Оценить:
 Рейтинг: 0

Дух любви

Год написания книги
1931
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 19 >>
На страницу:
6 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Итак, Джанет ждала своего часа и проводила дни, как и прочие замужние женщины Плина: пекла пироги, убирала в доме, чинила одежду мужа и сына. По воскресеньям – посещение церкви, обсуждение с соседками последних новостей за чашкой крепкого чая с кусочком шафранного или макового кекса, вечером семейный ужин, и вот наконец ребенок уложен в кроватку и она спокойно засыпает рядом с мужем до следующего утра.

Весной 1833 года, через две недели после того, как Сэмюэлю исполнилось два года, у него появилась сестра.

Она была светловолосой, голубоглазой, очень походила на Сэмюэля и доставляла родителям так же мало хлопот, как и он в ее возрасте.

При крещении девочке дали имя Мэри, и Томас стал почти так же гордиться дочерью, как гордился сыном.

Хоть Томас и тешил себя надеждой, что глава семьи именно он, последнее слово всегда оставалось за Джанет. Достаточно было ей бросить мужу одно-единственное слово, и тот отправлялся на работу с досадой в душе, чувствуя себя побежденным. Он называл это «уступкой Джени», но здесь было нечто иное – бессознательное подчинение характеру более уравновешенному, но и более сильному, чем его собственный.

Он никогда бы в этом не признался, но, пользуясь его же словами, которых он, правда, ни разу не произнес вслух, Томасу «никак не удавалось раскусить Джанет». Она была его женой, он любил и уважал ее, их связывали общий дом и двое детей, но мысли ее были для него тайной. Иногда она внезапно замолкала и подолгу смотрела через окно на море странным, отсутствующим взглядом.

Он не раз замечал это, когда, улучив свободную минуту после дневных трудов, по вечерам играл с детьми, а она тем временем сидела, уйдя в свои мысли и словно забыв о вязанье, которое держала на коленях.

– Джени, о чем ты думаешь? – спрашивал он, и она либо с улыбкой, молча встряхивала головой, либо произносила в ответ сущий вздор вроде:

– Если бы это зависело от меня, Томас, то я была бы мужчиной.

Такой ответ его еще больше обескураживал. Отчего бы ей хотеть быть мужчиной, когда нет в Плине дома лучше, детей прелестней, а мужа более любящего и преданного, чем у нее?

– И впрямь, Джени, порой ты для меня все одно что загадка, – говорил он, вздыхая.

И правда, ее настроение менялось с быстротой летней молнии, она подходила к нему, садилась рядом на пол, где он играл с детьми, и принималась играть вместе с ними или задавала ему разумные вопросы, на которые мужчина может ответить, – например, как идут дела на верфи. Затем, иногда даже не дав ему опомниться, принималась городить какой-нибудь дикий вздор вроде того, что ей жалко старика Дана Крабба, которого наконец-то поймали на контрабанде и отправили на суд в Садмин.

– Вот те на! Да он же преступник, и двуличный негодяй в придачу. Обманывает таможенников его величества, нарушает законы и поднимает руку на мирных людей.

– Да, Томас, но при всем том это истинно мужское занятие.

– Ты что же, истинно мужским занятием называешь такую мерзость, как контрабанда? Что до меня, так я ни одному из них руки не подам, чтобы не запачкаться.

– Ну а я, наоборот, и сама подам, и их пожму, если предложат. Я часто представляла себя на их месте. В Ланниветской пещере кромешная тьма и ни единого звука, кроме плеска волн о берег. Но вот сквозь тьму пробивается слабый свет, слышится глухой скрип уключин. Приглушенный свист, сапоги хрустят по гальке, когда пробираешься навстречу лодке. Пока товар разгружают, голосов почти не слышно, все переговариваются шепотом, потом громкий крик с вершины холма, на берегу начинается невесть что, и ты бежишь со всех ног, волосы развеваются на ветру, а за спиной у тебя пыхтят шесть таможенников. Жизнь и смерть, Томас, сливаются воедино, и некогда думать о времени.

Она смеялась, глядя на его растерянное лицо.

– Ты считаешь меня женщиной без стыда и совести?

Он ответил ей торжественным, как у судьи, голосом:

– Ах, Джени, смотря по тому, куда ты побежишь.

Малыши во все глаза смотрели на мать; Мэри уютно устроилась на руках у отца, Сэмюэль держал его за рукав куртки; они были почти на одно лицо и оба – точная копия Томаса. Джанет с улыбкой смотрела на них, все трое принадлежали ей, возможно, были частью ее существа; но другая его часть незаметно ускользала из теплой, приветливой комнаты, от этих дорогих, любимых лиц и улетала за тихие холмы и оживленную гавань Плина, через моря и небо – туда, к неведомым просторам, к безымянным звездам.

Глава пятая

На следующее Рождество в Плине выпал снег. Легким пухом лежал он на холмах и полях, защищая землю от зимней стужи. Даже ручей в Полмирской долине покрылся льдом, а неподвижные деревья мрачными скелетами темнели на фоне неба. Потом тучи рассеялись, с голубых небес засияло солнце и жестокий мороз сменила оттепель, покрыв землю серыми лужами.

Томас поднялся в Труанскую рощу и вернулся с огромной охапкой остролиста, усеянного огненно-красными ягодами. Вместе с Джанет они перевили ветки остролиста срезанным у дома плющом и украсили гирляндами все комнаты, а Томас в придачу сплел из ветвей остролиста крест и повесил его над крыльцом.

Джанет хлопотала на кухне, готовясь к встрече радостного дня; в доме ждали гостей, и она знала, что те быстро расправятся с бисквитами, пудингами и пирогами, а может быть, захотят еще и по чашке бульона, перед тем как выйти на холодный вечерний воздух.

Томас сидел у очага с Библией на коленях, а двое малышей теребили Джанет за юбку, выпрашивая у нее хоть кусочек того, чем так вкусно пахло с противня над очагом.

– Ну-ну, будьте хорошими детьми и оставьте маму в покое, а то не пробовать вам пудинга до самого конца Рождества, – ворчала мать.

Что же до отца, то и он не удержался от искушения проявить родительскую власть и сурово обратился к Сэмюэлю:

– Отойди от мамы, Сэмми, и оба перестаньте клянчить. Подойдите к папе и послушайте, какую хорошую книгу он вам почитает.

Дети молча повиновались, и мальчик потащил за собой маленькую сестренку, которая еще почти не умела ходить. Тщательно выговаривая каждое слово, Томас читал первые главы из Евангелия от Матфея, но дети были слишком малы и не понимали, о чем рассказывает им отец, поэтому они тихо сидели у его ног и спокойно играли с куклой в рваном платье, мирно деля ее между собой.

Джанет распрямила спину и, подбоченившись, с минуту смотрела на них. Прибраться на кухне, поужинать, уложить детей спать, а там, глядишь, уже пора надевать капор и шаль и отправляться под руку с Томасом ко всенощной в Лэнокскую церковь, оставив услужливую соседку последить за домом.

Но в ту ночь идти в церковь Джанет почему-то не хотелось. У нее не было желания слушать слова священника, петь вместе со всеми рождественские гимны и, опустившись на колени перед алтарной преградой, принимать Святое причастие. Ее вдруг неодолимо потянуло выскользнуть во тьму и побежать к тропинке, вьющейся по скале, с которой открывается безбрежная панорама моря, где луна прокладывает по воде серебряную тропу, ведущую с темного моря на небо; где она будет ближе к миру и покою, чем стоя на коленях в Лэнокской церкви, ближе к тому, чему нет имени; где можно забыть о бренном бытии и слиться с тем, что не ведает времени, где нет ни сегодня, ни завтра.

«Не благочестие, подобающее рождественской мессе, испытываю я сегодня, – думала она, – но желание побыть одной, подставив лицо лунному свету».

Словно очнувшись ото сна, она стала накрывать на стол к ужину, лихорадочно придумывая предлог, чтобы не идти к мессе. Но Томас сам подсказал ей его:

– У тебя под глазами тени, Джени, да и лицо что-то слишком бледное и усталое. Ты неважно себя чувствуешь?

– Наверное, дело в готовке, я слишком долго стояла у плиты. Оттого и голова болит, и спину ломит. Может быть, мне лучше остаться дома, Томас? Ты можешь и без меня сходить в Лэнок.

– Мне бы не хотелось оставлять тебя одну в сочельник, дорогая. Это будет в первый раз, с тех пор как мы поженились.

– И все же так лучше. Завтра придут гости, и я должна быть здорова.

На том и порешили, и когда из-за полей донесся тихий звон колоколов Лэнокской церкви, Томас взял фонарь и один отправился к мессе. Стоя на крыльце под крестом из остролиста, который поскрипывал и вздыхал над ее головой, Джанет смотрела, как муж поднимается вверх по холму. Соседка, в чьей помощи нужды больше не было, тоже ушла, пожелав ей доброй ночи и счастливого Рождества. Джанет осталась в доме с детьми, крепко спавшими в комнате на втором этаже. Она приготовила горячий бульон для мужа, который вернется из церкви голодным и продрогшим, затем накинула на плечи шаль и высунулась из окна. Земля была все еще покрыта тонким слоем снега.

Луна стояла высоко в небе, и тишину ночи нарушал лишь рокот волн, бьющихся о скалы за гаванью. Джанет неожиданно поняла, что должна последовать голосу сердца и идти к скалам.

Она спрятала ключ от двери за корсаж, накинула на плечи шаль и вышла на улицу. Ей казалось, что внезапно выросшие крылья быстро уносят ее от дома, от спящих детей, вверх по крутой, узкой улочке Плина к побелевшим от мороза холмам, к безмолвному небу.

Джанет прислонилась к стене разрушенного Замка; у ее ног лежало море, в лицо ярко светила луна. Она закрыла глаза и сразу почувствовала, что все бередившие ее ум мысли отлетели, что усталое тело покинуло ее и она обрела странную силу и ясность сродни силе и ясности самой луны. Открыв через мгновение глаза, она обнаружила, что окутана туманом, а когда он рассеялся, увидела фигуру человека, который стоял на коленях перед скалой, опустив голову на руки. Она знала, что он исполнен мучительного отчаяния и горечи, что его несчастная заблудшая душа взыскует ее утешения.

Она подошла, опустилась рядом с ним на колени и, прижав его голову к своей груди, стала гладить рукой его седые волосы.

Он поднял на нее дикие карие глаза, горящие безумным страхом.

И она поняла, что он принадлежит будущему, тому времени, когда она будет мертвой лежать в могиле, но узнала в нем того, кто принадлежит ей, и только ей.

– Успокойся, любимый мой, успокойся, отбрось свои страхи. Я всегда рядом с тобой, всегда, никто тебя не обидит.

– Почему ты не приходила раньше? – прошептал он, крепче прижимая ее к себе. – Они пытались отнять меня у тебя, весь мир черен и полон демонов. Дорогая, любимая, нет правды, нет для меня дороги, которую я мог бы выбрать. Ты поможешь мне, ведь правда, поможешь?

– Мы будем страдать и любить вместе, – ответила она. – Каждая радость, каждая боль твоей души и твоего тела будут и моими. Дорога сама скоро тебе откроется, и тогда мрак покинет твою душу.

– Я часто слышал твой шепот и внимал твоим благословенным словам утешения. Ведь мы разговаривали друг с другом, одни в тиши моря, на палубе корабля, который есть часть тебя. Почему ты раньше никогда не приходила, чтобы вот так же меня обнять и прижать мою голову к своему сердцу?

– Я не понимаю, – сказала она, – не знаю, откуда мы явились, не знаю, как спала с моих глаз пелена и я пришла к тебе. Но я услышала, как ты зовешь меня, и ничто не смогло меня удержать.

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 19 >>
На страницу:
6 из 19