Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Удалось, о госпожа.

Абриза помолчала, опустив глаза, вдруг усмехнулась и шагнула навстречу Джейран, протягивая к ней руки.

– О сестрица! – воскликнула она. – Как я рада, что мы вместе войдем в харим аль-Асвада! Как только мы въедем в Хиру и войско расправится с врагами, непременно будет пышная свадьба! Он станет нашим мужем, о сестрица!..

Джейран, вовсе не ожидавшая такого поворота дел, отступила и посмотрела на Хашима в поисках поддержки.

– Ади аль-Асвад займет отцовский престол и станет нашим мужем! – следуя за девушкой с распростертыми объятиями, продолжала Абриза. – И будет ночь тебе и ночь мне!

Она достаточно усвоила нравы дочерей арабов, чтобы вовремя припомнить и употребить приветствие-уговор, принятое между женами одного мужчины.

– Ты же христианка, о госпожа! – напомнила Джейран. – По вашей вере мужчине не положено иметь двух жен.

– Но ведь аль-Асвад – не христианин, и пророк дозволяет ему иметь столько жен, сколько он может прокормить, – возразила Абриза, обнаружив, что интерес к этому делу в ней зародился давно и что она успела заготовить все необходимые доводы. – Вот если бы я взяла себе двух мужей – это было бы преступлением. А так ни один из нас не нарушит закона своей веры, о сестрица! Он берет столько жен, сколько ему позволено, а я беру столько мужей, сколько позволено мне!

Хашим, от которого растерявшаяся Джейран ждала вмешательства, только переводил взгляд с одной невесты аль-Асвада на другую. И на его подвижном лице читалось явное недовольство обстоятельствами.

Тем временем Хабрур и прочие осужденные вместе с мальчиками и псами сошли с верблюдов. И, к великому удивлению соратников аль-Асвада, мальчики принялись, отцепляя от верблюдов лисьи хвосты и колокольчики, украшать себя ими. Очевидно, они еще не поняли, что эта роскошь, которой снабдили осужденных, носила шутовской и издевательский характер.

Сорвав с себя колпак, украшенный пестрыми лоскутами, и обмотав голову вместо тюрбана куском огненно-желтой ткани, покрывавшей бока его верблюда, Хабрур ибн Оман разгладил свою прекрасную бороду и, соблюдая достоинство, подошел к Абризе.

– Простор, привет и уют тебе, о госпожа! – сказал он, слегка поклонившись.

Абриза повернулась к нему – и глаза ее округлились, а рука потянулась ко рту, желая зажать срывающийся с губ смех.

Хабрур красил бороду, но не голову, хотя и у него были длинные волосы, как положено воину. Сейчас они, совершенно седые, свешивались уже не крутыми локонами, а лохматыми прядями по обе стороны лица из-под желтого подобия тюрбана. При всем при этом на нем был халат из самой дорогой парчи, ибо неприлично было везти на казнь наставника царевича Ади в чем-то кроме золотой парчи.

Пока Абриза боролась со смехом, Хабрур ибн Оман повернулся к Джейран и низко поклонился ей со всем возможным достоинством.

– Мы раскаиваемся в том, что подозревали тебя, о девушка, – сказал он, округлым движением отведя руку в сторону и указав на спасенных соратников. – И мы благодарим Аллаха, что ты не затаила вражды к нам! И мы рады, что аль-Асвад сдержит свое слово и возьмет тебя в свой харим, ибо подобных тебе цари приберегают на случай бедствий!

Пока он говорил, все его товарищи подошли и окружили Джейран, за исключением Ахмеда, которого сняли с верблюда и уложили на песок, потому что от жары, скачки и потери крови он поминутно терял сознание.

Джейран смутилась и опустила голову, ища рукой изар, который, как она помнила, свешивался с плеча. Но она не нашла изара и закрыла лицо обеими руками.

– Если вы правоверные, то отвернитесь и не заставляйте ее стыдиться и краснеть! – вмешался Хашим. – Разве прилично смотреть в лицо невесте вашего повелителя?

– Мы уже видели ее без изара, о шейх! – ответил кто-то, чьего имени Джейран не знала.

Мальчикам показалось, что их звезде грозят бедствия от столпившихся вокруг нее людей. Немедленно в грудь и горло Хабруру уперлись три зубца вынырнувшей из-за плеча Джейран длинной остроги.

– Отойдите от нее, о гнуснейшие из тех, кто вбивал колья палаток! – раздался решительный и звонкий голос. Джейран узнала пылкого Вави, а вот острога принадлежала Бакуру, она запомнила эту самую длинную и самую тяжелую острогу, украшенную у основания зубцов золотым шнурком и алой лентой из райской добычи.

Хабрур отступил и негромко рассмеялся.

– Твои люди не знают, что такое страх, о госпожа, – сказал он, – и я бы упрекнул тебя за то, что ты не учишь их осторожности, если бы не то, что лишь их безумной отваге мы обязаны жизнью, клянусь Аллахом! Вашей госпоже ничего не угрожает, о молодцы! И каждый из нас, спасенных ею, сделает ей дорогие подарки, а она разделит между вами столько денег, сколько сочтет нужным.

– Добыча! Добыча! – завопили мальчики со смехом. – Она опять привела нас к добыче!

И Джейран услышала опасное чмоканье – кто-то за спиной у нее поцеловал себе руку.

По тому, как тревожно переглянулся Хабрур ибн Оман с человеком, стоявшим по правую руку от него, Джейран поняла, что он заметил этот поцелуй в левую ладонь. А по его нахмуренным бровям нетрудно было догадаться, что он знает, какие люди совершают подобные поцелуи.

Но Хабрур промолчал.

Абриза, глядя на все это, пыталась понять, в чем подозревал Хабрур Джейран, но не это ее беспокоило. Она видела, какими глазами аль-Асвад глядел на Джейран, а какими – на нее, Абризу. И, сопоставив обстоятельства, она обнаружила, что не только она пострадала из-за аль-Асвада, но и он чуть не лишился жизни ради спасения ее чести. Джейран же спасла и аль-Асвада, и его людей, и приняла какое-то участие в спасении самой Абризы, а самый страшный грех, каким Ади никогда не согласится себя запятнать, – это неблагодарность.

И аль-Асвад сам объявил о том, что берет в жены ту, кого он искренне считал уродиной с серо-голубыми глазами и коротким вздернутым носом, а что касается супружества царского сына с Абризой – так его провозгласило войско Джудара ибн Маджида, пока неслось по пустыне, возглавляемое аль-Мунзиром, Джеваном-курдом и Джударом, и восторгалось ее красотой, отвагой и стихами.

Абриза знала, что ей удастся оттеснить Джейран, но не хотела, чтобы это выглядело слишком явно. И раз аль-Асвад попросил ее позаботиться о девушке, она должна была сделать это так, чтобы все войско видело ее заботу!

Поэтому, когда Хабрур увидел целующего левую ладонь Даубу, Абриза уже сделала шаг вперед.

– Не смущайся, о Джейран! – звонко сказала она. – Все, что ты совершила с открытым лицом, ты совершила для спасения нашего будущего мужа! И все эти люди сделают тебе богатые подарки, и пусть я буду первой среди них!

Абриза нашарила под кольчугой единственную драгоценность, которая была при ней, – ожерелье с темными камнями, и вынула его, и подняла над головой, показывая всем, а потом надела на шею девушке.

Это было единственное, что подарила ей женщина, что назвала ее дочерью, спасшая ее из позорного плена и пропавшая неведомо куда. Но, как та сражалась за счастье своего ребенка стремительными куттарами, так сама Абриза сражалась сейчас за свое счастье при помощи ее подарка. И она, уже надев на Джейран ожерелье и выслушав по этому поводу похвалы, подумала, что мать непременно должна желать ей удачного замужества, и она только обрадуется, узнав, что ожерелье послужило делу этого замужества.

Вдруг Хабрур приложил ладонь к уху, и все примолкли.

Сообразив, в чем дело, Джарайзи вскарабкался на плечи к рослому Бакуру и крикнул, что видит всадников, несущихся во весь опор. И тут же раздался лай собак.

Когда же эти всадники подскакали совсем близко, оказалось, что они ведут в поводу оседланных лошадей.

– В Хиру! – крикнул опередивший прочих статный воин. – Таково приказание аль-Асвада! По коням – и, во имя Аллаха, в Хиру! Каждый человек сейчас дорог!

– Вы вошли в город? – спросил Хабрур, немедленно кладя руку на холку и повод ближайшего к нему коня.

– Мы вошли в рабат, и горожане приветствуют нас, а люди Джубейра ибн Умейра отступили в медину, но мы захватили их арбалеты, и мы уже простреливаем тяжелыми стрелами улицы медины, так что скоро путь к дворцу будет открыт! Но чтобы старого царя и царевича Мервана не вывезли из Хиры, мы должны немедленно встать у городских ворот! – отвечал всадник, а когда он окончил свою речь, все спасенные уже сидели на конях и разбирали поводья.

– Мы безоружны, о друг Аллаха! – сказал Хабрур.

– Мы взяли для вас луки со стрелами и ханджары на поле боя, о Хабрур! – тут всадник показал рукой себе за спину, туда, где была разгромлена погоня, и проговорил нараспев: – Это был славный бой, который делает седым младенца и плавит своим ужасом каменную скалу!

– Так давай их сюда, во имя Аллаха!

Пока разбирали привезенное оружие, Хабрур обратился к Хашиму:

– Твои люди неплохо потрудились, о шейх! Пусть они сядут на верблюдов и сопровождают женщин в Хиру. Там вам всякий скажет, где царский дворец. Езжайте не торопясь. Но если вы увидите по дороге что-то подозрительное…

– Караван, который собран впопыхах и удаляется от Хиры, о почтеннейший? – уточнил Хашим.

– Посылайте гонца к аль-Асваду, а сами преследуйте его, и если получится – то скрытно! – велел Хабрур и подбоднул коня стременами.

Джейран стояла, опустив руки.

У нее было такое ощущение, будто она никому здесь больше не нужна.