнуть вообще.

Все расстройства, наблюдаемые у пострадавших в результате несчастных случаев, сгруппированы автором следующим образом:

1. Психогенно обусловленные соматические расстройства (чувство сжимания в горле, одышка, мышечная слабость и т. п.).

2. Озабоченность постоянным представлением утраты.

3. Чувство тоски.

4. Реакция враждебности и раздражительности.

5. Утрата присущих ранее стереотипов поведения.

Особое внимание клиницистов второй половины 70-х годов привлекло влияние стрессов военного времени. Среди наиболее частых расстройств отдаленного периода в этих случаях отмечались: повторяющиеся навязчивые воспоминания, которые часто имели форму ярких образных представлений и сопровождались угнетением, страхом, соматическими расстройствами, состоянием отчуждения и безразличия с утратой обычных интересов и чувством вины; устрашающие сновидения, связанные с предыдущим военным опытом; повышенная возбудимость и раздражительность. Для обозначения синдрома посттравматических стрессовых нарушений в литературе широко используется аббревиатура PTSD (Post traumatic stress disorder).

В основе PTSD, по мнению большинства исследователей этого вопроса, лежит психическая травма, обозначаемая как «событие», способная вызвать тяжелый психический стресс. Во всех случаях такое событие необычно для личности и сопровождается страхом, ужасом, ощущением беспомощности.

Ряд факторов усиливает психическую травму. Наиболее значимые из них – непосредственная вероятность смерти, идентификация себя с жертвой, утрата социальных связей, неопределенность отдаленных последствий.

Большую сложность представляет определение патогенетических механизмов PTSD. В настоящее время существуют различные взгляды на них и, соответственно, несколько новых подходов к их изучению. В связи с этим Е. Брег предлагает различать психологические, биологические, комплексные модели патогенеза. Среди психологических моделей наибольший интерес представляют модели, предложенные М. Горовицом. Он опирался на идеи 3. Фрейда. Фрейд, обследуя солдат, принимавших участие в первой мировой войне, страдавших ночными кошмарами, предположил, что эти сны отображают первичную локализацию травматических образов, а их повторение – инфантильная форма защиты, когда постоянное восстановление в памяти несчастья приводит к формированию защитного опыта. Имеющиеся при этом у больных расстройства Фрейд классифицировал как невротические («травматический невроз»). Позднее он предположил, что при травматическом неврозе имеются негативные и позитивные реакции. Первые как бы вытесняют травму подавлением, избеганием и фобиями, а вторые, наоборот, напоминают о ней в виде воспоминаний, образов, фиксации.

У М. Горовица этим группам реакций соответствует группа симптомов отрицания и повторного переживания. Фактор внешнего воздействия автор определил как «травматическое стрессовое событие», несущее абсолютно новую информацию, которую индивид должен интегрировать в предыдущий жизненный опыт. В ходе клинического исследования установлено, что симптоматически отрицание проявляется амнезией, нарушением внимания, общей психической заторможенностью, стремлением избегать любых упоминаний о травме или ассоциаций, связанных с ней. Симптоматика «повторного переживания» характеризуется повторяющимися навязчивыми мыслями, расстройствами сна, ощущением тревоги. В настоящее время наиболее перспективны теоретические разработки патогенеза, учитывающие как психологические, так и биологические аспекты развития PTSD. В частности, Л. Колд, обобщив данные психофизиологических и биохимических исследований у ветеранов войны во Вьетнаме, указывает на то, что в результате чрезвычайного по интенсивности и продолжительности стимулирующего воздействия происходят изменения в нейронах коры головного мозга, в первую очередь при этом страдают зоны мозга, связанные с контролем над агрессивностью и циклом сна.

Б. Колодзин в одной из своих работ подразумевает под посттравматическим стрессом прежде всего то, что человек пережил травмирующее событие. Другая сторона посттравматического стресса, по его мнению, относится к внутреннему миру личности и связана с реакцией человека на пережитые им события. Таким образом, говоря о PTSD, автор имеет в виду, что человек пережил одно или несколько травмирующих событий, которые глубоко затронули его психику. Эти события так резко отличались от всего предыдущего опыта или причиняли настолько сильные страдания, что человек отвечает на них бурной отрицательной реакцией. Нормальная психика в подобной ситуации стремится смягчить дискомфорт: человек, переживший такую ситуацию, коренным образом меняет свое отношение к окружающему миру. Автор выделяет следующие клинические симптомы, наблюдаемые при посттравматическом стрессе:

1. Немотивированная бдительность.

2. «Взрывная» реакция.

3. Притупленность эмоций.

4. Агрессивность.

5. Нарушения памяти и концентрации внимания.

6. Депрессия.

7. Общая тревожность.

8. Приступы ярости.

9. Злоупотребления наркотическими и лекарственными веществами.