Рог Роланда

Невольно стал прислушиваться и Гийом. Но обычный шум военного лагеря не внушал ни малейшей тревоги.

– Это Олифант, – сказал Тьедри. – Клянусь святым Элуа – это Олифант!

Гийом на всякий случай отступил на шаг.

– Господь и Пресвятая Дева с вами, молодой хозяин. Олифант разбит, и обломки лежат в государевом шатре, – осторожно напомнил Гийом, обратившись к Тьедри так, как привык издавна.

– Я сам прекрасно знаю, что он разбит! Но ты прислушайся! Разве ты его не слышишь?

– Нет, молодой хозяин!

– Странно это… – молвил Тьедри.

– Да и с чего бы ему звучать? – видя, что сюзерен в неловком положении, продолжал Гийом. – Ведь мы сделали все, что могли. Мы прискакали в Ронсеваль, мы догнали горцев, мы их крепко покололотили – разве не так? Кто мог думать, что горцы обрушатся сверху на арьергард? Такие же христиане, как и мы?!. Мы нашли тела графа Роланда, Оливьера, прочих пэров, архиепископа… Мы везем их с собой – вон палатки бретонцев, они везут графа Роланда… Скоро мы вернемся домой и с честью похороним их… и их души на небесах прекрасно это знают!

– Но почему же я слышу Олифант? – оценив доводы Гийома, спросил Тьедри. – Может быть, граф Роланд хочет мне о чем-то сказать?

Гийом размашисто перекрестил молодого хозяина.

– Ложитесь-ка вы лучше спать, а я буду водить буланого, пока ему не полегчает… – тут Гийому на ум пришла разумная мысль. – Должно быть, это какой-то другой рог. Кто-то весь день охотился в лесу и теперь созывает слуг, чтобы все собрались у костра.

– Ты тоже слышишь?

– Нет, молодой хозяин! Но…

– Это Олифант, его ни с чем не спутаешь… – безнадежно произнес Тьедри. – Или я впадаю в безумие, или граф Роланд зовет меня. А третьего не дано.

– А для чего бы вы ему понадобились? Даже если он домогается гибели предателя – при чем тут вы, молодой хозяин? Мы вернемся домой, король соберет всю знать, принародно обвинит графа Гвенелона, а собрание равных решит, как с ним быть. Вы же, молодой хозяин, всего один барон в собрании равных. Коли на то пошло, граф Роланд, упокой Господи его душу, должен был бы обратиться к своему дядюшке, чтобы наш король настойчивее добивался кары для предателя. Но как решат графы и бароны – так и будет.

Тьедри, слушая Гийома краем уха, стоял в тревожном напряжении – пытался понять, точно ли ему еще слышится далекий и протяжный звук Роландова рога, или это случайные проказы эха. Но последние слова оруженосца снова разбудили голос…

– Есть еще и Божий суд, – коротко ответил Тьедри.

Спорить с ним Гийом не рискнул.

* * *

Кабинки стояли у стены впритык, их было три, в каждую вела двойная дверь, обеспечивавшая почти абсолютную тишину внутри. Было в каждой по широкому столу и по удобному стулу с подлокотниками, оставался еще пятачок на полу, чтобы поставить сумку или портфель. На столе разместились маленький пульт, динамик, лампа и микрофон на длинной гибкой ноге.

– Вот твоя кабинка, – немолодая женщина, явно ветеран «службы доверия», подвела Алиску к двери.

Она была в старом костюме того унылого делового стиля, который способны терпеть только окончательно махнувшие рукой на свою женскую сущность особы. Но, если вдуматься, какой смысл наряжаться на ночное дежурство? Для того, чтобы просидеть несколько часов в кабинке, как раз и нужен давным-давно растянувшийся по форме живота и бедер трикотаж. Сообразив это, Алиска пожалела, что принарядилась и заявилась в новых, малость узковатых художественных джинсах с лиловыми разводами.

– Мы берем с собой термосы с кофе, – продолжала женщина, пока Алиска ставила впритык к стене свою сумку. – Буфет работает до девяти, так что булки и бутерброды лучше приносить с собой. Ты у нас кто – психолог?

– Четвертый курс, – подтвердила Алиска.

– Очница?

– Ага. У вас тут Наташа Бычкова работала, так мы вместе учимся.

– А что, Сутин еще на кафедре заправляет? – спросила женщина.

– Куда он денется! – зло отвечала Алиска. И тут же между ними установилось понимание.

– И ведь никакая хвороба его не берет! – женщина была раздосадована новостью, хотя какая уж там новость – Сутин, вцепившись в кафедру единожды, мог отказаться от нее только ради более высокого поста, но подобраться к людям, занимавшим лакомые для него посты, не мог – они были не глупее его.

Алиска выложила на стол несколько книг и пакет с чипсами.

– Это ты напрасно, будет в горле першить. А скажи, когда ты поступала, Шемет еще был?

– Был, конечно! Он в середине года ушел… а аспиранты остались! – с неожиданной злобой выпалила Алиска.

– А что ж им свою карьеру губить? – спросила женщина. – Лучше всего ставить стакан минералки. Я тебе принесу. Ты хоть была на его лекциях?

– Нет.

Женщина поглядела на Алиску с недоумением – странно ей было, что студентка расстраивается из-за профессора, которого даже не слышала. И Алиска уловила это недоумение. Но объяснять, что именно связывало ее со старым Шеметом, девушка не пожелала. «Не время», – сказала она себе.

– Если будут проблемы – вот кнопочка. Я подключусь, вдвоем справимся.

– Хорошо.

– Ну, ни пуха!

Алиска послала женщину к черту и осталась в кабинке одна. Тут же вытащила она из сумки лохматую стопку распечаток и принялась править, черкать, одним фломастером рисуя длинные стрелки, другим – цифры в кружочках.

Тихо запел зуммер. Алиска щелкнула тумблером, и кабинку заполнил нечеловеческого тембра голос.

– Это служба доверия? Алло! Это служба доверия?!.

Алиска приглушила звук, и голос сделался почти нормальным.

– Служба доверия слушает. Меня зовут Алиса. Я слушаю вас.

– Алиса? Сколько вам лет, Алиса? – голос был женский, в нем прозвучало недоверие.

– Мне тридцать два года, но разве это важно? Если я здесь работаю, значит, я умею помогать людям. Вы расскажите, что у вас случилось, а потом мы вместе подумаем, как быть.

Алиска заранее была готова к тому, что насчет возраста придется врать. Она лихо пристегнула себе лишних десять лет, ну, почти десять – двадцать три ей должно было исполниться только в декабре.

– Что случилось? Мне жить не хочется…

– Только круглому дураку никогда не приходят в голову печальные мысли, – сказала Алиска. – Если у человека есть душа, то он знает, что такое – тяжесть на душе.

– За что? – спросила незнакомка. – Что я ему сделала? Когда он без работы остался – я ему дурного слова не сказала! Когда Лешка болел… когда машину угнали… За что?

Это была древняя как мир история – мужик вообразил себя молодым. Жена, с которой двадцать лет прожито, сделалась не нужна. А потянуло на девчонку с модными ярко-красными волосами.