– Как обычно, – отвечал я. – Полон невероятных идей, одна другой интереснее.
– Я рада, что ты хорошо провел вечер, – звучало в ответ, однако с таким сарказмом, будто она ни минуты не сомневалась, что ничего хорошего не было.
Однажды, когда я засиделся дольше обычного и явился домой около двух часов ночи несколько навеселе, она сказала мне, что Магнус выкачивает из меня все и что я делаюсь похож на шар, из которого выпустили воздух.
Тогда произошла наша первая ссора, и я не знал, что мне делать. Она ходила по гостиной взад и вперед, без конца поправляла диванные подушки, вытряхивала пепельницу со своими же окурками, в то время как я, надувшись, сидел на диване. Мы легли в постель, не проронив ни слова, но на следующее утро, к моему полному удивлению и невероятному облегчению, она вела себя так, будто ничего не случилось, – сама теплота и нежность. О Магнусе даже не вспоминали, но для себя я решил, что впредь буду ужинать с ним, только если ее не будет дома.
Сегодня, когда Магнус повесил трубку, я не чувствовал себя как проколотый воздушный шар (кстати, если вдуматься, не очень приятное сравнение – вызывает ассоциации со зловонной отрыжкой и вообще с чем-то малоаппетитным). Просто возбуждение прошло, да и немного было не по себе – почему это он вдруг решил испытать состав В? Может, он хочет сначала убедиться в своих догадках на несчастной обезьяне, перед тем как подвергнуть меня, подопытного кролика, каким-то более серьезным испытаниям? Да, но во флаконе А еще достаточно содержимого, и я мог бы продолжить…
Все эти мысли не давали мне покоя. Продолжить? Как алкоголик, которому уже невмоготу – лишь бы только выпить. И я вспомнил слова Магнуса о том, что, возможно, препарат обладает наркотическим эффектом. Вероятно, еще и поэтому Магнус хотел сначала испытать его на обезьяне. И я представил, как бедное животное с мутными глазами мечется по клетке в ожидании следующего укола.
Я достал из кармана фляжку и хорошенько прополоскал ее. Однако обратно на полку не поставил, поскольку миссис Коллинз могло взбрести в голову куда-нибудь ее убрать, и тогда, если вдруг она мне понадобится, придется выяснять, где она, а это уже совсем ни к чему. Ужинать было еще рано, но поднос с ветчиной, салатом, фруктами и сыром выглядел так соблазнительно, что я решил отнести его в музыкальный салон и провести весь вечер у камина.
Я взял наугад несколько пластинок и начал ставить одну за другой на проигрыватель. Но какие бы звуки ни наполняли комнату, мысленно я все время возвращался к тому, что увидел в тот день: прием в монастыре, свежевание туш на деревенском лугу, музыкант в капюшоне с двумя рогами в руках, в окружении детей и лающих собак, и, конечно же, та молодая женщина с косами и с украшенным драгоценными камнями обручем – та, у которой шестьсот лет назад был такой скучающий вид, пока один мужчина не сказал ей каких-то слов, которых я не смог расслышать, а она в ответ подняла голову и улыбнулась.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующее утро на подносе с завтраком я обнаружил письмо от Виты. Оно было написано в доме ее брата на Лонг-Айленде. Вита сообщала, что стоит страшная жара и они весь день не вылезают из бассейна и что Джо на этой неделе нанял яхту и везет свою семью в Ньюпорт. И как жаль, что мы раньше не знали о его планах – я бы привез мальчиков, и мы все лето были бы вместе. А теперь уже поздно, ничего не изменишь. Остается надеяться, что в доме профессора тоже неплохо отдохнем – кстати, а как там всё? Может, нужно привезти запас продуктов из Лондона? Она вылетает из Нью-Йорка в среду и надеется, что в лондонской квартире ее будет ждать мое письмо.
Сегодня как раз среда. Она прилетает в Лондон приблизительно в десять вечера, и никакого письма в квартире не обнаружит, потому что я ждал ее только в конце недели.
Мысль о том, что уже через несколько часов Вита будет в Англии, просто потрясла меня. Я-то считал, что у меня в запасе еще несколько дней и я могу ими распоряжаться, как мне заблагорассудится, так нет же: теперь начнутся бесконечные телефонные звонки, требования и вопросы – в общем, семейная жизнь со всеми ее прелестями. Пока она не позвонила, я срочно должен что-то придумать, хотя бы на несколько дней задержать ее и мальчиков в Лондоне.
Магнус предложил вариант с водопроводом. Может быть, он не так уж и плох, но, с другой стороны, когда Вита в конце концов приедет, она, естественно, начнет расспрашивать обо всем миссис Коллинз, и та вылупит глаза от удивления. А может быть, сказать, что комнаты еще не готовы? Нет, это, конечно, заденет миссис Коллинз и отрицательно скажется на дальнейших отношениях между двумя дамами. Может быть, свалить все на электричество? Нет, ничем не лучше водопровода. Больным прикинуться я тоже не могу, поскольку тогда-то уж она точно примчится – закутает меня в одеяла и повезет в лондонскую больницу. Она доверяла только самым престижным клиникам. Но я должен, должен что-нибудь придумать, хотя бы ради Магнуса. Я здорово его подведу, если после таких удачных двух попыток неожиданно придется прервать эксперимент.
Сегодня среда. Так. Значит, можно провести эксперимент в среду, в четверг сделать перерыв, затем эксперимент в пятницу, в субботу перерыв, снова эксперимент в воскресенье. И если Вита все же решит непременно приехать в понедельник, пусть приезжает. Таким образом, я мог бы совершить еще три «путешествия» (правильное слово наркоманы нашли), при условии, конечно, что все пойдет по плану и я правильно рассчитаю время и не буду делать глупостей – тогда и побочные явления будут сведены к нулю, как вчера, за исключением разве что чрезмерного возбуждения, которое я, несомненно, тут же распознаю и приму соответствующие меры предосторожности. Во всяком случае, в настоящий момент никакого возбуждения я не испытывал: от письма Виты, наоборот, я несколько приуныл, и, по-видимому, из этого состояния мне сегодня уже не выйти.
Позавтракав, я сообщил миссис Коллинз, что вечером моя жена прибывает в Лондон и, возможно, на следующей неделе, в понедельник или во вторник, она с мальчиками приедет сюда. Миссис Коллинз тут же составила список продуктов, которые нужно закупить. Так что у меня появился хороший повод съездить в Пар, а заодно и обдумать текст письма Вите, которое она получит завтра утром.
Первый, с кем я столкнулся в бакалейной лавке, был викарий из церкви Святого Андрея: он тут же подошел ко мне поздороваться. На этот раз я представился (лучше поздно, чем никогда) – сказал, что меня зовут Ричард Янг и что, расставшись с ним у церкви, я последовал его совету и тотчас отправился в библиотеку Сент-Остелла.
– Вы все же настоящий энтузиаст, – с улыбкой сказал он. – Вам удалось найти то, что вас интересует?
– Да, кое-что, – ответил я. – Я не обнаружил там наследственной владелицы этих земель Изольды де Кардингем, зато нашел ее внучку Изольду Карминоу, дочь Рейнольда Феррерса из Девона.
– Подождите, подождите… Рейнольд Феррерс, – сказал он. – Если я не ошибаюсь, это сын сэра Уильяма Феррерса, который женился на Изольде де Кардингем. Так значит, ваша Изольда – их внучка. Я знаю, что старшая Изольда продала поместье Тайуордрет за сто фунтов стерлингов одному из Шампернунов – это было в 1269 году, незадолго до ее брака с Уильямом Феррерсом. Неплохая сумма по тем временам.
Я быстро подсчитал в уме. Получалось, что моя Изольда навряд ли могла родиться раньше 1300-го. На приеме у епископа она выглядела не старше двадцати восьми, а следовательно, это было приблизительно в 1328 году.
Я обошел с викарием весь магазин, пока тот выбирал, что ему нужно купить.
– А вы и сейчас отмечаете в Тайуордрете Мартынов день? – спросил я.
– Мартынов день? – повторил он рассеянно: он не знал, какое выбрать печенье. – Простите, я не совсем внимательно слушал вас. До Реформации это действительно был большой праздник. Мы отмечаем день святого Андрея – обычно в середине июня устраиваем большой церковный праздник.
– Извините, – пробормотал я, – у меня все праздники перепутались. Дело в том, что сам я получил католическое воспитание: обучался в Стоунихерсте, и, помнится, канун дня святого Мартына всегда был каким-то особенным…
– Вы абсолютно правы, – прервал он меня, улыбаясь. – Но, скорее всего, вы тогда отмечали День перемирия – одиннадцатое ноября, не так ли? Он еще называется Мирное воскресенье. Но раз вы католик, мне понятно, почему вас так интересует старый монастырь.
– Я уже давно не хожу в церковь, – признался я, – но вы правы. Старые привычки неистребимы. А вы когда-нибудь устраиваете ярмарки на деревенском лугу?
– Нет, – сказал он обескураженно, – и, честно говоря, я не знаю никакого такого деревенского луга в Тайуордрете. Извините…
Он нагнулся и стал вынимать из корзины покупки, и продавец переключил свое внимание на меня. Я показал ему список миссис Коллинз, а викарий, пожелав мне всего доброго, вышел из магазина. Наверное, он принял меня за сумасшедшего, а может быть, за одного из чудаковатых друзей профессора Лейна. Я забыл, что канун Мартынова дня – это как раз 11 ноября. Странное совпадение: тогда – убой скота, а в нашем времени – поминовение бесчисленного количества убиенных на войне. Нужно сказать Магнусу.
Я вышел из бакалейной лавки, свалил покупки в багажник и поехал из Пара в Тайуордрет. Но на этот раз я не стал, как накануне, останавливаться у мужской парикмахерской, а медленно поехал вверх по центральной улице деревни, пытаясь определить, где же находился деревенский луг. Однако из этого ничего не получилось. Справа и слева от меня тянулись дома; на вершине холма дорога разветвлялась: направо – на Фой, а налево, как значилось на указателе, – на Тризмилл. Отсюда, с вершины этого холма, вчера спускался епископский кортеж и ехали крытые экипажи, украшенные фамильными гербами Карминоу, Шампернунов и Бодруганов. Если эта развилка существовала в те дни, сэр Джон Карминоу, возвращаясь домой, должен был поехать направо, на Лостуитиел, и далее в свое поместье Бокенод, где в ожидании родов маялась его супруга. Сегодня Бокенод называется Боконнок – это обширные земли в нескольких милях от Лостуитиела: по пути из Лондона я проезжал ворота на территорию усадьбы. Где же тогда жил главный владелец всех здешних земель сэр Генри де Шампернун? Его жена Джоанна сказала управляющему, моему проводнику Роджеру: «Бодруганы сегодня ночуют у нас». Так где же находилась его усадьба?
На вершине холма я остановил машину и посмотрел вокруг. В самой деревне Тайуордрет не видно было ни одного большого дома. Некоторые постройки, возможно, относились к концу восемнадцатого века – самое раннее. По логике вещей, помещичьи усадьбы не могли исчезнуть бесследно – разве что случится пожар, но даже, если дом сгорал дотла или от старости рушились стены, все равно впоследствии хотя бы фундамент обязательно использовался: на нем, как правило, возводился фермерский дом, владельцы которого обрабатывали бывшие поместные земли. Шампернуны должны были построить свою усадьбу где-то здесь, в радиусе одной или двух миль от монастыря и церкви; правда, они могли жить и в старом доме, который Изольда Кардингем продала им вместе с землей в 1269 году. Вон туда, вниз по дороге, идущей от развилки налево – на Тризмилл, согласно современному указателю, проехала в своем нарядном экипаже, возвращаясь с приема в монастыре, Джоанна, сгоравшая от нетерпения побыстрее оказаться дома, и вместе с ней ее печальный супруг сэр Генри и их сын Уильям, а следом – ее брат Отто Бодруган с женой Маргарет.
Я взглянул на часы. Было начало первого, и миссис Коллинз, наверное, уже заждалась меня с продуктами, да и обедать пора. К тому же я должен написать письмо Вите.
Сразу после обеда я уселся за письмо. На его сочинение я потратил не менее часа. Не могу сказать, чтобы я остался доволен результатом, но все же надеялся, что оно сработает.
Дорогая, – писал я. – Сегодня утром получил твое письмо, и только тут до меня дошло, что ты прилетаешь уже сегодня и, значит, мой ответ получишь лишь завтра. Прости, если я сбиваю твои планы. Дело в том, что здесь оказалось немало работы по дому, и, чтобы привести его в надлежащий вид и подготовить к вашему приезду, я тружусь не покладая рук. Миссис Коллинз, прислуга Магнуса из местных, мне очень помогает, но ты можешь представить себе, что такое холостяцкий дом, к тому же Магнус не появлялся здесь с Пасхи, – в общем, дел более чем достаточно. Да еще Магнус попросил меня разобрать его бумаги и кое-что сделать: у него здесь в лаборатории масса всяких научных материалов, причем трогать ничего нельзя, так что нужно было спрятать все в надежное место. Он попросил меня об этом в качестве личного одолжения, и я, понятно, не мог ему отказать – все-таки он предоставил нам дом совершенно бесплатно. Будем считать, что это, так сказать, услуга за услугу. Думаю, к понедельнику я управлюсь, но ближайшие дни, включая субботу и воскресенье, я еще должен поработать. Кстати, погода отвратительная. Вчера не переставая лил дождь, так что пока ты ничего не теряешь, но местные обещают, что со следующей недели погода установится.
О продуктах не беспокойся: миссис Коллинз уже обо всем позаботилась, она прекрасно готовит – на этот счет можешь не волноваться. Думаю, тебе не составит труда занять чем-нибудь мальчиков в Лондоне: пусть походят по музеям, посмотрят, что они еще не видели, а ты, конечно, захочешь встретиться с друзьями. Так что, дорогая, жду вас на следующей неделе, и к тому времени, обещаю, будет полный порядок.
Рад, что ты хорошо провела время у Джо. Да, ты права: неплохо, наверное, было бы, если бы я поехал с мальчиками в Нью-Йорк. Но что теперь об этом говорить – все мы крепки задним умом. Надеюсь, дорогая, перелет не слишком тебя утомил. Получишь письмо – позвони.
Люблю. Целую. Дик
Я перечитал письмо дважды. Во второй раз оно показалось мне лучше: звучало вполне правдоподобно. Я ведь и в самом деле выполнял поручения Магнуса. Когда я вру, я предпочитаю, чтобы ложь опиралась на фактическую основу – и совесть не так мучает, и чувство справедливости не слишком страдает. Я наклеил марку и положил конверт в карман, но тут же вспомнил, что Магнус просил прислать ему в Лондон пузырек В из лаборатории. После недолгих поисков я нашел маленькую коробочку, бумагу, веревку и спустился в лабораторию. Я сравнил пузырьки А и В – на вид никакой разницы. В кармане пиджака со вчерашнего дня лежала фляжка, и я быстро отлил в нее необходимое количество состава из пузырька А. Теперь я мог сам решать, принимать мне его или нет, и если да, то в какой момент.
Потом я запер лабораторию, поднялся наверх в библиотеку и посмотрел в окно – узнать, какая погода. Дождь перестал, и небо постепенно расчищалось, тучи уходили к морю. Я тщательно упаковал пузырек В и поехал в Пар на почту – отправить бандероль и опустить письмо. Сейчас меня гораздо меньше интересовало, что же скажет Вита, прочитав мое послание, чем то, как будет вести себя обезьяна во время своего «путешествия» в неведомый мир. Покончив с делами, я поехал через Тайуордрет и на развилке свернул налево, к Тризмиллу.
Дорога была узкая и круто спускалась вниз к долине, по обе стороны от нее простирались поля, а в самом низу, где уклон был особенно резкий, вдруг выныривала на горбатый мост, под которым проходила железная дорога, соединяющая Пар с Плимутом. Я притормозил у моста и услышал гудок паровоза, которого еще не мог видеть, поскольку он выходил из туннеля справа от меня, но через несколько минут, грохоча, появился и сам поезд, он прошел под мостом и сразу повернул, направляясь через долину к Пару. Вновь в памяти всплыли наши студенческие годы. Мы с Магнусом всегда приезжали сюда на поезде, и, как только он выходил из туннеля на отрезке между Лостуитиелом и Паром, мы обычно снимали с полки чемоданы. Мне хорошо были знакомы тогда и эти поля на высоких крутых склонах слева от состава, и долина справа, поросшая тростником и приземистыми ивами, – и вот уже станция, где на большой черной доске белыми буквами написано: «ПАР. ПЕРЕСАДКА НА НЬЮКЭЙ». Это означало, что мы приехали.
Теперь, наблюдая, как поезд исчезает за поворотом в долине, я совсем другими глазами смотрел на эту местность – по-видимому, появление железной дороги приблизительно сто лет назад не могло не сказаться на ландшафте, на рельефе холмов, ведь дорога была буквально врезана в склон. А кроме железной дороги, я обнаружил и другие следы насильственного вторжения в эту местность. Открытые карьеры обезобразили противоположную сторону долины в верхней ее части, где столетие назад вовсю действовали шахты по добыче железной и медной руды. Я помню, как капитан Лейн рассказывал однажды за ужином, что во времена королевы Виктории на рудниках работали сотни людей, а когда промысел пришел в упадок, многие шахтеры покинули этот район, другие устроились на более перспективные каолиновые разработки.
Когда поезд скрылся из виду и грохот колес затих, в долине вновь наступила полная тишина, полная неподвижность, только лениво передвигались стада коров, пасущихся на низинных лугах у подножия холма. Я с выключенным двигателем медленно катил по дороге до того места, где снова начинался резкий подъем вверх, уже на противоположной стороне долины. Здесь через луг протекал тихий ручей, через который был перекинут низкий мост, и тоже паслись коровы, а чуть выше, справа от дороги, находились старые фермерские постройки. Я опустил стекло и посмотрел вокруг. От фермы с лаем бежал пес, за ним следовал человек с ведром в руке. Я выглянул из окна и спросил, не Тризмилл ли это.
– Да, правильно, – ответил он. – Если поедете прямо, попадете на шоссе из Лостуитиела в Сент-Блейзи.
– А вы не знаете, – спросил я, – где тут старая мельница?
– От нее ничего не осталось, – ответил он. – Вон там, где то здание, и была мельница. Да сами видите, что осталось от реки. Главное русло давно изменили, еще до моего рождения. Говорят, пока не построили мост, здесь был брод. Река текла прямо поперек этой дороги, и чуть не вся долина была затоплена водой.
– Да, – сказал я, – да, вполне возможно.
Он указал на небольшой дом, стоявший по другую сторону ручья.
– А здесь когда-то была пивная, – пояснил он, – когда вели разработку на шахтах в Лейнскоте и Каррогете. В субботу вечером там собирались шахтеры – так мне рассказывали. Да, не много уж осталось людей, кто еще помнит старые времена.
– А вы не знаете, – спросил я, – нет тут в долине какого-нибудь фермерского дома, который когда-то, в старые времена, мог служить помещичьей усадьбой?
Он ненадолго задумался, потом ответил:
– Там, позади нашей фермы, есть ферма Тривенна, прямо на дороге в Стоунибридж, но я не слышал, чтобы их дом был старый; потом Тринадлин и еще, конечно, Триверран – вон там, в долине, недалеко от туннеля. У них, пожалуй, старый дом, даже очень, построен сотни лет назад.