Кровавый жемчуг

Парень помотал головой.

– А та харя глядела на поляну, и на поляне мы нашли мертвое тело.

– И это все?

– Все, поди…

– Мало, – твердо сказал подьячий.

– А ты спрашивай! – потребовал Тимофей. – Откуда мы знаем, что тебе полагается выяснить! Ты по-умному спроси – мы, как на духу, и ответим.

Тут дверь распахнулась. Вошел подьячий Земского приказа Гаврила Деревнин, а за ним земский ярыжка Стенька Аксентьев тащил на горбу лубяной, бедно расписанный короб, из тех, что приказные покупали за казенные деньги для хранения столбцов.

– Вот, Илья Матвеевич, сколько взяли, столько и возвращаем, – сказал Деревнин. – Все столбцы с нашими сверены. Из тех налетчиков, которые у тебя в розыске числятся, четверо наших, по нашим столбцам проходят. Надобно полагать, они-то на Москве краденое и сбывают. Кто прав-то оказался?

– Я, что ли, не говорил, что давно пора столбцы сличить? – огрызнулся Евтихеев. – Вот так-то и бывает, когда два приказа одними и теми же ворами занимаются! И кто ж таковы?

Деревнин протянул исписанный лист.

– Нарочно для тебя в обеденное время трудился. Поставь короб, Степа! Да бережнее!

Стенька опустился на корточки и дал коробу сползти прямо к стенке. После чего встал, очень недовольный. Как искать всякие разбойные имена по трехсаженным столбцам, так «мы», а как содеянным похваляться, так «я»!

– Вон оно что… – протянул Евтихеев и сунул лист под свиток столбцов. – Ну, благодарствую! Степа, ты короб-то левее передвинь, мы туда еще один поставим.

Стенька принялся пихать короб.

– Стало быть, харя глядела на поляну? И вы пошли, куда она глядела, и там было тело? На поляне? – вроде бы благодушно повторил сказанное подьячий и вдруг взвился: – Стало быть, с неба оно туда упало! Никаких следов, трава не примята, ни тебе копыт, ни тележной колеи, а тело с облака рухнуло!

– Вот то-то и оно, – согласился Тимофей. – Мы и сами удивились. Этот Терентий сам, своей волей на поляну пришел. А уж кому это понадобилось и за что его закололи – мы знать не можем.

Тут Озорной приосанился и заговорил отчетливо, все возвышая и возвышая голос:

– Мы – людишки государевы, государеву службу исполняем, для скорости дорогу спрямили! И для чего лесным налетчикам людей на поляны заманивать и ножом в спину убивать, нам неведомо! А ведомы такие дела Разбойному приказу! И потому мы, верные слуги государевы, сюда пришли! А коли бы на Москве беда стряслась – вон к нему бы пришли!

Последние слова конюх, указав на Деревнина, чуть ли не выпел мощным дьяконским басом.

– Нишкни, окстись! – разом замахали на него Евтихеев и Деревнин. – От твоей глотки окна вылетят!

Тимофей с неохотой умолк.

– И что мне с такой сказкой делать? – спросил Евтихеев Деревнина. – Явились, праведники! Ничего не видели, ничего не слышали, только тело подобрали! Может, мне теперь ту харю спрашивать, у нее сказку отбирать?

– Какую харю, батюшка Илья Матвеевич? – удивился Деревнин.

– Они, лесом едучи, деревянную медвежью харю на дереве нашли. Поехали, куда она глядела, и тут им мертвое тело явилось. Купца Терентия Горбова тело! Где харя – сами не ведают, меж Хотьковым и Пушкиным. А мне – разгребай!

– Да уж… – посочувствовал Деревнин, понимая, что вести розыск по делу об убийстве, имея такие скудные сведения, невозможно.

Стенька же, честно пихавший свой короб, замер, вспоминая.

Медвежья харя, медвежья харя… Да куда ж она там, в голове, завалилась?…

– Пойдем, Степа, – велел Деревнин. – У меня для тебя еще дельце есть.

И так вышло, что лишь у самой двери встретились взглядами Стенька и Данилка.

Стенька признал парня, из-за которого в присутствии важных чинов опозорился. Ну, не так чтобы он один, но хитрый Деревнин сумел все на него свести. Парень уже смотрел не таким странноватым оборванцем, и это было Стеньке обидно – ишь ведь, сопляк, а в люди выбился!

А Данилка узнал непонятно с чего обезумевшего земского ярыжку. Хотя тот был не в служебном кафтане, зеленом с буквами «земля» и «юс», а в одной холщовой рубахе.

Они не поздоровались, даже друг другу не кивнули – с чего бы вдруг? Век бы оба друг дружку не встречали!

Спускаясь с крыльца, Стенька все вспомнил.

– Гаврила Михайлович! Дельце есть!

– Какое? – повернулся к нему Деревнин.

– Там про деревянную медвежью харю толковали, что к дереву привязана.

– Ну?

– Так сосед у нас есть, Савватеем Морковым кличут, он по весне резал такую харю для потехи, и у него ее украли!

– Украли? Кому же это она понадобилась?

– А тому, поди-ка, кто ее потом к дереву привязал!

Подьячий хмыкнул.

– Полагаешь, лесные налетчики у деда харю унесли и для своих дел использовали? Может, ты еще понимаешь, для чего им ту харю к дереву привязывать?

– Знак. Примета, – наугад брякнул земский ярыжка.

– Примета?…

Тут лишь Деревнин остановился и повернулся к Стеньке.

– Ты, чай, ту харю искать пробовал?

– Да зачем? Баловство одно.

– А попробуй! Ты вон в последние дни вместе со мной вертишься, как белка в колесе…

И это было правдой. Когда дьяки Земского приказа додумались, что неплохо бы сверить свидетельские сказки и судные списки обоих приказов, Земского и Разбойного, как раз Стенькина новоявленная грамотность и пригодилась!

Смысл этого был такой: Земский приказ ведал всеми преступлениями в самой Москве, а Разбойный – за ее пределами. Но где сказано, что лихой человек, живя, к примеру, в Ростокине, будет проказить исключительно на Москве или исключительно вне Москвы? Он, подлец, всюду поспеет! И очень может быть, что по делу Земского приказа проходит и уже малой кровью отделался человек, которого отчаянно ищет Разбойный приказ. Или же наоборот.