Перо Мнемозины

Как вышло, что агентов «М» невзлюбили, – никто не знал. Вернее, объяснить мог каждый, а вот знать – тут было сложнее.

Вообще люди в деловых костюмах, подходящие посреди улицы с предложениями, стали всем привычны, и народ даже разобрался, что из этих предложений действительно имеет смысл. Брать у распространителя французские духи – значит поддерживать польские нелегальные цеха, где разливают по флаконам разведенные экстракты, прибывшие чуть ли не из Бразилии. Брать кухонную технику – потом ее ни одна мастерская не починит. А вот детские игрушки были качественные. Всякая пищебумажность – ручки, блокноты, органайзеры, – тоже. Как ни странно, прижилась уличная страховка здоровья – на неделю, на месяц. Тут за прилипчивыми девушками в зеленых костюмчиках стоял сильный фармацевтический синдикат.

Первых агентов «М» приняли за шарлатанов. Подходит очень воспитанный человек и предлагает пятьсот зеленых за участие в эксперименте ученых-психологов, что тут еще можно подумать? От агентов шарахались. Но вскоре пошли слухи – да, это действительно вроде эксперимента, с согласившимся в приятной обстановке беседуют о всякой ерунде, после чего он просыпается с сильнейшей головной болью и деньгами в кармане. Головная боль держится несколько дольше, чем деньги, но недели через полторы и она проходит.

Некоторые женщины утверждали, что после сеанса обнаружили в себе беременность. Пресса, бумажная и электронная, страшно обрадовалась. Но это оказалось враньем.

На телеэкранах появилось несколько никому не известных пожилых мужчин, которых бегущая строка отрекламировала как профессоров и докторов наук. Эти господа объяснили, что у клиента в обмен на деньги забирается часть его детских воспоминаний. Воспоминания эти ему решительно никогда в жизни не пригодятся, а для ученых представляют немалый интерес. И дальше звучали всякие медицинские слова, которых ни один зритель не понял.

По простоте своей публика соотнесла это изъятие воспоминаний с недавним скандалом – группа врачей продавала органы еще не скончавшихся пациентов. Несколько агентов «М» были избиты.

Тут вмешались власти – и не только городские и областные, а даже руководство общин. Оказалось, есть такая программа государственной важности, которой без детских воспоминаний – ну никак!

Тогда агентов оставили в покое, просто стали обходить их стороной. И останавливались в ответ на их призывы только те, у кого прореха в кошельке была совсем уж чудовищной.

Вот как у Руслана.

Он шел по улице, пытаясь понять: да где же тот миг, в который было принято решение? До того, как Ильдарчик пересказал впечатления донора, или после?

Если бы Руслан был уверен, что Ильдару можно доверять! Черноволосый и сладкоглазый ровесник был достойным членом общины – имел двух постоянных жен и ни одной временной, животик уже отрастил, двумя сыновьями мог похвастаться и доченькой. Младшая жена ходила беременная, ждала первенца. В какую-то минуту Ильдар вроде расслабился и решил, что достиг в жизни всего самого лучшего, так что карабкаться вверх – значит вредить здоровью и ровному настроению. Община дала ему рабочее место – не слишком денежное, но стабильное и без проблем. Фактически он был в доле – часть машин принадлежала ему. Но жены, дети и компьютеры вовсе не означали, что бывший одноклассник дал совет по-приятельски, без каких-то закулисных соображений. Все-таки его тесть – в совете общины…

Может быть, община просто хочет избавиться от Руслана?

Сам-то он не встречал ни одного донора, чтобы узнать подробности из первых рук. Может, потому, что люди скрывали свои контакты с агентами «М», может, по иным причинам.

А Ильдарчик вдруг взял да и разговорился с донором!

– Простите, – услышал Руслан. – Вы в затруднительном положении? Я бы мог вам помочь!

Он поднял глаза и увидел серьезное лицо лысоватого мужчины. Взгляд на лацкан – да, вот она сияет, золотая буква «М».

– Помогайте, – обреченно сказал Руслан.

* * *

Он не знал, что вспоминать детство – так легко.

Просто нужно сидеть и говорить, говорить, говорить…

Когда он вот так, почти лежа в удивительно удобном кресле, рассказывал о себе?

Похоже – никогда.

– По-моему, это была жестяная бабочка, на колесах и с палкой, чтобы катить ее перед собой, – говорил Руслан. – Я потом однажды видел такую, но та была пластмассовой, мы шли с Дилярой по парку, у нас кончилось совещание, вообще это был мозговой штурм, а в парке есть кафешка с горячими пирожками, нам еще нужно было возвращаться, вечером снимали два сюжета, а я обычно сижу, вдруг понадобится переписать диалог…

Тот, кто слушал всю эту ахинею, не возражал, не перебивал, Руслан только отмечал – что-то щелкнуло, что-то пискнуло. Сотрудник «М» работал с техникой.

Голове в мягком шлеме было удобно и даже приятно. Браслеты на руках совершенно не ощущались.

– Потом Диляре подарили такую бабочку, и она долго стояла на столе, потом ее отдали какому-то ребенку, кто-то привел на студию ребенка, девочку… Погодите, мне же нужно про детство… Еще я помню, как мы ловили на мелководье каких-то рыбешек, а рыбешки зарывались в песок и исчезали прямо на глазах. Это были такие полосы воды, вроде длинных луж, берег, потом вода, страшной глубины – сантиметров, наверно, десять, потом опять суша, и тогда уже начиналось море. В море нас одних не пускали, а в луже сидеть позволяли… мы еще рыли узкие колодцы и доставали оттуда синий песок… У него был запах… Такой, ну… вроде запаха гниения, но в нем была еще и свежесть…

Руслан замолчал.

– Вы больше ничего не хотели бы вспомнить? – спросил сотрудник «М».

– Если надо, я могу.

– Я бы вам советовал отдохнуть. Знаете, про нас рассказывают всякие ужасы – будто после нашего сеанса люди на всю жизнь получают головную боль. А таких случаев всего-то было четыре или пять, пока мы не научились контролировать состояние сосудов. Есть люди, которые могут лежать в шлеме хоть неделю, а есть – которые выдерживают не больше десяти минут.

– Сколько я продержался?

– Пока – полчаса. Для первого раза достаточно. Вы сейчас пойдете в холл, там вам уже приготовили легкий ужин. Поболтаете с девочками, отдохнете, потом еще сюда на полчасика.

– Я все хотел спросить – почему можно сдавать вам все эти воспоминания только один раз?

– Ну, это совсем просто! – сотрудник «М», полноватый мужчина, отстегивавший шлем, даже тихо засмеялся. – Представьте себе радость исследователя, который получает два одинаковых материала, только под разными кодами! А ведь за них деньги плачены.

– А почему воспоминания изымают? Разве нельзя скопировать?

– Хороший вопрос… Вы хоть представляете себе, что у вас в голове хранится? Это – как если бы вы пришли в зоопарк посмотреть на медвежаток и оленяток, а угодили в парк юрского периода.

– Это уж точно, – буркнул Руслан и сел.

– Есть воспоминания, которые как бы закуклились и спят. Наши сеансы их будят, и они потом из пассивного состояния любую минуту могут перейти в активное, – совсем по-простому объяснял сотрудник, одновременно работая компьютерной мышкой. – Вы очень хотите знать подробности интимных отношений своих родителей? Для нормального человека это – табу, но для человека с разбуженной памятью… ну, вы меня поняли…

– И вы их изымаете без разрешения?

– Да, – перестав посмеиваться, ответил сотрудник «М». – Потому что несем ответственность за психическое здоровье своих доноров. Мы могли бы держать это в тайне, но мы этого не скрываем. И, в конце концов, мы платим деньги. Представьте, что к вам пришел человек и сказал: я покупаю весь ваш парк юрского периода, все равно же вы им не пользуетесь и даже не подозреваете, что в нем делается.

– То есть, моего парка у меня больше нет? – уточнил Руслан.

– Сейчас скажу более точно…

Сотрудник «М» сел к монитору и погнал по экрану параллельные ряды цветных полос. Руслан через его плечо следил за мельтешением, но понять ничего не мог.

– Пока – два фрагмента. Один – вы, похоже, стали в очень раннем детстве свидетелем преступления. Другой – вам было года два с половиной, что ли, вас за что-то наказали…

– И я что – все это вспомнил? – Руслан твердо знал, что ни о каких преступлениях с наказаниями он лежа не говорил. – Как вы это определяете?

– Да вот же контрольные спектрограммы. Очень может быть, что специалист по чтению ауры определил бы это без всякой техники, просто грамотно задавая вопросы. Вот, и вот, и обратите внимание на это чередование тонов… А если бы мы разбудили какое-то очень сильное эротическое воспоминание, вот в этой части графика была бы пульсация оранжевой и алой полосок. Не поверите – это бывает, когда докапываемся до первых месяцев жизни.

В комнату вошла молодая женщина. Сотрудник тут же встал.

– Не делай слишком большого перерыва, сегодня у нас еще два донора.

– Хорошо. А вот, погодите, сейчас найду… – он вызвал из машинной памяти картинку, где на черном фоне едва виднелись серебристо-серые нити, почти прямые. – Нарочно оставил. Это женщина в возрасте двух лет пережила клиническую смерть. Воспоминание сидит в таких глубинах подсознания, что сама она туда не заберется. Но если оно будет активизировано – последствия непредсказуемы, вплоть до сильнейшего припадка удушья… Скажите, мы имели право оставлять ей это воспоминание?

– Думаю, что нет, – совершенно не подумав, быстро ответил Руслан.