Подари мне пламя. Белая ворона

Поцеловал настойчивее, скользнул языком по самой кромке губ, пока место выскользнувшего из влажной плоти пальца занимал самый кончик дилдо. Пока еще снаружи, только упираясь в лепестки входа.

– Согни колени. Да, вот так…

Очень медленный толчок заставил Маред тихонько всхлипнуть, но сопротивляться девчонка не стала. Покорно согнула и развела колени, попытавшись отвернуться, но этого Алекс ей не позволил. Мягко повернул лицом к себе, поцеловал и влажные ресницы, и губы – каждый уголок по отдельности, а потом все вместе и по-настоящему, а потом снова – скулы, глаза, губы… Дилдо вошло глубже, и Алекс отпустил его рукоятку, давая Маред время привыкнуть к ощущению и перестать пугаться.

Поняв, что боли нет, девчонка слегка расслабилась, вдохнула побольше воздуха… Алекс погладил ее бедра изнутри, обвел пальцем скользкую плотную жемчужину, бесстыдно выдающую возбуждение, а потом нажал кнопку на рукоятке дилдо – Маред ахнула и дернулась под его руками.

– Больно? – промурлыкал Алекс, прекрасно понимая, что никакой боли там быть не может, как раз напротив.

Вместо ответа девчонка снова всхлипнула, невольно выгибаясь всем телом. Алекс молча улыбнулся, любуясь, как мгновенно загорелись ее щеки. Астерон – прекрасный источник энергии для ламп, кухонных плит, мобилеров и даже сложной умной техники. А это устройство совсем простенькое: полое внутри каучуковое дилдо, кристалл и несколько соединенных пластин, вибрирующих и передающих эту дрожь через упругий материал наружу…

Наклонившись, он сказал в приоткрывшиеся навстречу губы:

– Ах, Маред, вы сейчас так прекрасны… Открой глаза, девочка, посмотри на меня.

Подчинившись, она открыла затуманенные, едва ли что-то видящие глаза, попыталась глянуть ему в лицо, но тут же снова зажмурилась, окончательно заливаясь краской.

– Понимаешь теперь? – опять промурлыкал Алекс, медленно гладя ее всю ладонями: плечи, бока, грудь, бедра сверху и внутри, между откровенно раздвинутых ног. – Понимаешь, как я тебя хочу? Мое собственное маленькое чудо… Девочка моя ненаглядная, красивая, горячая, самая желанная…

Взявшись за рукоятку дилдо, он потянул его, а потом снова толкнул – и услышал стон-всхлип. Свободной рукой погладил горячую щеку девушки, медленно убрал ладонь – и Маред невольно потянулась за ней, пытаясь продлить ласку. Открыла глаза, пьяные, совершенно шальные, посмотрела беспомощно…

– Все хорошо, – ласково шепнул Алекс, гладя пальцами ее губы. – Все правильно, девочка. Именно так, как и должно быть. Хочешь еще?

Не дожидаясь ответа, опять двинул дилдо вниз-вверх, и еще раз… Девчонка скулила, вжимаясь спиной в постель, приподнимая бедра навстречу, мотая головой и пряча взгляд. Но стоило Алексу надавить еще немного, сжала его руку коленями, не сопротивляясь, а напротив – сильнее подаваясь вперед.

– Умница, – мягко сказал Алекс, уже и сам изнемогая от возбуждения. – Вот так, да…

Встав, улыбнулся невольно метнувшемуся за ним взгляду и медленно, напоказ расстегнул рубашку. Маред смотрела с кровати, тяжело дыша, уже не пытаясь зажмуриться, и стыд в ее глазах мешался с чем-то определенно новым. Все так же медленно Алекс скинул рубашку, расстегнул и спустил брюки, оставшись в облегающем коротком белье, взялся за него… Девчонка наконец вспомнила, что ей положено стесняться, и отвернула пылающее малиновым румянцем лицо. Глупышка… Милая, страстная, и в самом деле невыносимо желанная.

– Тье Уинни, – окликнул ее Алекс с усмешкой. – Я не так часто устраиваю подобные представления, советую не упускать случая. И позвольте узнать, чего именно вы у меня еще не видели?

Подействовало. Маред прикусила и без того распухшую и яркую от возбуждения губу, глянула возмущенно и вызывающе. Алекс, нежась под этим жарким, как летнее солнце, взглядом, стянул белье окончательно, опустился на постель рядом с Маред и снова обнял ее. Улыбнулся, целуя раскрывшиеся навстречу губы, легонько скользнув между них языком. С трудом оторвавшись от влажной горячей глубины, сказал хрипло:

– Я ведь обещал, что тебе понравится, помнишь? Слушай себя, девочка. Не мораль, которой тебя учили, не трусливый разум, а свое тело, которое молчало все эти годы. Позволь ему говорить с тобой…

Свободной рукой он двинул дилдо между бедер Маред, чувствуя, как она трется о его руку коленями, и посмотрел в бездонную арктическую глубину глаз, где – наконец-то! – таял лед.

– Хочешь меня? Или еще поиграем?

– Хочу… – выдохнула Маред, не отводя отчаянного взгляда.

Напряглась, выгибаясь, облизала губы и беспомощно попросила, явно не осознавая, как это действует на Алекса:

– Развяжите… пожалуйста… Ну хоть сегодня не надо… Я… хочу сама…

От этого тоже охрипшего голоса, капелек пота на виске и влажных ресниц над тающими айсбергами у Алекса перехватило дыхание. Протянув руку, он нащупал застежку наручников на столбиках кровати, с трудом попадая пальцами, расстегнул. Уже потом запоздало понял, что проще и правильнее было бы начать с запястий. Это у него темнеет в глазах от одного вида кожаных лент на смуглом золоте кожи, а девочка хочет свободы.

Потратив еще одну бесценную, невыносимо долгую минуту, он снял наручники окончательно. Взял запястья Маред и сказал, еле шевеля губами от сдерживаемого напряжения:

– Видишь? Все как ты просишь…

Осторожно растер и погладил тонкие руки, на которых остались едва заметные следы, и, поднеся к губам, приласкал языком. Дилдо, выполнившее свою задачу, легко выскользнуло из тела девушки. Отбросив его, Алекс опустился на Маред, накрыв ее телом, и девчонка уткнулась лицом ему в плечо, всхлипнув под гладящими ее плечи ладонями. Обняла сама: неловко, неумело, но старательно.

– Де-е-е-евочка… – выдохнул Алекс, толкаясь в горячее, скользкое, шелковисто-гладкое лоно. – Моя…

Замер, готовый к слезам или истерике, но Маред подалась к нему навстречу, простонав что-то, вцепилась в спину неожиданно сильными пальчиками. Алекс, просунув ладони, приподнял ее, удобнее устраивая на подушках, а потом все мысли исчезли из головы, потому что все, наконец, стало единственно правильным и верным. Маред таяла и билась в его руках, отдаваясь яростно и жадно. Прижималась и снова откидывалась на подушки, томно выстанывая каждый толчок, терлась щекой о его плечо, безмолвно прося и требуя, и Алекс давал ей это и сам брал с мучительной неутолимой жадностью, только краешком сознания следя, чтобы не оставить следы там, где их не спрячет платье.

В последний момент, когда он уже испугался, что не выдержит раньше, Маред хрипло вскрикнула, чувствительно царапнув ему спину, и долго застонала. Алекс, едва слыша ее, толкнулся еще раз, и еще… и, уже не сдерживаясь, излился сам – мучительно сладко, жарко, долго.

Сразу же, едва опомнившись, он перекатился набок и обнял горячее влажное тело Маред, слушая тихие всхлипы, прижал к себе. Глупая девочка, неужели и сейчас все поняла неправильно? Что он там думал? Отпустить ее? Полная чушь. Просто с самого начала повел себя неверно. Девчонка боится боли и унижения, а если вот так, ласково…

– Успокойся, – прошептал он, целуя зажмуренные глаза с трогательно мокрыми ресницами. – Все хорошо…

Маред замотала головой, но не отстранилась, а даже обняла его крепче, уткнувшись лицом в плечо. Ну разумеется… Пришла в себя, осознала глубокую непристойность своего поведения и желаний… Алекс вздохнул. Не переставая гладить ей спину, устроил голову Маред удобнее на своем предплечье, обнял другой рукой.

– Это всего лишь удовольствие, – напомнил терпеливо. – А ты – взрослая свободная женщина. Глупо прятаться от чувственной стороны жизни и бояться собственных желаний… Что плохого в том, что мы делали? Кому это повредило?

– Это… порочно, – еле слышно отозвалась Маред, подтверждая его недавние догадки.

– Нет, девочка. Порок – это насилие над тем, кто не согласен. Порок – это совратить ребенка или споить кого-то, чтобы уложить в постель. Принуждение, использование слабости или беззащитности… Порочно было бы то, что могло случиться у нас при первой встрече. И почти случилось… Но даже в этом случае – запомни – вина никогда не лежит на жертве. А сейчас ты пришла ко мне сама, верно? Можешь стыдиться общественной морали, хоть это и глупо, но не обвиняй меня в насилии, а свое тело – в предательстве. И то, и другое – нечестно. Ты не виновата в удовольствии своего тела, и хватит переживать.

Он почти силой развернул к себе лицо Маред и снова нежно поцеловал, с неудовольствием отметив мокрые от слез щеки. Впрочем, женщинам полезно иногда поплакать. Слезы – шлюз в плотине разума, ограждающей чувства. Если запереть эту плотину накрепко, не позволяя слезам иногда излиться, чувства переполняют сердце и захлестывают разум, приводя к настоящей беде. А Маред Уинни слишком долго жила исключительно велениями разума. Это необходимое умение, чтобы выжить, но отвратительное качество, чтобы просто жить.

И только он успел подумать, что девочку надо отвлечь, раз уж она не умеет пока нежиться и ласкаться после полученного наслаждения, как Маред заговорила, так и не открыв глаза:

– Я… доделала контракт. Вторую версию, с учетом поправок…

– Прекрасно, – с облегчением улыбнулся Алекс. – Возьми его завтра с собой, я посмотрю, пока будешь на занятиях.

Он ткнулся губами в чуть влажные душистые завитки волос на голове девушки, спросил:

– Хочешь спать?

Маред слегка пожала плечами, явно раздумывая, как выгоднее ответить. Потом заворочалась и промолвила очень несчастным голосом:

– Я должна кое-что сказать. Нам сегодня показали конкурсную работу. Тендер для франкской страховой компании. Ну, вы же знаете…

– Разумеется, я знаю, – согласился Алекс, щурясь от удовольствия, что все верно рассчитал и девочка не прошла мимо такой возможности.

– Я унесла из конторы документы на ключ-камне, – еще несчастнее сказала Маред. – Нас предупредили, что нельзя, но на работе совсем нет времени. А послезавтра выходные…

– Какой ужас, – серьезно ответил Алекс, осознав сравнительный масштаб проблемы и прилагающихся к ней переживаний. – Грубейшее нарушение внутренней процедуры персональной ответственности! Вы уже видели эти документы, тье Уинни?

– Н-н-нет…

– Что ж, – зевнул Алекс, – тогда мы с тьеном Даффи постараемся сохранить конфиденциальность, не прибегая к физическому устранению свидетелей. Не убивать же вас…

Сжалившись, он фыркнул: